— Чертовщина какая-то… — я снова посмотрел на автомобиль.
Моего джипа не было и в помине, вместо него на боку лежала «копейка». Точно такая же, как у деда, который торопился на кладбище. Только не старый драндулет, а новенький, будто с конвейера. Ладно, с этим потом разберёмся.
Я полез в карман куртки и снова выудил оттуда злосчастный амулет с перьями. Что за мистика? Я же выбросил этот хлам раньше, когда столкнулся с птицей. То же самое сделал сейчас. Размахнулся и закинул амулет подальше в траву. Движение отдалось в голове резкой болью. Эх, все-таки чмт, наверное. Потому и мерещится всякое…
Не смог сдержать стон. Нашарил в кармане платок, приложил к ране на затылке. Ткань моментально пропиталась кровью. Но больше ничего, кажется, не сломано. Руки, по крайней мере, целы. Позвоночник тоже в порядке, сидеть могу. Теперь надо встать.
Посмотрел на ноги и только сейчас обратил внимание — на мне джинсы. Качественные. Индийские. Кажется, фирма называлась «Милтон». У меня когда-то такие были. Им сносу нет. Хотя точно помню, что с утра был в спортивном костюме. И в теплом пуховике, а теперь на мне легкая куртка из плащевки.
Достал кошелек. Открыл и не поверил своим глазам — советские купюры! Пять красных десяток и фиолетовый четвертак.
Во внутреннем кармане обнаружились красные корочки удостоверения. Тисненый герб Советского Союза на обложке. Открыл книжечку. С фотографии на меня смотрел человек, которого я смутно помнил… Но где и когда я мог его встречать? А, точно! Он выступал перед нами, тогда ещё курсантами Минской школы КГБ. Ветеран. Только здесь на фото он молодой, сухое лицо, ранние залысины.
— Медведев Владимир Тимофеевич, заместитель начальника восемнадцатого отделения девятого главного управления КГБ СССР, — вслух прочитал я.
Почему-то вдруг стало очень спокойно. Тревога ушла. Наверное, это шок после аварии. Другого объяснения странному спокойствию я не находил. Попытался встать. Тело слушалось, но стоило подняться, как всё вокруг поплыло. Будто на карусели верчусь.
Я услышал звук мотора подъезжающей машины, визг тормозов и голоса… Голосов было много. Они роились, окутывали меня, взрывали мозг. И говорили, говорили.
Странно, из автомобиля вышли всего двое, почему столько голосов? Говорят глухо, словно слова пробиваются сквозь вату.
— Владимир Тимофеевич⁈ — это тот, что повыше. Откуда-то я знал его. Сергей Соколов, лейтенант.
— Слава Богу, жив, — облегченно вздохнул второй, невысокий. Этого зовут Егором. Егор Кошелёв, сержант.
— Гбешная форма, а бога поминаешь, — пробормотал я.
— В смысле? — у высокого вытянулось лицо. — Давай в машину его.
— Не хватало, чтобы он тут умер…
Кто, кто это сказал? Он же сейчас не раскрывал рта, я точно видел.
И тут же новые слова из ниоткуда:
— Не думать об этом, накаркаю…
— Он расстроится…
Но губы не шевелились ни у того, ни у другого. Кто говорит? Да кто говорит-то⁈
И почему на них советская форма? Общевойсковая, с тёмно-синими погонами. Знакомо, сам в такой же ходил. Только очень давно.
Откуда я их знаю? Я ведь точно с ними знаком. В голове такая каша. Лица, имена, названия. Будто мои воспоминания перемешались с чужими.
— Рябенко как чувствовал, послал следом…
— Голова у старика работает, глаз алмаз у него…
— Чутьё дай Бог каждому…
Голова кружилась, лица казались размытыми. Я закрыл глаза, зажмурился, несколько раз моргнул, прогоняя сверкающие звёздочки перед глазами. Наверное, покачнулся. Эти двое подхватили меня под локти. Странно, оба едва достают мне до плеча. Вроде не хилые парни. Поясница не болит. Неделю позвоночник «стрелял». И вдруг прошло, как бабка отшептала. И печень совсем не чувствую. Обычно после удара начинала ныть. Даже легкий толчок вызывал болевые ощущения — последствия перенесенного гепатита. А сейчас вылетел из машины и ничего. Только голова болит. Точно сотрясение.
