— Намерения злоумышленники проявляли открыто. Понимаете? На половую неприкосновенность покушались.

В общем, в конце концов, хулиганов запихали в жёлтую карету и повезли в отделение.

— Ой спасибо вам, Александр Петрович, — затараторила девушка, когда машина уехала, а толпа любопытных, вывалившая из общаги, начала редеть.

Девица была румяная, боевая, с носом-пуговкой, густыми пшеничными бровями и длиннющими ресницами. Из-под платка выбилась тугая коса.

— Так ты, значит, не Жанна?

— Вы что, я же Настя! Мы с вами в профкоме вместе… ну, состоим.

Вот и первый прокольчик.

— Да-да, Настя, конечно, — кивнул я и схватился за затылок.

— Что? Больно?

— Немного… Я когда падал, хорошо головой приложился.

Вообще-то нет. Я упал, успев сгруппироваться и головой вообще льда не коснулся. Просто подумал, что это падение — отличный повод, чтобы объяснять провалы в памяти. А что, шёл, упал, поскользнулся. Очнулся — гипс. Тут помню, тут не помню.

— Надо скорую вызвать!

— Да ну, какую скорую! — браво возразил я и чуть поморщился. — Ладно, я пойду к себе.

Актёр, как есть актёр. Ещё и пошёл, чуть пошатываясь.

— Александр Петрович! Вас же качает!

— Да нормально всё! — махнул я рукой. — Было б из-за чего скорую вызывать.

— Ты это, не недооценивай, — весомо, и не скрывая тревоги, заявил непонятно откуда взявшийся мужичонка лет пятидесяти.

Он был без верхней одежды, в толстом свитере домашней вязки. Зубы редкие, волосы тоже, в глазах тревога.

— Пошли, — кивнул он на вход. — Сейчас всё организуем. Настасья, ты давай, проводи защитника своего до комнаты, чтоб он тут не усугубил, чего доброго. А то шваркнется оземь, вообще без головы останется.

— Александр Петрович, вы за меня держитесь, не стесняйтесь, — тут же прижалась ко мне девушка.

— Да зачем же мне держаться! — нахмурился я. — Я же…

— Ничего-ничего, — ловко обхватила она меня за пояс. — Кладите руку мне на плечо. Кладите-кладите. Вот так. Дядя Витя, вызывайте, не слушайте его. Он один троих хулиганов отделал. Так что же, мы его в беде бросим?

Молодец Настя, хорошая девочка. Мы в обнимочку поднялись по ступеням, дядя Витя взял мой портфель, придержал дверь, пропуская нас вперёд, и сам шагнул за нами.

— А ну, барышни, расходимся, расходимся, — привычно строгим голосом проговорил он. — Представление закончено.

— Бой Ивана царевича с трёхглавым чудищем закончился победой Ивана и скорой женитьбой на принцессе, — бросил кто-то из девушек, скопившихся на проходной.

Они были разного возраста — и совсем юные, как вот эта Настя, и постарше. Работницы фабрики, надо полагать.

— Ха-ха-ха, как смешно, — покачала головой спасённая «принцесса». — Человек жизнью рисковал, а вы…

— А ты чем рисковала? — крикнули в толпе. — Удовольствиями?

Девки захохотали. А жизнь здесь интересная, ёлки-палки. Не удивлюсь, что причину разлада с Женей где-то тут и нужно искать. Вон их сколько, необустроенных, истосковавшихся и желающих простого, так-сказать, бабьего счастья.

— Так, девчата, расходитесь, а то придётся меры применять, — прикрикнул дядя Витя. — Не обрадуетесь!

Девушки попритихли и начали расходиться.

Настя довела меня до комнаты с номером сто двадцать восемь, оказавшейся расположенной на первом этаже. Я так понял, тут было небольшое мужское гетто в обширном женском царстве.

Я убрал руку с её плеча и стал шарить в кармане.

— Ключ…

— Да зачем! — бросила девчонка и уверенно забарабанила по двери. — Сосед-то для чего нужен?

— Сосед? — удивился я.

— Ну, Давид!

Бляха-муха! Ещё и сосед! Давид какой-то. Личного пространства не будет, походу…

Дверь распахнулась и на пороге появился чернявый коренастый парень в тренировочных штанах и майке-алкоголичке. Он был похож на бычка. Плечи и шея такие — хоть сейчас на родео выпускай.

