— Твоя правда, Дим, — согласился Рябошапкин. — Хоть я и не знаю всех в лицо, но однозначно были не все. Совершенно вопиющая ситуация.

— Да и сегодня было несколько пациентов на грани, — сказал Виктор Сергеевич. — Лично у меня были двое практически при смерти. Приди я к ним на час позже и были бы ещё кресты из пластыря на двери. А один из них — мальчик восьми лет, он уже еле дышал на руках у обезумевшей от собственной беспомощности матери.

— Просто капец какой-то, — произнёс Юдин и уставился в окно.

Дальше до самого Питера мы ехали молча. Коротко попрощавшись с коллегами, я поехал домой. Родителей о своём возвращении предупредил ещё до того, как выехал на шоссе, чтобы не повторять прошлых ошибок. Они сказали, что ждут меня, ужинать без меня не будут.

— Ты чего такой убитый, Саш? — спросил отец, глядя на меня с тревогой. — Что-то случилось?

— По моей вине нет, — покачал я головой, снимая пальто. — А по недосмотру и халатности других — да.

— Пойдём за стол, расскажешь, — сказал он, когда Маргарита забрала у меня пальто и шляпу, чтобы повесить в шкаф.

Судя по накрытому столу, меня собирались встречать, как победителя. По сути так оно и было, но смерти, которых могло и не быть, сильно омрачали наш успех. За два дня очаг был ликвидирован, а мог бы и за один. Я попросил дать мне пару минут, чтобы позвонить Обухову, не хочу откладывать этот разговор до завтра.

— Да, Саш, — мэтр ни капельки не возмутился, что я беспокою его в позднее время и по личному номеру. — Что-то случилось?

— Лично я считаю, что случилось, Степан Митрофанович, — вздохнув сказал я и вкратце изложил итоги нашей поездки.

— Ты прав, Саш, — сказал Обухов после недолгого раздумья, когда я закончил. — Это проблема. Дело в том, что я только сегодня утром узнал, что вчера объехали не всех, сразу позвонил тебе, чтобы ты выручал. Сможешь завтра утром подъехать к восьми? Я соберу в своём кабинете внеплановое заседание коллегии лекарей. Просто так это оставлять нельзя, будем решать, что делать. Список с собой возьми, не забудь.

— Хорошо, Степан Митрофанович, — ответил я. — А какова моя роль? Я зачем нужен на заседании коллегии?

— Просто надо, чтобы ты присутствовал, — сказал Мэтр и положил трубку. — Это в твоих интересах.

Я вернулся за стол. Хоть и был весь день полуголодный, нормально поесть тупо было некогда, всё равно не был уверен, что хочу запихнуть в себя хоть что-то из вкусностей, приготовленных нашей замечательной поварихой.

— С Обуховым говорил? — спросил отец, накладывая в мою тарелку разносолов, не обращая внимания на то, как я морщу нос. — Надо поесть, Саша, надо.

— Да, пап, позвонил ему отчитаться и всё рассказал, — ответил я и посмотрел на тарелку с аппетитным гастрономическим натюрмортом, которая стояла передо мной. — Сказал утром приехать. Внеплановое заседание коллегии. Так и не понял, зачем я там нужен, я ведь всё рассказал.

— Раз надо, значит езжай, — сказала мама. — Значит нужен.

— Поеду, — пожал я плечами. — Куда деваться.

Потом суть вещей я поведал родителям, также изрядно подпортив им настроение. Ну уж извините, сами напросились. Пока я с трудом запихивал в себя то, что обычно ем с огромным удовольствием, родители старательно пытались отвлечь меня разговорами на отвлечённые темы. О работе, о погоде, о жизни клиники. За это я им очень благодарен, хоть немного отвлёкся от мрачных мыслей.

— Зайдёшь потом ко мне в кабинет после ужина? — спросил отец, вставая из-за стола.

— Хорошо, пап, — безучастно сказал я, не придав большого значения тому факту, что он не стал о чём-то говорить здесь и сейчас, а позвал к себе.

Мама покосилась на отца, потом на меня, но спрашивать ничего не стала, пожелала спокойной ночи и ушла вслед за отцом, а я всё сидел пялился в свою тарелку, сожержимое которой так и не смог осилить. Ведь умом понимаю, что нет повода так убиваться. Лично я и мои сотрудники ни в чём не виноваты, мы сделали всё, что могли. Умершие от тифа не были моими родственниками или знакомыми, я абсолютно ничего о них не знал. Но, как говорится, за державу обидно.

