Я снова завернул Вите руку так, чтобы он не смог рвануть куда‑то в сторону.

– Главное, не в ту яму, где Бобёр лежит. – сказал Кукуша. – Он ещё воняет, наверное.

– Да ладно, – отмахнулся я. – Я помню то место, чуть в стороне выкопаем.

– В стороне, – недовольно повторил Кукуша. – В стороне тоже надо поаккуратнее, там, знаешь, костей хватает.

– Куда вы меня ведёте? – испуганно спросил Петрушка.

Мы не ответили. Кукуша с лопатой и фонарём пошёл первым, а за ним я повёл своего пленника. В начале трава была высокой, но вскоре идти стало легче. Под ногами с треском ломались ветки, шуршала листва, а деревья, шорохами нагнетали ужас.

– Вот здесь, – минуты через три сказал Кукуша и воткнул лопату в землю. – По‑моему, очень неплохо, нормально, птички будут петь, воздух свежий. Лежать одно удовольствие.

– Ну давай, – сказал я, выпуская руку Петрушки. – Прежде чем отдохнуть, нужно хорошенько поработать. Не теряй время, а то у нас ещё дел полно.

– Копай, Витя, копай, – поддавил Кукуша, а я для убедительности ткнул стволом ему между лопаток.

Он шагнул вперёд, запнулся и упал рядом с лопатой. Казалось, наглости и гонора у Вити заметно поубавились.

– Подождите, – промямлил он дрожащим голосом. – Я не понимаю, что это за розыгрыш?

– Розыгрыш? – переспросил Кукуша с явной насмешкой. – Это точно. Вставай и копай, не порть нам розыгрыш.

– Сейчас выкопаешь ямку поглубже, – сказал я, – и мы спокойно разойдёмся по своим делам. Разъедемся.

– Я не буду копать, – прохрипел Петрушка. – Сейчас не девяностые.

– Будешь, – сказал Кукуша твёрдо. – Будешь. Все копают. И ты будешь. А девяностые никогда и не кончались, брателло.

– Нет, я не хочу. Давайте всё обсудим. Давайте просто поговорим, – закашлялся блогер, пытаясь найти слова.

– Так мы с тобой уже говорили, а ты же ничего не понимаешь, – отрезал Кукуша. – Мы же тебя предупреждали.

– Давай, копай, – повторил я. – Разговоры больше не канают.

– Что значит «копай»? – взвизгнул он в ответ. – Из‑за чего весь сыр‑бор? Мы же цивилизованные люди! О чём вы говорите? Это что, из‑за этих школьных материалов?

– Да какая разница! – оборвал его я. – Тебе давали возможность. Ты мог всё изменить. А теперь решение принято. Давай, Петрушка, лопату в зубы и вперёд.

Кукуша для убедительности отвесил ему такой пендаль, что Витя аж перевернулся.

– Всё будет быстро и безболезненно, – прорычал Кукуша, пихая его носком ботинка, – или долго и очень мучительно больно. Выбирай.

– Точняк, – засмеялся я. – Поймал мыша – ешь неспеша.

Витя съёжился и превратился в маленького обделавшегося шакала. Он лежал у наших ног, из земли торчала лопата, в глаза бил яркий свет фонаря. А вокруг простирался чёрный, непроглядный, окутанный дымкой, лес. Всё это работало на эффект, сцена выглядела драматично, как надо. Такому положению, прямо скажем, не позавидуешь.

– Погодите! Я всё улажу! Я обещаю! Я всё улажу! Никаких материалов! Я напишу опровержение! – задыхаясь, проорал он.

– А как же твой заказчик? – холодно усмехнулся Кукуша. – Он тебе не позволит. Ты думаешь, мы тебе поверим?

Кукуша взял лопату и приставил штык к горлу Петрушки.

– Может, его и не закапывать? Пусть медведи сожрут.

– Погодите! – взвизгнул Витя, хватаясь за штык обеими руками, и голос его зазвенел. – Я вам обещаю, я напишу опровержение по всем материалам, и никто…

– Да мне похеру эти материалы, – сказал я. – Уже ничего не изменится. Главное почему ты здесь – это Алфёрова.

– Лена? – изумлённо воскликнул Витя. – Это из‑за неё мне всё?

– Не из‑за неё, тупица, а из‑за тебя, из‑за того, что ты полный мудак, обсос, недочеловек. Из‑за того, что ты не понимаешь, когда тебе говорят и по‑хорошему предупреждают. А ещё из‑за того, что ты редкостная мразь и подонок. Тварей вроде тебя развелось слишком много. Одной станет меньше, и люди нам спасибо скажут.

