Хелен сделала большой глоток и покачала головой.

– Нет? – Бруссард удивленно поднял брови. – И возле мотеля «Нашуа» не продавали? И никаких распродаж байкерам?

Хелен снова отрицательно покачала головой:

– Нет. Я – нет.

– Сколько вы слупили с Сыра, мисс Маккриди?

– Простите? – не поняла Хелен.

– Три месяца назад Сыр нарушил условия, под которые его выпустили условно-досрочно. Получил от десяти до двенадцати лет. – Бруссард выплюнул жвачку через поручни. – На сколько вы его кинули, узнав, что он сел?

– Ни на сколько. – Хелен не сводила глаз с босых ног.

– Чушь собачья!

Пул подошел к Хелен, осторожно забрал у нее из рук пиво, перегнулся через перила, наклонил банку и вылил содержимое на асфальтированную дорожку под террасой.

– Мисс Маккриди, слышу я последние несколько месяцев, как говорится, на улице, что Сыр Оламон прямо перед самым арестом отправил хороший пакет каким-то байкерам в мотель «Нашуа». Во время облавы пакет конфисковали, а деньги – нет. Поскольку байкерам – а они все ребята крепкие – еще только предстоит отведать содержимое пакета, наши северные друзья, стоящие на страже закона и порядка, считают, что сделка состоялась буквально за несколько мгновений до появления полиции. Дальнейшие размышления привели многих к мнению, что курьер ушел с деньгами. Что, как говорят сейчас в городе, было полной неожиданностью для ребят Сыра Оламона.

– Где деньги? – спросил Бруссард.

– Не понимаю, что вы такое говорите.

– Желаете пройти испытание на полиграфе?

– Уже проходила.

– На этот раз вопросы будут другие.

Хелен повернулась к перилам и посмотрела на небольшую, залитую гудроном автостоянку, за которой стояло несколько засохших деревьев.

– Сколько, мисс Маккриди? – Голос Пула был тих, безо всякого намека на давление или стремление получить ответ побыстрее.

– Двести тысяч.

На минуту на террасе воцарилась тишина.

– Кто ездил туда с вами? – наконец спросил Бруссард.

– Рей Ликански.

– Где деньги?

Костлявая спина Хелен напряглась.

– Не знаю.

– На врунишке, – сказал Пул, – горят штанишки.

Хелен повернулась от перил.

– Не знаю. Богом клянусь.

– Она Богом клянется. – Пул подмигнул мне.

– Ну что ж, в таком случае, – сказал Бруссард, – мне кажется, мы должны поверить.

– Мисс Маккриди. – Пул поправил манжеты. Говорил он небрежно, почти нараспев.

– Послушайте, я…

– Где деньги? – Чем небрежней и распевней говорил Пул, тем явственнее угадывалась исходящая от него угроза.

– Я не… – Хелен провела рукой по лицу и повисла на поручнях. – Я была совсем никакая, понимаете? Выходим мы из мотеля, идем по автостоянке. Через две секунды мимо нас проносится вся полиция Нью-Гэмпшира. Рей прижался ко мне, мы сквозь них и прошли. Аманда плакала, они, видно, решили, что мы – семья, просто мимо проезжаем.

– Аманда была с тобой? Там? – сказала Беатрис. – Хелен!

– Что? – ответила Хелен. – В машине надо было ее оставить?!

– Итак, вы уехали, – сказал Пул. – Вы были никакая. И что потом?

– Рей заехал к другу. Пробыли у него примерно час.

– Где в это время находилась Аманда? – спросила Беатрис.

– Да я почем знаю, Беа? В машине или в доме вместе с нами. Одно из двух. Говорю тебе, я была совсем никакая.

– Когда вышли из дому, деньги были при вас? – спросил Пул.

– Вряд ли.

Бруссард открыл блокнот.

– Где дом?

– В переулке.

Бруссард закрыл глаза.

– Где именно? Адрес, мисс Маккриди.

– Я вам говорю, я была совсем никакая. Я…

– Ну, тогда хоть город назовите, вашу мать, – сказал Бруссард сквозь зубы.

– Чарлстаун, – сказала Хелен, склонила набок голову и задумалась. – Да. Почти точно. Или Эверетт.

– Или Эверетт, – сказала Энджи. – Это значительно сужает круг поисков.

– Чарлстаун – это там, где большой памятник, Хелен, – сказал я и ободряюще улыбнулся. – Вы понимаете, о чем я говорю. Похож на памятник Вашингтону, но только на холме Банкер.

