Андрей посмотрел в окошко иллюминатора — самолет уже поднялся довольно высоко, двигатели ровно гудели. По зеленым квадратикам внизу величаво двигалась его тень, возле которой иногда проносились узкие темные полоски. То солнце отбрасывало тени от истребителей охраны. Целая восьмерка истребителей Me-109 надежно прикрывала транспортный самолет — люфтваффе заботилось о своем фюрере.
Дюнкерк
Сопротивление нескольких английских батальонов немецкие танки и мотопехота полностью подавили к утру, чем Гудериан был доволен. В городе, служившем основной базой снабжения британских экспедиционных сил, были захвачены огромные запасы снаряжения и боеприпасов, а также многие сотни тонн горючего. Богатейшие трофеи, вот только их подсчет совсем не велся — немцам не до того стало.
Уже вечером англичане попытались отбить город, бросив в наступление части подходившей 2-й пехотной дивизии. Беспорядочные атаки англичан, проведенные с ходу и без развертывания, без усиления танками и с минимальной поддержкой артиллерии, немцы легко отбили. Однако к утру британцы ввели в бой свою 44-ю дивизию, а к полудню, как выяснилось из опросов пленных, должны были подойти части 48-й дивизии. И вот тогда для зарвавшихся панцер-дивизий дело могло закончиться совсем плохо!
— Неринг, — Гудериан повернулся к начальнику штаба, — отправьте распоряжение в Булонь. Пусть немедленно отправляют подкрепление сюда. Не менее танкового батальона, мотоциклистов, хотя бы батальон мотопехоты.
— Есть, мой генерал!
— И еще, оберст. Свяжитесь с соседями, пусть выдвинут дальше к нам свой левый фланг. Англичане атакуют на широком фронте, и если они нанесут мощный удар на Гравлин, то наши две дивизии сами попадут в окружение у Дюнкерка. Вы понимаете это?!
— Да, мой генерал! — Неринг козырнул и быстро пошел, чуть не побежал, к штабному автомобилю с радиостанцией, а Гудериан поднял к глазам прекрасный цейссовский бинокль.
По всей линии Канала шел ожесточенный бой. Множество фигурок английских солдат время от времени бросалось в атаку, но встреченное пулеметным огнем, в разрывах гаубичных снарядов, их наступление быстро захлебывалось, и «томми» залегали. Но именно это упорство англичан не предвещало ничего хорошего — судя по напору, британцы решили отбить Дюнкерк любой ценой. Еще бы — ведь это их единственная надежда на спасение.
Глава четвертая
«Пусть все идет как идет»
«Фельзеннест»
— Мой фюрер! Вам нужно сделать рентген головы. Удар был слишком серьезный, и возможно…
— Оставьте, Хизе, — Андрей повелительным жестом заставил своего личного хирурга замолчать. — Ничего подобного, у меня не может быть сотрясения мозга. Ведь рвоты нет, не тошнит. Не забывайте, я ведь воевал, контужен. Знаю, что это такое. Просто удар был силен…
— Мой фюрер! — несколько бесцеремонно перебил его второй. — Поставить точный диагноз может только детальное обследование в берлинской клинике. Здесь, в ставке, просто нет таких возможностей. А потому я вас прошу серьезно отнестись…
— И вы туда же, Моррель! — Андрей повысил голос на еще одного личного врача, чьи пилюли он должен был глотать для лучшего пищеварения.
Эта троица, двое из которых примчались из столицы, ему уже порядком надоела. С утра пораньше принялись вокруг него хлопотать, как наседки возле одного цыпленка, чуть ли не по сантиметру голову исследовали.
— Но, мой фюрер!
— Господа! Я благодарю вас за заботу, вы хорошие врачи. Но сейчас нет времени — решается судьба Германии. В течение ближайших дней, даже часов, исход этой войны станет ясен. Вы понимаете, почему я настаиваю?!
— Да, мой фюрер, — все трое врачей отозвались чуть ли не хором, и Андрей усилил натиск.
— Скажите, если бы такую травму получил простой солдат, вы бы сочли ее слишком серьезной? Только честно. Не вздумайте вилять!
— Нет, мой фюрер. Но вместе с тем…
— Оставьте, Хизе. Понимаю ваши опасения, но вы должны понять, что я не имею права отдать себя на обследование, когда наши солдаты рвутся к победе. Не имею права!
