Будить Горскую и начинать ритуал.

— Значит, смотри. — стал наставлять я девушку, когда мы оказались на краю котлована. — Я сейчас пока буду все готовить, а ты замеряй расстояния и запоминай все как следует.

Юля сосредоточенно кивнула. Она стояла с блокнотом и ручкой, а за ее спиной столпились и остальные наши. Рабочие, специализирующиеся уже на непосредственном строительстве, должны будут прибыть сегодня ближе к вечеру, так что у нас еще было время все как следует рассчитать.

— Юля, а тебя отец учил каким-то аспектам горного дела? — перед началом инструктажа захотелось выяснить весьма интересующую меня вещь. — Как дворяне и маги Земли, вы вроде как должны были выполнять тонкую работу с камнями и рудами. Ты что-то в этом понимаешь, или после опалы твой отец и не надеялся когда-нибудь вернуться в дело?

— Учил. — печально вздохнула Горская. — Не скажу, что я была такой уж прилежной ученицей, но кое-что и в расчетах, и в формировании пластов породы понимаю.

— Ну и отлично. В таком случае, смотри…

Следующие минут двадцать я разъяснял опальной баронессе, как, что и в каком порядке она должна будет делать. При помощи ритуала я собираюсь заполнить весь этот немаленький котлован так называемой камнесталью. Черной… субстанцией, очень редко встречающейся даже в мире, породившем ее — в Нигилие. Хоть Нигилий и воплощает в себе Аспект Небытия, но твердые тела есть и там. Именно в глубинах таких тел я давным-давно и обнаружил этот замечательный металл.

Или камень — суть в том, что это вещество крайне восприимчиво к направленным магическим воздействиям. И в зависимости от того, как и каким Аспектом его обрабатывают, он может кристаллизоваться в металл, или застыть каменной породой.

— Сейчас я буду чертить тут линии. — крикнул я со дна котлована. У моих ног стояли два больших бака — с черной и красной краской. Одетый в безразмерную робу, временно конфискованную у Прохора, я помахивал толстым малярным валиком. — Тебе, Юля, нужно будет пускать энергию по коридорам, очерченным красным. Строго туда, где есть две замкнутые красные линии.

— Поняла! — ответила мне девушка, меряющая периметр стройки шагами. По ее словам, ей так проще, чем в абстрактных единицах измерения.

Солнце поднялось уже довольно высоко. Под любопытными взглядами соратников и Лопатина-младшего я ползал по бетонному дну и наклонным стенам и изрисовывал все бесчисленным множеством черных линий, штрихов и черточек.

Лопатин, как с ним иногда уже бывало, решил проявить неуместную ответственность, и начал снимать происходящее на телефон. Тут же вылетев стрелой из котлована, я выдернул у него аппарат, прекратив съемку.

— Ты идиот, Гриша⁈ — ледяным тоном обратился я к опешившему особисту. — Я для кого перед началом работы несколько раз повторил, чтоб не смели пытаться что-то зарисовывать, запоминать, а тем-более повторять⁈ Ты успел забыть, чем это чревато⁈

— Я… Но для начальства же… Там не дураки…

— Даже если допустить, что там не дураки, Гриша — допускать, что среди вашего начальства нет людей с манией величия нельзя. Я повторю для тебя особо, раз не дошло сразу — пара мельчайших ошибок в ритуале — и те могущественные силы, к которым он взывает, не исполнят твою волю, а просто ворвутся в наш мир. Это реально сильные духи, Гриша. Ты ведь знаешь, во что превратился тот японский городок, куда вторглись Скульпторы, или кто они там были, из Эссены? Так вот, те, к кому взывает ритуал, будучи добровольно призванными в наш мир, заменят собой тысячу Скульпторов.

Глаза безопасника расширились. Похоже, столь явная аналогия его все-таки проняла. Я бы выгнал его ко всем чертям, если бы отец не зарекомендовал Гришу как хорошего бойца и хозяйственника. И, надо признать, при всей своей бытовой тупости, за закупки и охрану периметра Лопатин-младший пока отвечал безупречно.

— В следующий раз сразу разобью. — вернул я ему мобильник. — И телефон, и лицо.

