Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

16. Hes. Theog. 820—868 (Тифония)

820 После того как Титанов прогнал уже с неба Кронион,
Младшего между детьми, Тифоея, Земля–великанша
На свет родила, отдавшись объятиям Тартара страстным.
Силою были и жаждой деяний исполнены руки
Мощного бога, не знал он усталости ног; над плечами
825 Сотня голов поднималась ужасного змея–дракона.
В воздухе темные жала мелькали. Глаза под бровями
Пламенем ярким горели на главах змеиных огромных.
Взглянет любой головою, — и пламя из глаз ее брызнет.
Глотки же всех этих страшных голов голоса испускали
830 Невыразимые, самые разные: то раздавался
Голос, понятный бессмертным богам, а за этим как будто
Яростный бык многомощный ревел оглушительным ревом;
То вдруг рыкание льва доносилось, бесстрашного духом,
То, к удивлению, стая собак заливалася лаем;
835 Или же свист вырывался, в горах отдавался эхом.
И совершилось бы в этот же день невозвратное дело,
Стал бы владыкою он над людьми и богами Олимпа,
Если б остро не удумал отец и бессмертных и смертных.
Загрохотал он могуче и глухо, повсюду ответно
840 Страшно земля зазвучала, и небо широкое сверху,
И Океана теченья, и море, и Тартар подземный.
Тяжко великий Олимп под ногами бессмертными
вздрогнул,
Только лишь с места Кронид поднялся. И земля застонала,
Жаром сплошным отовсюду и молния с громом, и пламя
845 Чудища злого объяли фиалково–темное море,
[И ураганные ветры, и полные молний перуны].
847 Все вкруг бойцов закипело — и почва, и море, и небо.
С ревом огромные волны от яростной схватки бессмертных
Бились вокруг берегов, и тряслася земля непрерывно.
850 В страхе Аид задрожал, повелитель ушедших из жизни,
Затрепетали Титаны под Тартаром около Крона
От непрерывного шума и страшного грохота битвы.
Зевс же владыка, свой гнев распалив, за оружье
схватился, —
За грозовые перуны свои, за молнию с громом.
855 На ноги быстро вскочивши, ударил он громом с Олимпа,
Страшные головы сразу спалил у чудовища злого.
И укротил его Зевс, полосуя ударами молний.
Тот ослабел и упал. Застонала Земля–великанша.
После того как низвергнул перуном его Громовержец,
860 ПламЯ владыки того из лесистых забило расселин
Этны, скалистой горы. Загорелась Земля–великанша
От несказанной жары и, как олово, плавиться стала, —
В тигле широком умело нагретое юношей ловким.
Так же совсем и железо — крепчайшее между металлов, —
865 В горных долинах лесистых огнем укрощенное жарким,
Плавится в почве священной под ловкой рукою Гефеста.
Так–то плавиться стала земля от ужасного жара.
Пасмурно в Тартар широкий Кронид Тифоея забросил [50].

17. Hes. Theog. 881—885 (Раздел мира)

После того как окончили труд свой блаженные боги
И в состязанье за власть и почет одолели Титанов,
Громогремящему Зевсу, совету Земли повинуясь.
Стать предложили они над богами царем и владыкой.
885 Он же уделы им роздал, какой для кого полагался [51].

