И все-таки входит в самолет.

Когда Оливер появляется в проходе между кресел, Хедли уже сидит на своем месте у окна, ремень безопасности пристегнут, чемодан надежно устроен на багажной полке. Последние семь минут Хедли старательно делала вид, что думать не думает о новом знакомом – считала самолеты за иллюминатором и рассматривала узор на спинке переднего сиденья. А на самом деле просто ждала, когда появится Оливер, и, когда он наконец подошел, внезапно покраснела без всякой видимой причины, просто оттого, что он стоит над ней со своей кривоватой улыбкой. Когда он рядом, с ней творится что-то странное, словно электрический ток пробегает по телу, и она невольно думает: чувствует ли он то же самое?

– Я тебя потерял, – говорит он.

Хедли молча кивает, радуясь, что снова нашлась.

Оливер забрасывает сумку на полку и втискивается на среднее сиденье, рядом с Хедли, кое-как умостившись между немилосердно жесткими ручками кресла и пристроив в тесном пространстве свои длинные ноги. Хедли косится на него, в висках стучит от его внезапной близости, от того, как непринужденно он подсел к ней вплотную.

– Я потом пересяду, – говорит он, откидываясь на спинку. – Когда владелец места придет.

Хедли ловит себя на том, что мысленно уже составляет рассказ для подруг: она познакомилась в самолете с симпатичным парнем, у него потрясающий акцент, и они всю дорогу проговорили. Одновременно более практичная часть ее сознания тревожится о том, как она явится завтра, не выспавшись, на отцовскую свадьбу. Ясно же, что она глаз не сомкнет рядом с ним! Оливер задевает ее локтем, и колени их почти соприкасаются. От него головокружительно хорошо пахнет – чудесная мальчишеская смесь дезодоранта и шампуня.

Он вытаскивает из кармана горсть мелочи и, порывшись в нем еще, выуживает леденец в замусоленной обертке. Сперва предлагает Хедли, а потом забрасывает к себе в рот.

– Сколько ему лет? – спрашивает Хедли, наморщив нос.

– Немерено! По-моему, я его прихватил, еще когда в прошлый раз приезжал домой.

– Дай угадаю! В то время ты изучал воздействие сахара на человеческий организм?

Оливер усмехается.

– Вроде того.

– А на самом деле чем ты занимаешься?

– Секретными исследованиями, – отвечает он очень серьезно. – Если разболтаю, мне придется тебя убить, а не хочется. Ты славная.

– Ну спасибо! Хотя бы специальность можешь назвать? Или это тоже секретная информация?

– Скорее всего, психология, хотя я еще не решил окончательно.

– Ага, – откликается Хедли. – Понятно теперь, откуда эти игры разума.

Оливер смеется.

– По-твоему, игры, а по-моему, научная работа.

– Видимо, мне надо следить за тем, что я говорю, раз ты меня постоянно изучаешь.

– Точно, – соглашается он. – Я за тобой наблюдаю.

– И как?

Он криво улыбается.

– Пока еще рано делать выводы.

Пожилая женщина останавливается против их ряда и, близоруко щурясь, разглядывает свой билет. На ней платье в цветочек, сквозь реденькие белые волосы просвечивает розовая кожа. Чуть дрожащей рукой она указывает на номер над сиденьем.

– Кажется, это мое место, – говорит старушка, теребя билет большим пальцем.

Оливер вскакивает и стукается головой о вентиляционную панель.

– Извините! – Он пытается протиснуться в проход, что нелегко сделать в такой тесноте. – Я только на минутку присел.

Старушка внимательно смотрит на него, затем переводит взгляд на Хедли, и в ее слезящихся глазках проступает понимание, а в их уголках собираются веселые морщинки.

– Ах! – Она чуть слышно хлопает в ладоши и бросает сумочку на третье сиденье. – Я не знала, что вы вместе! Сидите-сидите, я и с краешку отлично устроюсь.

Оливер явно еле сдерживает смех, а Хедли мучает совесть, ведь из-за нее он потерял хорошее место. Кому охота семь часов проторчать в середине ряда? Но старушка уже опускается на сиденье, обтянутое грубой тканью, а Оливер ободряюще улыбается Хедли, и ей становится легче. Если честно, она и представить себе не может, как бы иначе выдержала перелет. Вместе лететь через океан, и чтобы кто-то сидел между ними – это же настоящее мучение.

