Кутылёв не унывал. Он не выходил из гаража и вроде бы преуспел в своём деле.

— Колёса дали, — указывал он стёртые протекторы, обтянувшие обода с покрашенными вручную спицами. — Не новьё, но вполне приличные.

— Будет ездить? — переспросил Зелёный с недоверием.

— Поедет, — тряхнул патлами Митька. — Мотор капитальный ремонт прошёл. Потянет на все двадцать лошадей! Карбюратор со склада получил… почти новый. А кузов я сам сколочу. Доски и краску дадут.

— Ты маякни, когда соберёшься, мы поможем запилить, — сказал Зелёный, который никогда руками не работал.

— Не забуду, — кивнул Митька.

Зелёный похлопал его по плечу, и они вышли из боксов. Лабуткин поправил шляпу и сплюнул с самым критическим выражением на лице.

Зелёный достал портсигар.

— Серебряный? — спросил Митька.

Зелёный хмыкнул.

— Где надыбал? — спросил Лабуткин.

— В терц выкатал, — самодовольно ухмыльнулся Зелёный и протянул раскрытый портсигар. — Угощайся, братва.

Все охотно угостились. Папиросы у него всегда были самого лучшего качества.

Отошли с территории автопредприятия подальше к забору, с удовольствием дымили на свежем воздухе, сплёвывали в траву, мечтательно поглядывали наверх, будто пытались высмотреть в небе счастья.

Лабуткин соображал, какого чёрта притащил его в гаражи Зелёный? А Митька? Митька бесполезный зачем ему понадобился? Прежде Зелёный якшаться с ним не желал, а тут прилип как банный лист, да ещё навязался помочь.

— Аккумулятор бы достать, братва, — выдыхая дым, промолвил Кутылёв. — Движок ручкой еле заводится. Магнето старое, искры нет совсем.

— Что за аккумулятор? — немедленно заинтересовался Зелёный.

— Батарея электрическая, — объяснил Митька.

— Ну, ты академик!

— Именно фордовский нужен? — лениво спросил Лабуткин.

— Любой.

— Хм, — Зелёный пожал плечами. — Нароем что-нибудь.

— Благодарю, пацаны, — обрадовался Кутылёв. — Обяжете.

— Давай, Митька, успехов в труде! — Зелёный похлопал его по плечу. — Не прощаемся.

Пролезли через дыру в заборе и по тропинке вышли на дорогу к рабочим предместьям.

— Поможем Митьке с аккумулятором, — плотно ступая, Зелёный держал руки в карманах хвойной расцветки шерстяного пиджака и слегка горбился, голова при каждом шаге моталась вперёд, и это придавало говорящему зловещий вид, будто он выплёвывал каждое слово в бездну. — Надо ставить машину на ход.

— Тебе-то понту? — спросил Лабуткин. — На кой тебе евоный шарабан? Девок катать?

Он засмеялся, а Зелёный глянул искоса, не сбавляя шага, прикинул что-то и ответил:

— Понимаешь, Саня, шмаровоз я найду для личных целей, — Зелёный снова принялся смотреть под ноги и заговорил совершенно серьёзно: — А вот держать под рукой грузовик может быть весьма полезно.

Некоторое время друзья шли молча.

— Ты ничего просто так не говоришь, — сказал Лабуткин.

— Есть тема, — сказал Зелёный. — Денег поднимем.

— Что я? — спросил Лабуткин. — Моя роль в чём?

— А ты… — вдохновенно сказал Зелёный. — Ты будешь главным.

— Сколько денег? — спросил обременённый семьёй главный.

— Много.

— Что за делюга?

— Кража. Крупная кража. Склад подломим.

— Кража со взломом? Я за такую осудился по малолетке, — с остервенением в голосе обронил Лабуткин.

— Да условно же. Я помню! — зачастил Зелёный, который хорошо запомнил, как трясся пойти соучастником по групповому делу, а Сашка взял всю вину на себя и только потому отделался условным сроком.

Лабуткин подождал продолжения. Не дождался. Демонстративно сплюнул, чтобы обозначить своё мнение, и примолк с выжиданием. Он знал, что Зелёный собирается с мыслями и обязательно заговорит первым.

И он заговорил:

— Я тут шпилил в терца у Жеки, и сел с нами играть инженер один. Тихомиров, с «Промета». Знаешь?

— Завод «Промет» знаю, Тихомиров мне не знаком, — сдержанно ответил Лабуткин и, даванув косяка на Зелёного, оскалился краем рта. — А должен знать? Человек известный?

И встретил такую же дружескую улыбку.

