Этот — как будто лед, в глубине искрится что-то такое, и сразу не разобрать... в снежной метелице белые плачут птицы, взмахами крыльев те птицы зовут буран. Белым по грудь и по маковку заметает, небо мерцает, колышется, как платок. В легком тумане, взлетев, исчезает стая, правит охотница лодочку на восток. Кончилась буря — и будет тюлень ловиться, долгая ночь, далеко уплыла заря. Там, высоко, между звездами, пляшут птицы, с млечными духами спорят и говорят.

Камешек тусклый да простенький — вроде мусор, цельный мешок таких — не дадут гроша. Кейта молчит и головкой качает русой, смотрит внимательно, пристально, не спеша. Так смотрят лучники, видя мишени — сердцем, так смотрят мудрые в книги, что их древней. Видятся Кейте три флага на башне серой, видится Кейте грифон, что парит над ней. Верно, что у короля именины близко, город гирляндами полон, цветами пьян. У короля-то под мантией хвост пушистый, первый министр — агатовая змея. Носит министр очки, говорит — как шепчет, топают лапы — слуга украшает зал. Лисий король с нетерпеньем ждет этот вечер: дочка-принцесса впервые идет на бал. Кроха-лисичка сейчас подбирает платья, к белому меху — опалы и бархат в тон...

Кейту зовет сестренка — пора бежать, и мир рассыпается, словно рассветный сон.

Кейта домой их приносит — пусть заругают, каждому мыслит оправу, чтоб в масть была. Речка блестит драгоценными берегами, плещет волною, приветлива и светла. Мама, конечно, нахмурится, но не очень, ну а отец, тот так просто махнет рукой. Глупая девка, конечно — но все же дочка, видно, что уж уродилась она такой. Вон из обрезочков кожи плетет браслеты, камни свои все шлифует, пыталась шить...

Десять лет, двадцать лет минуло. Где же Кейта?

Кейта известна во всех городах больших.

Пусть — не брильянты, не символ богатой власти, глупость брильянтики те, только блеск и треск. А амулеты от Кейты приносят счастье, хоть и не в золоте ярком, не в серебре. Камушки, кожа, шнурок, да повесь на шею: камушек — сказка иль правда, далекий мир. Кейта умеет — все то, что всего важнее, то, что ценилось и ценится меж людьми. Камушек-зелень (то джунгли? леса? холмы ли?), камушек синий (моря? океан вдали?). В каждой из сказок запрятано то, что было, будет, и есть, — у иных берегов земли. Вот амулет — светло-рыжий, как ясный вечер, вот перламутр-ракушка, попробуй, тронь...

Мелкая речка журчит и бежит беспечно — через десятки и сотни других миров.

Не знаю, сколько я так простояла, вонзив ногти в ладони и ошалело глядя на стену. Рэн сначала деликатно потрогал меня за плечо, потом, отбросив вежливость, хорошенько тряхнул.

– А?! Что? – я уставилась на него.

– Очнись, подруга! Ты знаешь, что это за дрянь?

– Погоди. Погоди немного.

Я на секунду прикрыла глаза. Больше всего на свете мне хотелось взвыть «что вообще происходит?» и вцепиться в кого-нибудь, кто достаточно силен и умен, чтобы справиться с ситуацией. Или сжаться в комочек, забиться куда-то подальше и там жалобно всхлипывать. Все это походило на какой-то дурной сон, в моей Пристани, родном, понятном, уютном городе творилось что-то страшное, что-то, с чем не справиться обычными методами. Но Рэн смотрел на меня, ожидая ответа – я была магом, пусть и третьеклассником, значит, для Рэна являлась авторитетом в любом непонятном вопросе, пусть и магии той — с хагзин нос. Я не могла уронить себя в глазах Рэна, он надеется, что я пойму, знаю, справлюсь...

С силой проведя по лицу ладонями, я открыла глаза. Возле стены уже собралась небольшая толпа – жители трогали темную поверхность, пытались рубить ее, несколько людей, подхватив скамейку, использовали ее как импровизированный таран. Бесполезно.