Старушка, порывшись в сумочке, извлекает на свет беруши.

– Ну расскажите, как вы познакомились?

Они быстро переглядываются.

– Хотите верьте, хотите нет, мы встретились в аэропорту, – отвечает Оливер.

– Чудесно! – восторгается она. – И как же это случилось?

– Ну, просто… – Оливер выпрямляется в кресле. – Я, видите ли, проявил любезность и предложил помочь ей с чемоданом. Мы разговорились, а там, слово за слово…

Хедли широко улыбается.

– Так он с тех пор и таскает за мной чемодан!

– Так поступил бы всякий истинный джентльмен, – с наигранной скромностью произносит Оливер.

– И всякий галантный кавалер.

Старушка вся сияет, кожа у нее на лице собирается мелкими складочками.

– Вот оно, значит, как!

– Вот так, – улыбается Оливер.

«Если бы на самом деле», – думает Хедли и сама удивляется, как сильно ей хочется, чтобы эта история была невыдуманной. Их историей.

Тут Оливер оборачивается к ней, и чары развеиваются. Его глаза искрятся весельем, он хочет удостовериться, что Хедли тоже оценила шутку. Она заставляет себя улыбнуться, и он снова отворачивается к пожилой соседке – та как раз принялась рассказывать, как познакомилась с мужем.

«В жизни такого не бывает», – думает Хедли. По крайней мере, в ее жизни.

– …А младшенькому уже сорок два, – сообщает соседка.

Складки старческой кожи на шее трясутся в такт словам, словно желе, и Хедли машинально проводит пальцем по горлу.

– В августе будет пятьдесят два года, как мы поженились.

– Ух ты! Здорово! – говорит Оливер.

– Ничего удивительного, – отзывается старушка, моргая. – Это легко, если встретишь того, кто тебе предназначен.

Все пассажиры уже заняли свои места, стюардессы снуют по проходу, проверяя, у всех ли пристегнуты ремни. Соседка достает из сумочки пластиковую бутылку с водой и кладет на морщинистую ладонь таблетку снотворного.

– Как оглянешься назад, пятьдесят два года – словно пятьдесят две минуты. – Она проглатывает лекарство, запрокинув голову. – А когда молод и влюблен, семь часов в самолете кажутся вечностью.

Оливер хлопает себя по коленкам – они упираются в спинку переднего сиденья.

– Надеюсь, что не покажутся! – фыркает он.

Соседка только улыбается в ответ.

– Вот увидите. – Она вставляет желтую затычку сперва в одно ухо, потом в другое. – Счастливого полета!

– И вам тоже, – говорит Хедли, но старушка уже уронила голову на плечо и тихонько похрапывает.

Пол под ногами начинает вибрировать – это включились моторы. Стюардесса напоминает через громкоговоритель, что курить во время полета запрещено и что никому нельзя покидать своего места, пока не погаснет надпись «Пристегните ремни». Другая стюардесса показывает, как пользоваться респираторами и спасательными жилетами, отбарабанивая привычные слова, словно автомат. Ее почти никто не слушает – пассажиры шелестят газетами и журналами, отключают мобильники и утыкаются носами в книжки.

Хедли вытаскивает из кармашка на спинке переднего сиденья заламинированную инструкцию по технике безопасности и хмуро рассматривает нарисованных человечков, радостно вываливающихся из мультяшных самолетиков. Оливер хихикает, и Хедли поднимает глаза.

– Что?

– Просто я никогда не видел, чтобы кто-нибудь реально читал эти штуки.

– Значит, тебе повезло, что ты сидишь рядом со мной.

– Вообще в целом повезло?

Хедли усмехается.

– Особенно в случае экстренной ситуации.

– Точно! – подхватывает он. – Я чувствую, что мне ничто не грозит. Так и вижу, как во время вынужденной посадки мне на голову падает поднос с завтраком, и ты, героическая пигалица, вытаскиваешь из самолета мое бесчувственное тело.