Я щёлкнул предохранителем и, наклонившись, приставил глушитель к его лбу.

– Ты же мразь, – спокойно сказал я. – Конченая тварь, поднимающая руку на беззащитную девушку. Ну зачем тебе жить? Подумай сам.

– Я никому не сообщу! – корчась, проныл он. – Никому! Не пойду в полицию. Я вообще забуду всё, что произошло. Забуду вас. Ваши лица… Пожалуйста, я всё сделаю!

Я сдвинул пистолет с его лба чуть в сторону и нажал на спуск. Грохота не было – глушитель работал отлично. Но лязг, движение металла и глухой удар в землю, куда вошла пуля, потрясли его больше, чем это сделал бы громкий выстрел. Он замолчал и прикусил язык.

– Обоссался чмо, – констатировал Кукуша и сапогом ударил его в бок.

Петрушка всхлипнул.

– Повтори всё, что ты сказал только что, – потребовал я, направив ствол в его переносицу.

Он закивал и повторил все свои обязательства.

– Ой, племяш, только не дай себя разжалобить, – грозно прорычал Кукуша. – Эта мразь обманет. А значит придётся подключать блатных, ментов, комитетчиков. Нахер тебе этот головняк? Всё равно, один хер, его в землю укатывать придётся. Сейчас закончим, раз уже заморочились, и привет.

– Повтори ещё раз, – сказал я жёстко.

Петрушка повторил. Отчеканил, как «всегда готов».

– Если хоть одну букву из сказанного нарушишь, тебе конец. Ты понял?

Я дал ему паузу, чтобы он уловил смысл. Он задохнулся от восторга и надежды.

– Да, – прошептал он. – Я клянусь, я обещаю. Вы обо мне даже не услышите и не узнаете. Я скоро уеду в другой город.

– Мы тебя уже услышали, – сказал я, подобрал гильзу и выпрямился, а потом развернулся и пошёл в сторону просеки. Кукуша последовал за мной.

– Надо было ему хоть ноги переломать, – с сожалением бросил он.

Мы вышли к машинам. Я протёр всё, к чему прикасался в тачке Петрушки и разыскал в багажнике гильзу.

– Давай герыч.

Я взял брикет, протёр его и завернул в тряпку.

– Страховку оставим. Куда тут засунуть, чтоб он не нашёл?

Кукуша, отодрал крышку в панели, вытащил домкрат, просунул руку под обшивку, пошуровал там.

– Место так себе, но не думаю, что он туда полезет. Давай.

– Осторожно пальцы не оставь.

– Да прямо в тряпке и засуну…

Начал накрапывать дождь. Мы уселись в Кукушину тачку и двинули в сторону дома. Мелкая водяная взвесь делала стекло мутным, оно начало потеть.

– Погодка… – покачал головой дядя Слава и стал яростно тереть стекло мягкой тряпкой. – Ты как про это место узнал вообще?

– Да, – пожал я плечами, – узнал. По описанию.

Он глянул на меня, но промолчал.

– Ты артист, Кукуша, прямо с большой буквы, – сказал я. – Отлично сыграл.

– Да уж, повидали всякое, – кивнул он. – С таким багажом и в артисты не стыдно. А этот блогер… дрянь, не человек. На такого и пули не жалко.

– Это точно, – вздохнул я. – Дрянь.

– Думаешь, успокоится?

– Не уверен. Но шанс мы ему дали.

– Ага. Ну что, домой теперь? Или уже смысла нет? Скоро утро, можно поехать хаш поесть. Как в старину, да?..

Он снова глянул на меня, но я промолчал, подумал об Альфе. Вспомнил вдруг, как она трепетала, волновалась, прижимаясь ко мне, как уткнулась, как…

– Домой, значит? – кивнул Кукуша.

– Не совсем… – ответил я. – Рядом там. Я покажу.

Он ничего не ответил, а я похлопал его по руке.

– Что б я без тебя делал, дядя Слава? Классный ты парень.

– Угу… – промычал он. – Главное, лишних вопросов не задаю.

Я повернулся к нему и засмеялся.

– Чего? – удивлённо спросил он. – Чё ты ржёшь?

А мне вдруг стало так смешно, что я не мог остановиться. Даже слёзы из глаз потекли. Глядя на меня, Кукуша тоже начал посмеиваться. Сначала тихонько, будто подкашливал, потом громче, потом ещё громче и, наконец, начал хохотать так, что стёкла в его «бэхе» задрожали.

– А давай песню споём, – предложил я, когда мы отсмеялись. – Только ты слов, наверное не знаешь.

– Какую?

– А вот эту.

Я запел и Кукуша, на удивление подхватил и пел красиво и открыто. Как Лещенко.