Андрей впился взглядом в каждого по очереди, и те, осознав, что фюрера им сейчас не переупрямить, сделали шаг назад, сдавая позиции. Он тут же мысленно возликовал, ведь целый медицинский консилиум был побежден — ни один из врачей ничего не заподозрил. Хотя сомнения остались у эскулапов, смотрели на него весьма озабоченно!
— Мой фюрер, — вперед опять выступил Хизе, ведь травма Гитлера как раз была по его профилю. — Но после того, как разрешится кризис на фронте, вы должны пройти самое углубленное исследование, и если нужно, то и лечение. Такие повреждения…
— Конечно, мой доктор. Вы великолепный специалист, и я с удовольствием подчинюсь вам… — Андрей заговорил с нотками благодарности в голосе, а два других врача стали смотреть на хирурга весьма ревниво. Этого Родионов и добивался — стравить всех и вся, и пусть между собой счеты сводят, пока вся Германия полоумной не станет. Но как их выпроводить побыстрее?
Андрей потоптался на месте, словно конь, подыскивая предлог, и с надеждой взглянул на Шмундта — эти дни полковник находился при нем практически безотлучно. И главный адъютант понял, что хочет главнокомандующий нацистской Германии.
— Мой фюрер! Важные новости из Франции!
— Извините, господа, — врачи повиновались энергичному жесту и быстро сгребли со столика свои причиндалы. Андрей облегченно вздохнул — медосмотр прошел, но осадок остался. И еще — эти несколько часов он мучительно хотел курить. Это было уже его желание, хотя организм всячески сопротивлялся, за малым тело мурашками не покрывалось.
— Что у вас, Шмундт? — курить хотелось настолько остро, что Родионов неимоверным усилием заставил себя отвлечься на дела.
— Дюнкерк взят танками Гудериана, мой фюрер! Но англичане пытаются отбить порт, они ввели в бой уже две пехотные дивизии. На подходе еще одна, с танками усиления.
— Ага! Вот он, час! — несколько патетически воскликнул Андрей, почувствовав необычайный прилив радостного настроения. Мышеловка захлопнута, теперь бы только не упустить британцев. Пружинка-то слабовата, а вместо мыши попалась здоровенная крыса, зубастая и сильная.
Так что три дивизии Гудериана понесут серьезные потери в течение ближайших часов — десять английских дивизий будут прорываться к побережью с отчаянием обреченных, ведь иной дороги у них нет. Только рывок к морю, чтобы с песчаных желтых дюн эвакуироваться на свой родной остров.
— Что еще, Шмундт? — судя по виду полковника, что чуть переминался на месте, новость не была единичной.
— Мой фюрер! В ставку прибыли для награждения парашютисты генерала Штудента, отличившиеся при десантировании в Голландии. После полудня из Берлина прилетят срочно вызванные по распоряжению генерала Кейтеля начальник абвера адмирал Канарис с офицерами. Им назначено на вечер. Какие будут указания, мой фюрер?
— Прилетят голуби мира?! Ну что ж, пора бы навести награждение по заслугам, — пробормотал под нос Андрей, сжимая пальцы в кулаки до хруста.
— Вы что-то сказали, мой фюрер?
— Кто из СС сейчас в ставке?
— Группенфюрер Карл Вольф, мой фюрер.
«Это человек Гиммлера, недаром он в сорок пятом в Берне переговоры вел с Алленом Далласом», — Андрей задумался, припоминая остросюжетные повороты фильма «Семнадцать мгновений весны».
Иметь такого соглядатая под боком, когда он начал раздумывать, как бы половчее СС раздавить, его не устраивало. Опереться не на кого, там еще тот змеевник. И тут ослепительная мысль озарила мозг. Теперь он знал, кого стоит вызвать в ставку.
— Шмундт! Совещание вечером, как всегда. Да, вот еще. Кто, на ваш взгляд, из бывших министров иностранных дел рейха более всего пользуется весомым положением у западных стран?
— Фон Нейрат, — после долгой и мучительной паузы отозвался полковник. Но прямой взгляд фюрера выдержал: «Не любит нацистского выскочку Рибентропа, ох, как не любит. Еще бы, пивовара в министры».