— Ты что-то хотел сказать мне? — спросил я у отца, войдя к нему в кабинет.

— Мой юрист сегодня отзвонился по делу Насти Вишневской, — сказал он. — Вроде есть кое-какие зацепки, что-то можно вернуть, дело не безнадёжное. Но, ты ей пока ничего не говори, нет гарантий пока.

— Понял тебя, — сказал я и улыбнулся. Хоть одна приятная новость за сегодня. Будем ждать развития событий.

Пока ехал домой, думал заняться перед сном доработкой очередной главы в методичке по онкологии, но собрать мысли категорически не получалось. Тогда я решил заняться развитием ядра и медитацией, а перед сном продолжил читать учебное пособие по развитию навыков бытовой магии. Может я когда-нибудь соберусь с духом и начну осваивать что-то из этого? А с другой стороны — нужно ли? Решать эту дилемму сейчас я не в духе, потом. Зато чтение помогло мне наконец уснуть тревожным сном.

Возле кабинета Обухова я сидел уже без двадцати восемь. Приехал пораньше, думал может он захочет со мной поговорить до экстренного заседания коллегии, которое должно было состояться ровно в восемь, но он меня так и не позвал, хотя прекрасно знал, что я за дверью. Дмитрий Евгеньевич сразу сообщил мэтру о моём приходе. Только когда в кабинет вошёл Гааз, а вслед за ним остальные члены коллегии, которые на заседания обычно надевали серебристые мантии, пригласили и меня. Я скромно уселся на самый дальний стул, как самая малозначимая фигура в этом кабинете.

— Саш, ты чего там на Чукотке обустроился? — спросил Степан Митрофанович. — Иди сюда садись.

Он указал на стул, который стоял сбоку его стола, ближе всего к нему. Я удивлённо посмотрел на него, но он повторил свой жест, указывая именно туда. Хорошо хоть рядом с собой не посадил, а то сейчас сидели бы как за одной партой, двое из ларца. По какому поводу, интересно, мне такая честь? Сказано — сделано, пошёл и сел.

— Список давай, — сказал Обухов и протянул руку.

Мэтр изучил переданную ему бумагу, выкатил глаза и вскинул брови.

— Это они столько не смогли обслужить? — воскликнул он, чуть ли не переходя на крик. — А мне было сказано, что с дюжину адресов объехать не смогли!

Он хлопнул по столу, откинулся на спинку своего кресла и закрыл лицо руками. Такой реакции от мэтра я ещё ни разу не видел. Он мне казался эталоном уравновешенности и невозмутимости. Он бывало проявлял и раньше эмоции, живой же человек, но далеко не до такой степени.

— Итак, господа, — сказал Обухов, положив руки на стол и приняв свой обычный вид. — Мы являемся свидетелями вопиющего случая, роковой ошибки, повлекшей за собой смерть пациентов. На выезд по адресам я отправил делегацию, прибывшую из клиники на Рубинштейна. И я не сильно удивляюсь тому, что они сдулись и не справились. После всем известных событий их потенциал значительно снизился. Да что там снизился, можно сказать рухнул. В последнее время для них настало тяжёлое время, они стараются восстановиться, но сделать это также эффективно, как смог присутствующий здесь господин Склифосовский, они не смогли. Это нисколько не оправдывает того, что произошло, они должны были просто своевременно донести до меня эту информацию, чего, к сожалению, не было сделано вовремя. Теперь мы имеем то, что имеем. Основная вина лежит на руководителе клиники, который соизволил доложить мне о том, что работа не закончена, только сегодня в семь утра. Общественность нас в покое не оставит, нас же обвинят в том, что мы допустили гибель этих людей, жёлтая пресса разнесёт новость уже с сегодняшней утренней газетой. Поэтому считаю нашей прямой обязанностью провести собственное внутреннее расследование инцидента. Сегодня к десяти часам мы пригласим всех сотрудников клиники на Рубинштейна, на внеочередное заседание коллегии в расширенном формате с участием представителей прессы в нашем зале заседаний.