– Никогда не видела ничего подобного, – голос, кажется, не дрожал, уже неплохо. – Полагаю... полагаю, что это Хаос. Но откуда?

Рэн коротко кивнул.

– Похоже на то.

Я нерешительно подошла к стене — там, где должны были быть ворота, стараясь держаться подальше от взволнованной толпы. Надеюсь, она – стена, а не толпа – не откусит мне руку?..

Не откусила. На ощупь она была – как холодный камень, абсолютно гладкий, без свойственных реальному камню выступов и царапин. Но, если задержать ладонь, чувствовалось, как она словно пульсирует, как будто под пальцами бьется чье-то сердце и двигаются мускулы.

Мне доводилось трогать разных животных. Полоза-душителя из джунглей – когда в Пристань приезжала цирковая труппа с юга, дрессировщик за пару монеток давал всем желающим погладить желтую огромную змею, чья голова была размером с дорожный сундук Вилли. Шестиногих ящериц, пустынных мальков и крохотных змеек, которые во множестве водились в Вирдо. Скользких, расползающихся в руках, как разваренная каша, глубоководных рыб – иногда они, вытолкнутые наверх течениями, попадались в моряцкие сети. Улиток, которых в Государстве Ори почитают за деликатес, морских цветков – неподвижных ярко раскрашенных существ, которые смертельно ядовиты под водой и безопасны на поверхности... Но ни одно существо, даже змея-душитель (чья шкура была неожиданно теплой и шершавой) не вызывало у меня подобного ощущения гадливости и неприязни. Словно гигантская пиявка. Даже не так – шкура пиявки, которая отделилась от нее самой и зажила какой-то своей непонятной и непостижимой жизнью. Брр.

И, что гораздо хуже – сквозь стену не пробивались отголоски никакой магии. Вообще никакой. Ни с моей стороны – с таким же успехом можно было бы биться лбом о дикое дерево дэвон, авось упадет, – ни с другой. Как будто там никого не осталось, никого живого.

– Глухо? – понятливо спросил Рэн, глядя, как я ощупываю сумеречно-мерцающую поверхность.

– Как в королевских застенках, – я до боли закусила губу. – Ничем не прошибить, ничем из того, что я умею, во всяком случае. Рэн... твоя семья, твой дед... он ничего не рассказывал про такое? Может, оно происходило во время войны?

Рыжий задумался, сведя брови на переносице. Медленно покачал головой:

– Нерушимые стены... если бы Ворон мог строить такие, обязательно бы воспользовался, разве нет? Огораживал бы свой лагерь, захваченные города. И тогда его победить стало бы намного сложнее.

Хорошо, что хоть кто-то из нас сохранил умение логически мыслить. Я присела на корточки, попыталась осмотреть границу стены и булыжной мостовой. Поковыряла камни пальцем. Подкоп, что ли, рыть? Без толку: одно как будто бы вырастало из другого, никаких видимых зазоров, хотя бы крохотных. И ничего не просматривалось сквозь переливающуюся живую черноту.

По крайней мере – поначалу. Приглядевшись, я увидела, как в ней блеснули две алые точки. Испугаться просто не успела: в следующий момент прямо из магической ограды, как дифин из подернутой рябью воды, выпрыгнуло нечто взъерошенное, лохматое и рычащее, приземлившись точно мне на руки.

– Черныш! – ахнула я, от неожиданности едва не опрокинувшись на спину. – Черныш, как ты сумел пробраться?

Теневой свин, похрюкивая от восторга, терся пятачком о мою щеку. Рэн опустился на колени рядом со мной, и зверь радостно перепрыгнул ему на руки, пытаясь вылизать рыжему шею. После продолжительных выражений счастья мне все-таки удалось уговорить Черныша посидеть спокойно и попытаться внимательно его осмотреть. Вроде бы он немного вырос... или мне показалось?