Спрыгнув назад в яму, я продолжил свой рисунок.

Закончена работа была лишь спустя четыре часа. И еще два баллона истраченной черной краски — хорошо, взяли с запасом.

Весь котлован, квадрат тридцать на тридцать метров, теперь покрывали сплошным слоем рисунки и узоры. Они располагались столь плотно, что бетон под ними стал плохо различим. Ни один из них не был сложным — но их, повторяющихся сотни раз, было так много, и каждый настолько точно должен занять свое конкретное место, что провозился я немало.

Среди бессчетных черных узоров ярко выделялись несколько красных «коридоров», соединяющихся в восьмилучевую звезду с кольцом в центре.

— Фух, закончил! — вытер я лоб, подлетая к обедающим соратникам. Пикник устроили на какой-то скатерти, расстеленной прямо на траве. Тут оказались и Прохор с обоими сыновьями, и все мои бойцы. Даже настоящий Лихачёв прибыл поглазеть, и теперь вызывал удивление что у Юли, что у Алисы.

Каховской он за эти дни тоже как-то не попался на глаза. И теперь две волшебницы восхищались тем, какой совершенной нежитью стал барон.

— А можно вопрос? — отпив лимонад из бокала подняла миниатюрную ручку Мария. — В прошлых ритуалах ты всегда чем-то жертвовал. Обычно кровью…

Девушка передернула плечами, поморщилась. А затем спросила:

— А в этот раз? Ты вроде ничего такого не готовил.

Я улыбнулся, ведь именно за нашей «жертвой» и собирался пойти. Но для начала все-таки решил прояснить этот момент.

— Эти духи — специфическая штука. Одним из вариантов жертвы для них является… помощь в исполнении их Предназначения. А оно у них, как и у Мессенлари, и вообще многих относительно мирных духов Эссены, состоит в полезном действии. Вот я и помогу.

— Погоди. — вклинился что-то жующий Григорий. — Ты же говорил, что если они ворвутся в наш мир просто так, то все вокруг уничтожат, или во что-нибудь этакое превратят. Какое ж это полезное действие? И почему они не могут его у себя в мире совершать?

Я вздохнул. Еще я лекций по мироустройству не читал.

— Полезное действие, по их мнению, это любое созидание чего-нибудь устойчивого и того, чего вокруг них нет. Так что, когда они действуют по своей воле — их «польза» выглядит… вот так. Хаотично. Но куда больше духовной силы, того, что способствует их развитию, они получают, исполняя чужую волю. Чем дольше они могут это делать, чем органичней… упорядоченней их действия, чем более насыщена маной среда, в которую они помещены, тем больше они копят сил. Я предложу призванному духу кое с чем нам помогать. Потенциально — бесконечно, или очень долго. И помещу в среду, которой в Эссене… почти не найти, так скажем. Такова будет плата. А почему они не делают все это в своем мире? В Эссене очень строгая иерархия. И возможность свободно творить хоть что-нибудь целиком находится в руках высших. Если нам все-таки доведется там побывать, ты придешь в ужас от пустоты и ледяного порядка, который там царит.

Закончив с этим и захватив с собой пару больших бутербродов, я отправился к палатке — за той самой «необычной средой», в которую планировал пригласить нашего будущего гостя.

А, когда Искра Пустоты черным Солнцем зависла в самом центре котлована, поглощая теплый дневной свет и погрузив исписанное узорами дно в сумерки, я встал на противоположном от Горской крае ямы, и начал читать заклинание. Увы, приходилось опять прибегать к одному из древних языков — передать все нужные интонации на русском я бы не сумел при всем желании.

Бессмысленный странник холодной пустыни.

Изнывающий от жажды у края воды,

У берега реки, из которой не может испить.

Я призываю тебя нести пользу!

Пользу в великом, чудесном деянии,

В том, о чем сложат прекрасные песни!

И вот, скажут в них: героям на помощь

Прибыл прекрасный, могучий творитель!

Прибыл на помощь великий создатель!

Помог им в великом и страшном деянии!

Я, Аштар, дам тебе дело!

Я, Аштар, дам тебе жертву!

В жертву я дам тебе дом и работу!