При этом у него был ствол в кармане и садистские наклонности в голове. Если не остановить его сейчас, он будет пытать молодую женщину, выбивая информацию о том, где спрятаны деньги. Загонит ей швейные иглы под ногти. Она отключится, но останется живой. Спасут.

Но это же не всё. Он ведь и дальше продолжит свой путь. От этих воспоминаний на душе делалось гадко. Холодно и пусто. Одно дело, когда ты смотришь в прошлое, на дела давно свершившиеся, а другое, когда все эти вопиющие к отмщению злодеяния творятся прямо сейчас.

В общем, пока он совершил только одно убийство. Остальные ещё в будущем, и я этого не допущу. В этот раз никакого ЦК, надо писать непосредственному исполнителю, ведущему дело. Следаку. И комитетчикам. Для контроля.

С этим всё ясно, а вот что делать с разными Михасевичами, Чикатилами и Ткачами я пока не слишком-то понимал. Во-первых, подробности их дел были мне известны лишь в общих чертах, я ими не занимался. Так, читал что-то когда-то, но где во сколько и когда они нападут снова не имел понятия. Ткач, например, вообще только в этом году первое убийство совершит.

Чикатило уже убивал, но вроде до восемьдесят первого года будет сидеть тише воды, ниже травы. И что с ними делать? Милиция не станет хватать тех, кто ничего ещё не совершил, даже если уверует в мои прорицания, как в откровение свыше. Тут нужно было принять какое-то решение, причём в ближайшее время.

Отправлять письмо из Верхотомска я не хотел по соображениям конспирации. Сужать радиус поиска точно не стоило, даже если бы меня и не искали сейчас, то могли бы заняться позднее. Так что нужно было проявлять осторожность. Поэтому, когда на следующее утро Зинаида подошла к столу Вотрубы и сказала, что тому нужно собираться в Иваново, я внимательно следил за разговором.

— Зинаида Михайловна, но вы же обещали до конца месяца меня не посылать… Но всё-таки посылаете…

Уж послала, так послала…

— Кошкин! — загремела Ткачиха. — Ты инженер отдела материально-технического снабжения! Тебя государство поставило на эту должность. Оно тебя воспитывало, кормило, обеспечивало счастливое детство и обучало наукам. Теперь пришёл черёд возвращать государству долги. Что значит, я обещала? Я сказала, по возможности не пошлю. По возможности, понимаешь? И ты сидел здесь, пока твои товарищи мотались по стране. Язык на плечо и летели, куда родная фабрика пошлёт. А ты чем лучше⁈ Жена беременна? Так что теперь? Раньше думать надо было, когда заделывал ей ляльку. Поедешь! Некого послать больше!

— Зинаида Михайловна! — плаксиво заголосил он. — Вы войдите в положение! У меня же ситуация! Мне старшую надо в садик водить. Жена в больнице. Я не могу. Пусть Жаров едет! У него ни жены, ни детей нет!

— Это что за разговоры! Дети у него! У всех дети! У всех ситуация!

— Но не у Жарова!

Мудак он, конечно, Кошкин этот, но дети его не виноваты.

— У Жарова своих дел выше крыши! — встала на мою защиту Ткачиха. — Он что, должен и за тебя ещё работать⁈ И вообще, Кошкин, это что за саботаж⁈ Не справляешься с работой, уходи, ищи другое место!

— Я могу поехать, Зинаида Михайловна, — сказал я.

Все обернулись ко мне.

— Иваново — город невест, — засмеялась курчавая соседка из-за соседнего стола. — Жаров неженатый. Привезёт себе деваху оттуда.

Не надо было ей влезать. Зина нахмурилась.

— И станет, как Кошкин, с женой, садиками и вечными проблемами! — крикнули сзади и все засмеялись.

— Так у нас у самих тут фабрика невест!

— Незачем ему туда ехать!— рявкнула Ткачиха. — Кошкин поедет! Развели демократию! Поеду, не поеду! Я сказала, Кошкин!

На самом деле, нужно было ехать мне. Оттуда можно было бы мотануть в Москву и в Питер. Собственно, ехать, в любом случае, через столицу. Так что должен был ехать я, а Вотруба пусть бы сидел здесь. Но Ткачиха, похоже, закусила, так что пока давить на неё не следовало.

Размышляя, о том, как переубедить Ткачиху, я пошёл в столовую.

— Александр! — окликнули меня, когда я стоял в очереди с подносом.

