С отъездом послов в Новгороде начались волнения. После долгих дебатов на вече решено было отправить в Москву с новыми предложениями архиепископа Иону (1458–1470). Однако тот под благовидным предлогом уклонился от этой неблагодарной миссии. Между тем великий князь Василий II, не дождавшись новгородских представителей, в марте 1462 года «нача… возмущатися» на строптивых северян (23, 204). До начала вооруженного конфликта оставался всего один шаг. Но тут Василий скончался, оставив сыну Ивану среди прочих забот и ссору с новгородцами.
Новгородская политика Ивана III может быть правильно понята только с учетом психологического фактора. Историки уже давно обратили внимание на своеобразный характер князя Ивана. «При пользовании своими средствами и своим положением Иоанн явился истым потомком Всеволода III и Калиты, истым князем Северной Руси: расчетливость, медленность, осторожность, сильное отвращение от мер решительных, которыми было можно много выиграть, но и потерять, и при этом стойкость в доведении до конца раз начатого, хладнокровие — вот отличительные черты деятельности Иоанна III», — писал С. М. Соловьев (146, 9).
Однако было бы наивным сводить дело к одному лишь характеру князя Ивана. Прежде всего это был человек государственного ума, выдающийся политик и дипломат. Свои, эмоции он умел подчинять требованиям обстоятельств. В этом умении «властвовать собой» — источник многих его успехов. Иван III, не в пример своему отцу, всегда тщательно просчитывал все возможные последствия своих поступков. Новгородская эпопея может служить тому наглядным примером. Великий князь ясно понимал, что трудность заключается не столько в том, чтобы завоевать Новгород, сколько в том, чтобы сделать это незаметно. В противном случае он мог восстановить против себя всю Восточную Европу и потерять не только Новгород, но и многое другое…
Весной 1462 года встревоженный Новгород с нетерпением ждал ответа Москвы — но молодой московский князь молчал, словно никакого Новгорода и не существовало вовсе. Летом того же года новгородцы отражали очередное нападение шведов — но великий князь не проявил к этой войне никакого интереса. Наконец, «золотые пояса» не выдержали. В среду 22 декабря 1462 года из Новгорода отправилось в Москву большое посольство «о смирении мира». Его возглавлял сам архиепископ Иона. В Москве новгородская знать была принята с честью. Однако в ходе переговоров Иван III проявил твердость. Не уступали и новгородцы. В итоге многочасовые прения окончились взаимными уступками. Мир был достигнут. Пробыв в Москве весь январь, послы вернулись в Новгород в среду 9 февраля 1463 года.
Для достижения более выгодного соглашения обе стороны вели сложную дипломатическую игру. Новгородцы, следуя многократно испытанному сценарию, еще осенью 1462 года решили припугнуть Москву сближением с Западом.
Под 6971 годом (1 сентября 1462 — 31 августа 1463) одна из летописей сообщает: «Того же лета послаша новгородци посол свой Олуферья Васильевича Слизина к королю в Литву о княжи възмущении еже на Великий на Новъгород Ивана Васильевича; такоже и Микиту Левонтеева ко князю Ивану Ондреевичю Можайскому и к князю Ивану Дмитреевичю побороть по Великом Новегороде от князя великого, и имашася побороть, како Бог изволи» (23, 214).
Итак, новгородский посол Елевферий Слизин отправился в Литву просить у короля Казимира IV помощи против Москвы. Другой посол, Никита Леонтьев, помчался к находившимся в Литве злейшим врагам Ивана III — князю Ивану Андреевичу Можайскому и сыну Дмитрия Шемяки, князю Ивану Дмитриевичу. Такое явное нарушение Яжелбицкого договора возможно было только в условиях явного разрыва с Москвой. Оба князя-изгнанника изъявили готовность «побороться» за Великий Новгород. Однако король Казимир и на сей раз уклонился от прямого вмешательства в московско-новгородский конфликт. Вероятно, именно это и заставило новгородцев прийти к какому-то соглашению с Иваном III зимой 1462/63 года. Об этом мире свидетельствует лишь краткое замечание летописца после рассказа о посольстве в Литву: «И тое зимы умири Бог (Новгород с Иваном III. — Н. Б. ) молитвами святыя Богородица и преподобнаго Варълама молением за град наш…» (23, 214). Вскоре Иван прислал в Новгород своих наместников (50,23).
В то время как новгородцы искали поддержки у короля и живших в Литве московских князей-изгоев, Иван III стремился перетянуть на свою сторону Псков. Сделать это было нелегко. Псков издавна считался «младшим братом» Великого Новгорода. Он жил по тем же уставам вечевого строя, что и «старший брат». У них были общие враги и общие друзья. Новгородский архиепископ являлся духовным главой псковичей. Однако между «братьями» часто вспыхивала вражда. Оба города хранили в памяти долгий перечень взаимных обид.
В сущности, «братья» были совершенно разными и по облику и по складу характера. Новгород напоминал упитанного и жизнерадостного купца, а Псков — худого и печального странствующего рыцаря. И как истинный купец, Новгород был хитер и плутоват, Псков же, как истинный рыцарь, — честен и беден. Зажатый между сильными соседями, лишенный обширных промысловых угодий, Псков едва сводил концы с концами. Его главным богатством были помятые в сражениях доспехи да тяжелый прадедовский меч.
Псковичи сознавали себя частью политической системы Великого княжения Владимирского и иерархической системы киевско-владимирской митрополии. Однако удаленность Пскова от Владимира и Москвы, его трудная служба в качестве боевого форпоста на северо-западных рубежах на практике обеспечивали ему почти полную самостоятельность. Здесь, где никогда не ступала нога татарского баскака, не знали страха перед Ордой. Сюда не ездили митрополиты, а новгородский архиепископ заезжал лишь раз в несколько лет для нравоучительной проповеди и сбора положенных судебных пошлин. Но даже эта достаточно призрачная зависимость от новгородского владыки тяготила псковичей. Еще во времена митрополита Феогноста (1328–1353) они стали просить для себя особого епископа. Однако хитроумный грек, собрав своих епископов, ответил псковичам отказом. Зачем было обрезать последнюю нить, связывавшую Псков с Новгородом?
