Юрик, ожидаемо, поехал на пятый этаж на лифте, мы же поспешили по пахнущей табаком и прокисшим пивом, лестнице.

— Что вы хотели? — дом был новый, тетка Наташи не успела поставить железные двери, вместо картонных, строительных, а жильцы Юрика, очевидно, от бедности, металлической входной дверью не озаботились, поэтому голоса доносились отчетливо.

— Давайте в квартиру пройдем, здесь не удобно разговаривать…- под басок Юрика я торопливо шарил на дне сумки, боясь пропустить важную часть разговора.

— Нет, давайте здесь, если надо, поговорим. — проявил твердость в разговоре с арендодателем квартирант: — Жена детей укладывает, а, если они вас услышат, мы с ними потом минут сорок возится будем.

— Ну хорошо…- Юрик замялся, видимо собирался с мыслями, что предложить человеку в обмен на ложные показания суду, но его заминки мне хватило, чтобы сунуть штекер выносного микрофона в маленький японский диктофон, сунуть головку микрофона в замочную скважину и нажать на кнопку «Запись».

Квартирант ломался недолго, согласился сказать суду, что они живут у родителей супруги, совсем в другом доме за половину месячной арендной платы.

Наташа, очень тихо сопящая рядом со мной, держалась очень спокойно, пока Юра, обрадованный, что квартирант не стал долго упрямится и обещал завтра приехать в суд, не коснулся в разговоре своей дальней родственницы, а именно, моей невесты.

— Мы то люди простые, нам и эта квартира — уже как миллион долларов в лотерею выиграть, а эта соска столичная живет у хахаля своего, деньги не считает, с двумя мужиками живет…

Очевидно, последней каплей для Наташи был мой удивленный взгляд при словах о двух мужиках — она побледнела, после чего ударила ногой по входной двери в квартиру, оказавшейся не запертой.

— Это я соска⁈ Это я с двумя мужиками живу⁈ — бледная Наташа наступала на бледного, шагнувшего назад и наткнувшегося на замершего квартиранта, Юрика.

Когда мы только познакомились, Наташа пристала ко мне, чтобы я научил ее драться, ибо времена сейчас опасные. Я сам в этом деле не великий специалист, тем более, что платиновая блондинка, делившая со мной постель существом была легким и тонкокостным.

Я отбрехался тем, что мастера меча — самураи, всю жизнь изучают пару-тройку коронных приемов, которые доводят до совершенства, повторяя упражнение десятки тысяч раз, а так как кулачки у Наташи небольшие, а запястья тонкие, зато имеется растяжка, то лучше ей изучить пару ударов ногой, отработав их до полного совершенства. Вот сейчас один из таких ударов я лицезрел — Наташа подпрыгнула, изобразив ногами движения ирландского риверданса, белые кроссовки мелькнули, как пули, после чего Юрик охнул и завалился, держась одновременно за колено и за яй… паховую область. В довершении, разъяренная подруга рванула за крюк деревянную вешалку, привинченную к стене, очевидно плохо, потому что вся конструкция, вместе с висящей верхней одеждой, обрушилась на голову, ворочающегося у нас в ногах, дальнего родственника.

— Ты что, сука делаешь? — заорал ответственный арендатор и в это время дверь в гостиную распахнулась и на пороге, как богиня возмездия Немезида, возникла молодая полная женщина с мертвыми глазами и, примерно, двухгодовалым ребенком под мышкой,

— Я тебе, тварь, сколько раз говорила — не смей, когда я… — скользнув по нам угрожающим взглядом королевской кобры, женщина, перехватив как следует, сонно моргающего малыша, стала методично и звонко бить своего, мужа или сожителя, куда-то в голову своей тяжелой ладонью.

— Бежим! — я рывком выдернул Наташу, которая деловито примерялась, в какую точку нанести следующий, разящий удар, в подъезд и потащил ее вниз, благо лифт кто-то угнал — кнопка вызова горела красным светом. В подъезде я задержался — выключал запись диктофона, пока он не начал писать на вторую круг, записывая мое тяжелое дыхание поверх записи важного разговора, отсоединил микрофон, убрал все в сумку, чтобы не выпало. Вверху доносились крики женщины и равномерные шлепки, значит погони за нами не было. Из подъезда я вышел неторопливым шагам, для того, чтобы тут-же побежать — в противоположной стороне двора, где в ряду своих товаром прятался наш «Рено», мелькали темные тени, визжала Наташа и несколько мужиков пьяно и жизнерадостно ржали.