— Бывает, заходит сыграть. Шпилевые его знают. Человек Тихомиров непростой. — Зелёный сощурился и пнул носком ботинка камешек. — Мы его обули тогда, инженер мне остался должен немножко денег. На обратном пути разговорились. Вот как с тобой сейчас.

— И?

— Тихомиров кинул наводку. Типа за долг. Сделаем — разойдёмся боками.

— Что за наколка?

— К ним на «Промет» завезли цистерну спирта.

— Так везде есть, — удивился Лабуткин. — Химпром же. Только пить его нельзя — ослепнешь.

— Этот настоящий, питьевой! — горячо заверил Зелёный. — Инженер мне разжевал чё почём. Есть спирт этиловый, а есть метиловый. От одного люди дохнут, на другом водку замешивают. Вот им вообще козырный прислали. Ректификат первого сорта. Не гидрашка, лучше только на кондитерскую фабрику везут.

Сбавили ход. Зелёный достал портсигар. Лабуткин чиркнул подаренной соседом зажигалкой. Задымили.

— Тихомиров знает, где эта цистерна стоит, — приглушённым голосом, словно боясь, что их кто-то подслушает, хотя на дороге только телега ехала, да и то не близко, поведал Зелёный.

— Прямо на рельсах, под открытым небом? — уточнил Лабуткин.

— По-норме всё сделано, по нормальному, — зачастил Зелёный. — Из вагона этого давно перелито в хранилище на складе. У инженера есть знакомый кладовщик, который может сделать ключи, а нам надо будет зайти и слить. Инженер нас подведёт к старику. Мы добазаримся, ну, там… выделим ему какую доляху. А, может, деньгами сразу.

— Сразу дешевле выйдет, — быстро сказал Лабуткин, он смекал по ходу к дому. — Долю ему пока обещаешь, пока продадим, а барыга сразу всё не возьмёт. Чем ждать, лучше взять на лапу, так это работает, если я правильно понимаю.

— Ты — голова, Саня.

— У тебя найдётся отстегнуть старому?

— Придумаю что-нибудь. Машина всё равно не готова. Когда её Митька поставит на ход, начнём тару искать. У тебя есть на примете знакомый бондарь с бочками?

— У меня в погребе стоит кадка с капустой и бочонок с огурцами. Бочонок даже закрыть можно плотно и катить. Всё равно до урожая пустые сейчас.

— Не, — отмахнулся Зелёный. — Не годится. Оставь домашние заготовки. Надо реальной тары надыбать.

— Можно железные бочки дёрнуть с «Краснознаменца». Их там за складом целая гора.

— Они же грязные.

— Ну, да, из-под смазки, из-под краски, из-под растворителя и ещё какой-то шняги. Можно нормальные выбрать, чтобы не воняли. Открываешь бочку и нюхаешь. В случае чего, дома отмоем.

— Сделаешь? — оживился Зелёный.

— Как Митька шарабан отремонтирует, тогда и сгоняем. Я пока на свалке пороюсь, выберу штуки три-четыре годных и переставлю к забору. Будет машина — мы их ночью перекинем и вывезем.

— Ты же ночью работаешь?

— Не каждую ночь. По графику.

— Тогда делай вещи.

— Нам надо аккумулятор найти, мы Митьке обещали.

— Поспрашивай у себя на химзаводе, а я — у себя поинтересуюсь. Где-нибудь да найдётся лишний.

— А чего Митьке самому не нарыть?

— Да он бестолковый. Робкий он. Видишь, загружают в автопарке Митьку.

— Поможем пацану!

И дело закрутилось как пущенное с горки колесо. Куда оно прикатится, не мог узнать никто.

7. Наган и патроны

— Сделаешь, Никифор Иваныч?

Лабуткин достал из-под пиджака тяжёлый свёрток, положил на стол, размотал тряпицу. На ветошке оказался старый дореволюционный наган.

На «Краснознаменец» привозили чинить оружие самой разной степени сохранности. Это был некогда сильно ржавый наган, долгое время пролежавший в сырости. Воронение было съедено полностью, деревянные накладки на рукояти сгнили. Восстановление такого дешёвого изделия как револьвер оказалось экономически нецелесообразным, и наган? 16704 списали. Из ящика подобного утиля и спас от его переплавки ученик слесаря Саша Лабуткин.

Он разобрал и почистил револьвер, но вскоре перешёл на должность пристрельщика и нажёг патронов целую гору по причине производственной необходимости. А позабытая игрушка улеглась дальше ржаветь в сарае под другими железками. Но Лабуткин успел о ней позаботиться. Он даже накладки и пружинки новые поставил, этого добра в цеху было завались. Их там, на «Краснознаменце», и делали.