Я обернулся и увидел Кошкина.

— Александр! — с нажимом и даже надрывом повторил он. — Ты должен убедить Зинаиду Михайловну.

— Ладно, — кивнул я и отвернулся.

Я протянул руки и взял тарелку. Бефстроганов выглядел очень аппетитно и в этот момент был мне гораздо интереснее, чем Кошкин.

— Я встану перед тобой? — не отставал тот. — Товарищи, мы вместе. Он на меня занимал.

Женщины негромко загудели, но возражать не стали.

— Первое почему не берём? — кивнула мне крупная и властная повариха. — Рассольник отличный сегодня. Первое кушать обязательно нужно!

Она протянула мне тарелку и я, чуть подумав взял и её.

— Александр, спасибо что вошёл в положение, — бубнил Кошкин, повернувшись ко мне. — Но нужно довести до конца. У тебя же влияние! Пожалуйста, договорись с ней.

— Кисель или компот? — спросила повариха.

— Компот, пожалуйста.

— А кисель какой сегодня? — уточнил Вотруба.

— Красный! — недовольно ответила грузная стряпуха с белым фантазийным коконом, намотанным на голову.

— Да, мне кисель, — кивнул он.

Он расплатился на кассе и, стоя с подносом в руках, дожидался меня. Дружок, блин, закадычный.

— Кошкин! — подошёл к нему Артёмыч. — Ты почему нас не обеспечил ещё⁈

Воспользовавшись, тем что Вотруба отвлёкся я ушёл к дальнему столику, где уже сидели три швеи и сел с ними.

— Здравствуйте, девушки.

Они засмеялись, закивали головой.

— Работай, сука, усердно! — выдал очередную многозначительную сентенцию Артёмыч, отпуская Кошкина восвояси.

— Александр! — обиженно воскликнул тот, подходя к моему столу.

Я только плечами пожал, мол, извиняй, старичок, я с девушками. Он ушёл, а я принялся за еду. Рассольник действительно был очень даже ничего. С перловкой и мелкими кубиками солёного огурца. И бефстроганов тоже был хорош. Длинные полосочки мяса, щедро наваленные на большой шлепок взбитого картофельного пюре, залитые сливочным соусом, были нежнейшими и просто таяли во рту.

Девушки уже заканчивали и поэтому быстро ушли, оставив меня одного. Я тоже не задержался и выпив стакан янтарного и необыкновенно наваристого компота, выбежал из зала, спустился по лестнице и увидел в фойе Настю. Она стояла спиной ко мне и разговаривала с двумя парнями.

Они балагурили, шутили, а она заливисто смеялась, запрокидывая голову. Мне это не то, чтобы не понравилось. Как бы, казалось, должно быть наоборот, никакого напряга, она не комплексует, всё хорошо, никаких проблем. Да, но в сердце неприятно кольнуло, и я не остановился, проходя мимо. Только бросил:

— Привет, Настя!

— Здравствуйте, Александр Петрович! — радостно откликнулась она.

Здравствуйте-здравствуйте. Странная она, Настя эта. Я даже головой покачал, как бы показывая, что не могу её понять. То приходит, как ночная нимфа, влекомая страстью, то вдруг ведёт себя, будто ничего и не было.

Ну, то есть, да, мол, было, но продолжение вроде и не требуется. При этом она явно не из тех, кто прыгает из постели в постель. М-да… Что сказать? Будь ты хоть тысячелетним мудрецом, прожившим жизнь даже и сто раз, а душа женщины — потёмки. Впрочем, так оно даже лучше. Мне сейчас точно не до разборок с девушками.

— Жаров, — окликнула меня Ткачиха, когда я входил в заводоуправление. — Зайди-ка ко мне.

Мы прошагали вместе и вошли в её кабинет.

— Вот что я подумала, — сказала она, складывая руки на груди. — Помнишь, ты про Большой театр говорил как-то?

— Э-э-э… — нахмурился я. — Напомните, пожалуйста…

— Так, только не надо сейчас вот этих игр в беспамятство, ладно?

— Ладно, — согласился я. — И что всё-таки я говорил про Большой?

— Ты говорил, что у бабушки твоей там хорошая знакомая работает и может достать билеты на любой спектакль.

— Допустим, — кивнул я, пытаясь понять, куда она клонит.

— Допустим, лестницу спустим. Ты мне не увиливай. Я вот подумала, мне нужно ехать в министерство. Там совещание по отрасли будет, директор меня посылает. Понимаешь?