Подошли к черной Волге. ГАЗ-24, надо же, какой раритет! А так хорошо сохранилась машина. И сиденья кожаные. Стоит больших денег. Это кто же у нас такой богатый? Но… Где мой джип?
Мне помогли усесться. Тронулись не спеша — заботились обо мне, чтоб не растрясти больного. Я устало откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Во рту чувствовалась неприятная сухость.
— Надо к заднему входу подъехать…
— Он крови не любит…
— Здесь дети, чтобы не увидели…
Они бормотали и бормотали, я молчал и слушал. Надо поинтересоваться, куда меня везут? Кто они такие? Почему на них советская форма? Вопросов много. Но вдруг навалилась усталость. Разберусь потом.
Потом мы шли по коридорам. Под ногами пружинил ворс ковров. Иногда я покачивался, клонился к полированным деревянным панелям в половину стен. Случайно покачнувшись, уперся рукой в большое, во всю стену, зеркало. Из зеркала на меня смотрел молодой мужчина. Тот, чья фотография была в удостоверении. Высокий, под два метра, широкоплечий. Видно, что тренированный — сухое, мускулистое тело, сильные ноги.
Это что, моё отражение⁈
Двое в форме увлекли меня дальше по коридору. В голове всплывали картины комнат, лестниц, переходов. Я помнил каждый закуток в этом доме.
Когда тот, что пониже, открыл дверь, я даже обрадовался, что уже финал.
Или финиш⁈
— Беги за медсестрой! — тот, что повыше ростом, отпустил мой локоть, послышался звук удаляющихся шагов.
Я рухнул на деревянную, застеленную плюшевым покрывалом, кровать и отключился. Не потерял сознание, просто заснул. И даже увидел сон.
Снился ангел, его теплые руки забирали боль. Потом будто пчелы кусали меня. Даже во сне было больно. Потом ангел разговаривал с пчелами:
— Поспит пару часов, будет как новенький. Черепно-мозговой вроде нет.
— Крови потерял много? Переливание нужно делать? — басом спрашивали пчелы.
— Нет, не слишком. Просто кровеносных сосудов на голове много, отсюда обильное кровотечение даже от небольшой раны. Нам даже зашивать не пришлось.
— Ладно, работайте. Там машину привезли. Пойду разбираться. Странная авария. Очень странная.
И сон тоже странный. Я открыл глаза. Надо мной склонился ангел. Синеглазый, с большой грудью. Размер четвертый, не меньше. От ангела пахло духами. С удивлением я узнал аромат «Красной Москвы». Откуда такое ретро?
— Ой, вы проснулись? Я вас разбудила? Простите! — защебетала миловидная медсестра, молоденькая, около тридцати. Круглое улыбчивое лицо, на щеках ямочки. — Ох, и напугали же вы нас, Владимир Тимофеевич! Александр Яковлевич вообще рвёт и мечет.
Я слушал и не слышал её. От девушки веяло добротой. Так же чувствовал её искреннее беспокойство.
Ещё раз осмотрел комнату и попытался сесть. Медсестра кинулась ко мне, поправила подушку, помогла устроиться поудобнее.
— Вас как зовут? — спросил у неё.
— Вам точно к Чазову нужно, — она с жалостью посмотрела на меня.
Кто такой Чазов? Попытался вспомнить. Нет, человека с такой фамилией я точно не знаю. Но тут же всплыли воспоминания. Человек в белом халате, приятное лицо под кудрявой шапкой волос. Упрямо поджатые губы, длинный нос уточкой, внимательный, умный взгляд. Я вспомнил, что он мне нравился, хороший человек. Или не я вспомнил? А кто? Кто мне подсказывает какие-то чужие, лишние воспоминания? Да что, вообще, творится⁈
Лежу на кровати с полированными деревянными спинками. Напротив у стены шкафы. Древние, сейчас таких не делают. Повернул голову — стеклянный столик уставлен лекарствами. Над ним зеркало. В углу телевизор, тоже древний. «Берёзка», если не ошибаюсь. Огромный ламповый ящик с выпуклым экраном. Такие, насколько помню, весили под сто килограмм.
— Алевтина, — ответила девушка на мой вопрос.
— Очень приятно, — искренне улыбнулся я. Алевтина действительно показалась мне самым приятным моментом во всей этой безумной истории.
Про таких говорят «кровь с молоком». Белое лицо, румяные щеки, брови чёрные. Глаза голубые, длинные прямые ресницы. И фигурка ничего — полновата, но талия на месте. Про грудь молчу. Уже оценил.