В. VI ВЕК

Некоторого рода рефлексию над тео–космогоническими образами мы находим в VI в. в ряде систем, очень плохо нам известных и трактуемых обычно как предшествие философских школ. Из них ближе всего к Гесиоду Акусилай (§ 18— 19), хотя он уже подвигается вперед в смысле внутреннего уяснения связи мифологических образов. Диоген Лаэртский (I 41, 42) и Климент Александрийский (Str. I 14, 59, 5) причисляют его к семи мудрецам. Хаос (§ 18) у него возвышается над всем как нечто «совершенно непознаваемое» и внутри не противополагаемое, а Эреб и Ночь, из него возникающие, противостоят как мужское и женское начала. «Историографы Евмел и Акусилай переложили произведения Гесиода прозой и выдали за свои» (Clem. Alex. Str. VI 2, 26, 7; ср. FGr. Hist. Acus. 4—8). Некто Мусей, написавший «Теогонию» (Diog. L. prooem. I 3), выдвигает в качестве первоначала Ночь, хотя еще неизвестно, что он под ней понимает (§ 22 а—с). Может быть, тут было какое–нибудь учение, если автор занимался здесь такими же деталями, как и в других пунктах мифологии (§ 20—21). Более органическую связь мифологических образов, по–видимому, давал Эпименид, тоже написавший «Теогонию», и притом в 5000 стихов (Diog. L. I 111): первоначальные стихии Воздух и Ночь порождают у него Тартар, а Тартар — двух «Титанов», причем сообщающий нам об этом поздний автор (§ 23 а) намекает, что это есть в некотором смысле пространственная форма. Тут — одно из первых толкований космогонического мифа, которое впоследствии укрепится и разовьется. А так как за этими «Титанами» у Эпименида следует Яйцо, то ясно, что это есть только дальнейшая эволюция, т. е. наполнение пустого пространства живой материей. Эпимениду принадлежит и ряд мелких мифологических установок, из которых мы приводим только некоторые (§ 24 а—е). Остальные встретятся в других местах.

Наконец, Ферекид Сирский, по Suid., тоже писал «Гептамих, т. е. Теологию или теокрасию» [«Семь углублений, т. е. Богословие или богосмешение»], причем Свида поясняет, что «это есть богословие в 10[?] книгах, содержащее учение о порождении и преемствах богов». Ферекид ценен для нас тем, что у него уже решительно выступает на первый план тенденция осмыслить космогонический миф. Зас (= Зевс) и Хтония (= Земля) вступают в брак. Впервые с браком Хтония становится Землей, — значит, тут попытка различать реальную землю от ее смыслового принципа. На третий день Зевс набрасывает на свою жену покрывало, на котором он разрисовал Землю, Океан и чертоги Океана, увещевая ее принять этот дар как должный (§ 26 b). Последний текст дошел до нас из папирусов и является только жалким фрагментом из не дошедшего до нас грандиозного рассуждения. Ясно, что тут уже произошло разделение бесформенной массы земли и ее оформления, как это мы можем наблюдать в поздней литературе (напр., у Пор–фирия — Bidez. Vie de Porph. 19: «…статуя… на которую сверху до ног наброшено многообразное одеяние»). Сюда же — и § 20. Подобное раскрытие мифа находим и в § 29 и 30 при помощи — тоже вновь открытого — понятия души, которую Ферекид, по–видимому, уже умеет абстрагировать из цельной живой действительности, а также и в § 31 при помощи новых натурфилософских понятий движения и истечения (или прототипа этих понятий). Таким образом, с Ферекидом мы входим уже в область рефлектированной тео–космогонии, желающей, однако, оставаться на почве самой же мифологии. Отсюда недалеко и до настоящей досократовской натурфилософии, которая (поскольку она есть именно философия, стремящаяся к тому же освободиться от мифа) по этому самому лежит за пределами нашего обзора.

вернуться

50

Тифона порождает опять–таки Гея в союзе с Тартаром (который до сих пор у Гесиода не выступал как личность). Неизвестно, тот ли это Тифон, который в ст. 396 является мужем Ехидны. Ст. 823—835 дают яркое описание внешнего вида Тифона. Самая борьба (ст. 839 сл.) — с чертами, до того роднящими ее с титаномахией, что тифония производит впечатление просто дублета последней. Эпизод ст. 869–880, о Ветрах как порождении Тифона, приводится нами в отд. о Тифоне («Система», § 58). Что эпизод о Тифоне есть позднейшая вставка вне прямого плана поэмы, является почти общим местом в науке.

вернуться

51

Этот отрывок (ст. 881—885), не содержа в себе ни малейшего следа тифонии, непосредственно примыкает к ст. 735.

192
{"b":"159781","o":1}