Бросившись напрямую, через детскую площадку, я разглядел, что по дороге к парковке мою женщину перехватили три местных упыря. Один охватил ее сзади, за корпус, задрав куртку и белую кофточку, так что под жадными лапами мелькало загорелое тело. Еще двое пытались подобраться спереди и схватить за ноги, которыми Наташа пока умудрялась беспорядочно лягаться. Я озверел конечно мгновенно, так как хватать мою женщину не мог никто. Слава Богу, я понимал, что стрелять в этом дворе, даже из «левого» пистолета, нельзя категорически, а «песочник» во дворе был классический, сбитый из досок, а не новомодный, из литого бетона. Двумя ударами ботинка я сбил верхнюю доску-сиденье, и, перехватив ее поудобнее, рванул вперед. Держащий Наташу тип не успел оглянуться, когда я, со все й дури, ударил его доской в район поясницы. Он замычал, отпустил Наташу, начал оборачиваться и упал на колено, от удара в ногу, который сразу же перешел в удар по, коротко стриженному, покрытому многочисленными шрамами, затылку.

Одного из его подельников я задел лишь вскользь, но видимо, зацепил, торчащим из доски, гвоздем, потому как он зажал ладонь и отступил на пару шагов, с кусая от боли губы, а вот третий, наверное, самый умный, бросился куда-то, в темноту кустов, истошно вопя: — Пацаны!

Доску я, хекнув, забросил, как можно дальше, в сторону мусорных баков, чтобы мои супротивники не воспользовались против меня этой же доской, а со стоянки мы выезжали, явственно слыша, дробный топот множества ног.

Последним подарком нам был тяжелый, твердый предмет, с грохотом отскочивший от металла задней двери.

— Ты как? — я повернулся к порывисто дышащей, Наташе.

— Ты где был? — девушка уставилась на меня сухими от ярости глазами.

— Микрофон в сумку убирал, чуть не выронил все хозяйство…

— Я их вообще не видела, они откуда-то сзади навалились, как только я из подъезда вышла, рот зажали и куда-то потащили. Я сначала даже понять не могла, что это было, потом только за руку козла, что рот зажимал, укусила, почти вырвалась… Ты куда?

Не люблю изнасилования, особенно групповые, и совершенные такой гопотой не в отношении своих-же марамоек, которое и изнасилованием назвать нельзя, а вот таких, случайных девочек и женщин, которые просто шли по улице или даже, по своему двору, торопясь к любимым, родителям или детям, а тут имело место именно такое, и, судя по отработанным действиям этой троицы, уже не первое, поэтому я развернул машину и погнал ее обратно, в сторону двора, откуда мы только вырвались.

— Сиди в машине, защелки все опусти, двигатель не глуши. Поднимешь запор только когда будешь точно уверенна, что это я. Если в течении сорока минут я не вернусь — садись за руль и езжай в Мытищи, я значит буду до дома добираться самостоятельно. Запись судье не отдавай, сделай копию, только ее можно отдать, оригинал нужно, в любом случае, сохранить. Ладно, не переживай, я скоро буду.

Не слушая Наташу я захлопнул дверь «Рено» и побежал к углу многоэтажки — до нужного мне дома, во дворе которого остались «пацаны», мне надо было пересечь два двора.

К сидящим на двух, поставленных друг напротив друга, лавках, компании парней, я подобрался совсем близко, пользуясь густыми кустами. Тренькали три аккорда, кто-то, не в лад, хрипато пел про пацана, по которому тоскует мама. Мои «крестники» тут тоже присутствовали. Первый мычал и мотал головой, второй, замотав какой-то тряпкой, распоротую гвоздем руку, громко хлебал из бутылки какое-то пойло, а третий, что сбежал за подмогой, срывающимся голосом рассказывал, что телка эта, что сбежала, скорее всего живет в семнадцатом доме, он ее несколько раз видел, и, но завтра, отвечает, вые…т ее во все отверстия, потом приведет сюда, к пацанам, чтобы, значит, знала… А «пахаря» ее замочит, в натуре, отвечаю…