Слова отца немного успокаивают. Но все же ощущение тревоги за маму добавляется. Мне так морально и физически плохо становится, что, кажется, еще немного – и я упаду в обморок.

– Дочка… ты побледнела… может, врача?! – беспокоится отец, и эти слова… они действуют подобно электрическому току, который проскальзывает по всем сухожилиям.

– Нет. Просто… я хочу в спальню… отдохнуть немного с дороги… – нахожусь с ответом и напарываюсь на многозначительный взгляд Фатимы, которая словно невербально дает понять, от чего мне отдохнуть надо… в ее глазах чисто женская зависть.

Но я сейчас слишком слаба, чтобы на такие вот детали внимание обращать.

– Да, дочка, отдохни. Хочешь в отдельную спальню? Все же Мелина тоже немного расклеилась.

– Нет, – отвечаю порывисто. Я хочу к сестре. Мы и так давно не виделись, и скоро опять разлука…

– Хорошо, дочка, как скажешь… – вновь улыбается отец и смотрит на меня с теплом и гордостью. И мне вдруг больно становится от всей этой ситуации.

Что бы было с ним, если бы шейх не послал дочь с подарками и благодарностями, а люди шейха пришли с обвинениями, принося с собой позор всему нашему роду…

Выдержало бы сердце отца такой удар?

А если бы меня раскрыли? Если бы шейх понял, что перед ним не Каролина?!

Что бы было тогда? В какой ужас превратилась бы вся наша жизнь?!

Не хочу об этом всем думать. Не могу. Слабость накатывает и тошнота. Меня всегда от нервов мутит, а учитывая происходившее со мной ночь напролет, странно, что я все еще умудряюсь стоять на дрожащих ногах…

– Да, устала наша радость, ведь все мы в таком напряжении с этой подготовкой к свадьбе… – привлекает к себе внимание отца Фатима, и я выдыхаю, когда она начинает вопить и звать прислугу.

Затем вновь переключается на свой режим хозяйки.

– Конечно, конечно, Каролиночка, отдохни. Я прикажу приготовить вам с сестрой полезный травяной чай… Фрукты принесут прямо в спальню, может, еще твой любимый супчик с куркумой?

Просто киваю на слова Фатимы, честно говоря, есть я точно не могу и от малейшего напоминания о еде меня знобит.

– Иди-иди… отдохни… дорогая… как что-то понадобится, все будет исполнено…

Больше не обращаю внимания на щебет Фатимы. Ее не переношу сейчас. Поднимаюсь по лестнице и беспрепятственно оказываюсь на этаже, иду к нашей с сестрой спальне.

С каждым шагом, который приближает меня к сестре, я ощущаю, как у меня слезы закипают в глазах, готовые излиться самым настоящим водопадом.

Я останавливаюсь у двери. Делаю глубокий вдох, но не успеваю дернуть за ручку, как дверь сама открывается. На пороге я вижу сестру, которая утягивает меня в комнату и захлопывает дверь за спиной.

– Ну что?! – спрашивает с нажимом, и я киваю.

Сил нет, чтобы хоть что-то сказать. Не могу. Больно. Мне плохо. Мне так плохо. Ощущение, что размазало по асфальту, что нет меня больше…

И это правда…

Прежняя Мелина со своими стремлениями и мечтами осталась где-то там, в моем прошлом, и мне придется воскрешать ее по крупицам, по памяти…

– Шейх доволен? Хотя… ты пришла с дарами… я видела… Он не понял, что ты не я?!

Качаю отрицательно головой.

Аяз не понял… не понял, что я отдала ему всю себя… и осталась пустая… сломанная оболочка…

– Да! Я знала! Знала!

Сестра обнимает меня изо всех сил, прижимает к себе.

– Получилось. Черт его возьми! Получилось… Мы спасены, Мелина… Спасены…

Шепчет и держит меня в своих объятиях, а я… я в каком-то заторможенном состоянии, в шоке… тоже обнимаю Каролину и начинаю рыдать…

Меня просто сносит в какую-то истерику.

– Тише, Мелина, не так громко, еще услышат… – шепчет Каролина и гладит меня по спине, успокаивая, но… у нее плохо получается…

– Тебе нужно в душ. Прямо сейчас, – деловито выговаривает сестра и начинает раздевать меня.

И в какой-то момент я словно в себя прихожу и просто отстраняю руки сестры от себя.

