— Бергман, товарищ Неверов… разве в этом дело? Там же все — ВСЕ! фамилии настоящие. Это никакая не фантастика и вообще никакая не повесть. Это диверсия. Это попытка разрушить наш мир.

— Не понял, — честно признался Кулаков.

— А вот зря ты не стал читать целиком мой апрельский отчет о точке сингулярности.

— Не моя тематика, — жестко ответил Кулаков в последней наивной попытке отмахнуться от мистического кошмара.

— Теперь будет и твоя тоже, — припечатал Грейв.

Кулаков покосился на начальника, и Форманов еле заметно кивнул. Все, назад дороги нет.

— Вспомни, что тебе рассказывал Большаков про Эльфа.

И почему-то только теперь у Кулакова в голове склеились две половинки одного целого. Ба! Так ведь это именно Эльф называл себя Посвященным в ту последнюю ночь перед собственной смертью. Вот ведь срабатывают подсознательные защитные силы организма! Закончена операция — и абзац! Не хочется думать о непонятном — и выкидываешь из головы все лишнее….

— Так что брат, с одним Посвященным ты уже работал напрямую.

— Что ты хочешь сказать, Игнат? Эльф тоже был с вами в точке сингулярности?

— К счастью, нет, но как раз там был Давид Маревич, которого шлепнули сотрудники спецотдела тогдашнего ЧГУ.

— То есть Маревич — не литературный герой, а абсолютно реальная личность?

— Вот именно. Пойми же ты наконец, Володя, в этой книге, которую кто-то хочет публиковать, все, абсолютно все — правда. Уж я-то знаю. Я был одним из тех, кто занимался уничтожением спецотдела по работе с Посвященными в девяносто первом году. С Вергилием Настом знаком был шапочно, а вот с Петром Михалычем Глотковым мы не один фунт лиха вместе скушали…. И я вам скажу, товарищи, — Грейв поднялся, приблизился к столу и, навалившись на него всей тяжестью будто обессилевшего вмиг тела, перешел на зловещий шепот, обращаясь уже не столько к Кулакову, сколько к шефу. Появление Маревича в точке сингулярности — это еще полбеды. Хуже, если он появится в нашем реальном пространстве, сегодня, сейчас. А он, похоже, уже появился. Иначе откуда у Разгонова вся эта информация?

— Мало ли откуда? — предположил Форманов. — Ее могли передать Разгонову другие Посвященные. Например, тот же Бергман, он же Владыка Урус, еще там, в Штатах, или Владыка Шпатц из Мюнхена, ты же знаешь, что они дружат с Алексеем Кречетом.

— Знаю, — кивнул Грейв. — И все-таки думаю, что Маревич появился лично. И еще у меня большое подозрение, что погибший Эльф тоже вернулся на Землю. Итак: Давид Маревич, Анна Неверова, Борис Шумахер, Юриуш Семецкий…. Еще трое вернутся — и все.

— Что — все? — простодушно решил уточнить Кулаков.

— Конец света, — сказал Грейв бесцветным голосом.

И Кулакову захотелось проснуться. Это ж надо! Пройти две войны, дослужиться до генерала, воспитать блестящую смену, начать искренне верить в возрождение России.

И дома все хорошо: жена, дети, внуки, все любят друг друга, и даже с деньгами — тьфу-тьфу, наконец-то! — стало совсем неплохо…. Короче, дожить до вполне благополучных времен. И для чего? Чтобы мрачный злобный старик, выживший из ума, сидя напротив, предрекал тебе конец мира через несколько месяцев?

— Мы-то что должны делать? — не выдержал дядя Воша, как человек сугубо практический.

Никулин не растерялся. У него уже был готов ответ:

— Для начала мы должны нейтрализовать Разгонова.

— В каком смысле?

— Во всех смыслах. Лишить его инициативы. Приставить хорошую, очень хорошую круглосуточную наружку, а заодно внедрить агента влияния.

— На бульвар? — поинтересовался Форманов.

«Бог мой! — подумал Кулаков, — генерал Форманов, как минимум, пятый человек в стране после Президента, а в международной иерархии рейтинг его едва ли не еще выше, и вот сам Алексей Михалыч рассуждает об этакой ерунде — знает, помнит и держит в голове разгоновские прогулки с собакой по бульвару! Кто-то из нас определенно сошел с ума».

— Через бульвар не стоит, — помотал головою Грейв. — Используйте любую другую структуру.

— Другой структуры нет, — доложил Форманов.

И Кулаков окончательно осознал, что командуют здесь не генералы, а полковник Никулин. Такая уж была тема.

— Михалыч, ты издеваешься? Нет подходящей организации, значит, создайте. И кандидатуру агента обязательно согласуйте со мной. Вот, собственно, и все. Пока — все. Но это только начало.

— Почему? — строго спросил Форманов.

В голос его возвращались начальственные нотки.

— Потому что Разгонов пишет вторую часть романа.

— О как! — сказал Форманов. — С теми же героями?

— Разумеется. Разгонов пишет сценарий для нас с вами. Сегодня именно он решает, как нам жить и когда умирать.

Кулаков даже не успел спросить, насколько серьезно можно относиться к последнему утверждению. Грейв продолжал, повысив голос и никому не давая вздохнуть:

— Мы должны очень внимательно отслеживать каждую страницу, выходящую из-под его пальцев. И если хоть что-нибудь в этом сценарии нам не понравится, реакция должна последовать незамедлительно.

Дядя Воша напряг все мышцы и стиснул зубы, из последних сил заставляя себя молчать. Форманов тяжко вздохнул:

— Но ведь Разгонов — это тебе не Дима Холодов.

— Конечно, — согласился Грейв с ледяным спокойствием профессионального убийцы. — Поэтому мы и разговариваем здесь, и только втроем. До встречи через неделю, товарищи.

Высохший, как мумия, свирепый старик неожиданно резко поднялся и вышел, никому не пожав руки.

Форманов вытащил из ящика стола початую пачку и, не без труда совместив трясущуюся сигарету с дрожащим огоньком зажигалки, жадно втянул в себя первую порцию дыма. А ведь еще вчера хвастался, что уже неделю не курит.

Кулаков тоже запалил сигаретку и с удивлением отметил, что даже не вспоминал о курении по ходу разговора.

— У Игната астма открылась. Его от одного запаха табачного крутит.

— А-а, — протянул Кулаков.

Он все ждал, когда же Форманов скажет что-нибудь по существу. Но Форманов ничего не говорил. Он только все курил и курил. Одну сигарету от другой.

Собаку мы взяли еще в ноябре. Белка в таких вопросах решения принимала мгновенно. Лабрадор, значит, лабрадор. Он же ретривер золотистый. Позвонила в самый элитный клуб и в тот же день привезла зверя, не советуясь со мной. А чего со мной советоваться, если я лабрадоров этих с ньюфаундлендами путаю по чисто географическому признаку? Зверь, конечно, оказался славный большелапый, вислоухий почти трехмесячный щенок-переросток, глядящий на нас доверчивыми черными маслинами, а шкура этого чуда и впрямь отливала настоящим червонным блеском. В общем, приобретение одобрили все: и я, и Зоя Васильевна, и конечно Андрюшка. Этот в полном восторге был и утренние прогулки клятвенно обещал взять на себя. Ни я, ни Белка от столь благородного предложения отказаться не могли, взрослым в обязанность поставили дневные и вечерние выходы — на том и порешили. Ну а выбранное еще неделю назад имя никто менять не собирался — Капа, так Капа. И собаке вроде понравилось — откликаться начала быстро.