– Он надо мной что, смеется? – обратилась Хелен к Пулу.

– Я бы не рискнул делиться своими предположениями, – сказал Пул. – Но мистер Кензи прав. Если б вы были в Чарлстауне, вы бы запомнили памятник. Ведь верно?

Наступила очередная долгая пауза, Хелен изо всех сил напрягала то, что осталось от ее мозга. Я уж подумал, не принести ли ей еще банку пива для стимуляции мышления.

– Точно, – очень медленно проговорила она. – На обратном пути мы проехали по большому холму рядом с памятником.

– Значит, дом, – сказал Бруссард, – был на восточной стороне города.

– Восточной? – повторила Хелен.

– Вы были ближе к району Банкер-Хилл, к Медфорд-стрит или Банкер-Хилл-авеню, чем к Мейн-стрит или Уоррен-стрит.

– Ну, раз вы так говорите…

Бруссард склонил голову, потер ладонью щетину на щеке, коротко вздохнул.

– Мисс Маккриди, – сказал Пул, – вы еще что-нибудь о доме помните, кроме того, что он стоял в конце переулка? Это был дом на одну семью или на две?

– Он был очень маленький.

– Будем считать, что на одну семью. – Пул сделал пометку в блокноте. – Какого цвета?

– Они были белые.

– Кто?

– Друзья Рея. Женщина и мужчина. Оба белые.

– Отлично, – сказал Пул. – Но – дом. Какого он был цвета?

Она пожала плечами:

– Я не помню.

– Поехали искать Ликански, – сказал Бруссард. – Можно поехать в Пенсильванию. Черт, я сяду за руль.

Пул выставил руку:

– Дайте нам еще минутку, детектив. Мисс Маккриди, пожалуйста, вспомните. Вспомните тот вечер. Запахи. Музыку, ведь у Ликански в машине стереосистема. Вспомните все, что угодно, только бы снова почувствовать себя в той машине. Вы ехали из «Нашуа» в Чарлстаун. Это примерно десять часов, может, чуть меньше. Вы были никакая. Вы свернули в этот переулок, и вы…

– Мы – нет.

– Что?

– Мы в переулок не сворачивали. Остановились на улице. В переулке стояла старая сломанная машина. Пришлось колесить минут двадцать, пока нашли, где ее оставить. Там это непросто.

Пул кивнул:

– Сломанная машина в переулке. Было в ней что-нибудь запоминающееся?

Хелен покачала головой:

– Просто груда ржавого железа. Стояла на подпорках. Ни колес, ничего.

– Понятно, подпорки, – сказал Пул. – Больше ничего?

Хелен уже начала отрицательно покачивать головой, но вдруг замерла и захихикала.

– О чем смеемся? – спросил Пул.

– А?

– Что вас рассмешило, мисс Маккриди?

– Гарфилд.

– Джеймс Эй? Наш двадцатый президент?

– А? – Хелен выпучила глаза. – Нет. Тот кот.

Мы все посмотрели на нее в недоумении.

– Тот кот! – Она вытянула руки. – Из комиксов.

– Гм, – произнес я.

– Помните, все прилепляли этих Гарфилдов на окна в машинах? Ну. В той машине тоже был. Вот так я поняла, что он висит там типа вечно. Ну, сами подумайте, кто в наше время прилепляет Гарфилдов к стеклам?

– И в самом деле, – зло сплюнул Пул.

По прибытии в Новый Свет Уинтроп и другие первопоселенцы обосновались на клочке земли площадью примерно полтора квадратных километра, большая часть которого была на холме. Холм назвали именем родного английского города – Бостоном. Первая же зима оказалась суровой, и тогда выяснилось, что вода здесь почему-то солоноватая, поэтому поселенцы переправились через пролив, забрав с собой название «Бостон» и оставив на некоторое время то, что в дальнейшем станет Чарлстауном, без имени и назначения.

С тех пор Чарлстаун тесно связан с историей освоения Северной Америки. Основали его ирландцы, здесь прожило десять поколений рыбаков, купцов, ведших морскую торговлю, и портовых рабочих, поэтому горожане печально известны своей немногословностью и нежеланием общаться с полицией, вследствие чего частота убийств здесь хоть и невелика, но процент нераскрытых – самый высокий в стране. Эта неразговорчивость проявляется и в повседневной жизни. Спросите местного жителя, как пройти на такую-то улицу, и он прищурится.