– Я сама, Каролина, – говорю неожиданно спокойно, и сестра вскидывает на меня свои глаза, спустя короткую заминку кивает, делает шаг назад и смотрит обеспокоенно.

– Как ты, Мелли? – спрашивает и прищуривается. – Ты очень бледная…

– Как я? – переспрашиваю и отчего-то улыбаюсь. – Как я?

Немного повышаю голос и отворачиваюсь от сестры, скидываю с себя одежду прямо на пол, не беспокоясь ни о чем.

Это не мои вещи, и больше их я не надену…

Пусть Каролина поднимает и складывает, а лучше… лучше пусть сожжет вместе со всеми воспоминаниями…

Направляюсь в ванную, но неожиданно чувствую хватку на локте, оторопело смотрю на сестру, которая неожиданно вкладывает в мою руку стакан, а затем заталкивает мне в рот какой-то кругляш.

Я в какой-то шок попадаю, будто меня оглушают, такое ощущение, что кто-то битой по голове зарядил или я попала прямо сейчас в аварию и сильно ударилась головой.

Я не реагирую. Тогда Каролина прикусывает губу и стакан с водой цепляет своими пальцами, помогает мне поднести его к губам.

– Запей… – говорит с нажимом.

– Это пилюля для того, чтобы память стереть?

Все еще в каком-то шоке, проговариваю с иронией, чувствуя горечь лекарства на языке.

Сестра улыбается как-то то ли зло, то ли с грустью и отвечает коротко:

– Типа того, пей быстрее, там по времени нужно уложиться…

Помогает мне сделать глоток, и я ощущаю, как пилюля проскальзывает по пищеводу…

Закрываю дверь ванной. Почти захлопываю перед самым носом Каролины. Мне плохо. Мне так плохо, как не было никогда, и ощущение, что я заболеваю…

Благо Кара понимает мое состояние и не ломится, не стучится, я же включаю воду в душе на максимум и делаю ее горячей, чтобы хоть как-то согреться, встаю под обжигающие струи.

Не помогает. Ощущение такое, что внутри меня поселилась огромная глыба льда…

Кусок целый, который никак не растает, меня потряхивает от холода и озноба, хотя вода – почти кипяток…

Наконец жалею свое тело и немного убавляю градус. В какой-то момент, пока стою под обжигающими струями, перестаю хотя бы подрагивать, громко шмыгаю носом и размазываю сопли – слезы, которые уносит с собой вода.

Все пройдет, когда-то говорили древние мудрецы. И это пройдет…

И это пройдет…

А пройдет ли?

Или эта боль станет навечно моей частью, я ведь даже на сестру теперь без боли смотреть не могу, боли и злости…

Хотя… я сама пошла на этот шаг. Но… я не знала, что получу такую вот душевную рану на всю жизнь, что мне придется зализывать порезы, которыми испещрено мое сердце, и надеяться, что однажды они превратятся в шрамы, что не будут столь болезненно кровоточить.

Я намеренно закрываю от себя воспоминания, стараюсь не думать о шейхе, стереть имя Аяза из памяти, но…

Я не могу…

Вновь его лицо перед глазами и вновь слезы обжигают. Горло сковывает спазм, и меня накрывают рвотные позывы, буквально рвет пустотой…

Полощу рот, сплевываю, но горечь так и не уходит…

Горечь моего отчаяния, обиды, боли, разочарования…

Так много чувств, и каждое сплетается в буквы имени мужчины, который никогда не будет моим, мужчины, который, если бы узнал про обман, не пожалел бы ни меня, ни мою семью…

– Я должна забыть…

Выговариваю едва слышно, чтобы услышать, хочу вдолбить в свою глупую голову: нельзя допускать воспоминания.

Я сделала то, что должна была. Я спасала семью и весь род. Неважно, чем я руководствовалась, совершая этот поступок. Оправданий нет. Совесть мучает. А еще… есть и другое чувство, оно расцветает ядовитым цветком в самом сердце, оно убивает.

Как и предупреждал Аяз, самые красивые цветы в живой природе – самые опасные. Они манкие. Зовущие, но стоит притронуться, можно получить яд и погибнуть.

И я его получила. И сейчас погибаю. Только по ощущениям тот самый ядовитый цветок теперь будет отравлять меня изнутри.

Мне плохо. Мне невыносимо больно. Непереносимо просто. Ощущение, что от меня что-то отрывают.

Так странно. Всего ничего, а кажется, что…