— Ва-а-ай! — протянул он, расплываясь в улыбке. — Саша приехал! Жену из Москвы привёз?

— Гамарджоба, Давид-батоно, — усмехнулся я.

— Давид! — с укором воскликнула Настя! — Вечно шуточки твои дурацкие! На меня трое хулиганов напали, а Александр Петрович им всем дал дрозда!

— Чего-чего дал? Дрозда? Ах, какой молодец! Зачем меня не позвал? Я б им чего другого дал!

— А у тебя есть что ли? — хихикнула моя сопровождающая.

— Ох, Настя! Для чего так говоришь, а? Хочешь узнать, что у меня есть, а что у тебя?

У него был небольшой, но довольно сочный акцент.

— Дурак, — засмеялась она. — Ты давай прекращай. У Александра Петровича травма головы. Он поскользнулся и об лёд ударился. Сотрясение, наверное. Дядя Витя побежал скорую вызывать. Давай его положим. Пальто помоги снять.

— Хорош, ребят, — нахмурился я. — Всё со мной нормально. Я сам. Ну-ка!

Я снял пальто и повесил на свободный крючок, рядом с которым на плечиках висела дублёнка, должно быть, принадлежащая Давиду. Сбросил ботинки и прямой наводкой подошёл по дощатому, крашенному полу к аккуратно застеленной и накрытой покрывалом железной кровати. В комнате была ещё одна кровать, но, судя по тому, что она была изрядно помята, я решил, что принадлежала она Давиду.

На мгновенье я задумался, сесть или лечь и тут же улёгся.

— А что не на свою? — спокойно поинтересовался Давид. — Думаешь, моя койка мягче?

Сетка подо мной скрипнула, будто возмущаясь беспардонностью чужака, я повернулся на бок и огляделся. Комната была, естественно, небольшой. Крашеная миллион раз дверь, несколько крючков у входа и небольшое зеркало. Дешёвые обои с колосками, видавший виды платяной шкаф, стол, накрытый клеёнкой с морским рисунком, и два стула. На столе стояла электроплитка и чайник. Ну, и две кровати. Под потолком болталась дурацкая дешёвая люстра и давала скудный свет.

— Сорян, брат, — крякнул я и уселся. — Перепутал малость. Я, как Доцент, похоже. Тут помню, тут не помню. Как-то мутно в голове. Вроде кто-то мне туда туману напустил.

— Кто-то? Так вот, Настя тебе и напустила. Никаких хулиганов и в помине не было. Она всё наколдовала.

— Очень остроумно, — хмыкнула Настя и покрутила пальцем у виска. — Балбес ты, Давид.

Она сбросила шубу и сдвинула на плечи платок. Красный свитер, плотно обтягивал внушительную тугую грудь. А юбка — такие же упругие и крепкие бёдра, показавшиеся мне довольно широкими. Огонь девка. Некрасовская буквально — и в избу, и коня… Кровь с молоком, короче. Настоящее сокровище, каких раньше немало можно было отыскать в деревнях и сёлах.

Заметив, что я её разглядываю, она не смутилась, а, наоборот, расправила плечи, стараясь предстать в наиболее выгодном свете. Я спрятал усмешку и поднялся с чужой постели.

— Лежи, — подскочил ко мне сосед по комнате. — Зачем встаёшь? Нормально всё, я не в обиде.

— Да чего лежать, я же не инвалид.

Пока мы препирались появилась скорая. В комнату без стука ворвался дядя Витя, а за ним вошла немолодая сосредоточенная врачиха и крепкий санитар.

— Так, у кого сотрясение? — строго спросила докторша, переводя взгляд с меня на Давида и снова на меня.

— У него, — ткнул в меня пальцем он.

— Да нет у меня никакого сотрясения!

— Присядьте на край кровати. Так. Ногу на ногу. Хорошо…

Она постучала молоточком по коленям, поводила им перед глазами, заставила подняться, дотянуться до кончика носа и всё вот это.

— Потеря сознания при ударе была?

— Ну… если только на долю секунды. Я ведь в шапке был, удар поэтому несильный получился. На мгновение в голове потемнело, и вспышка короткая произошла, как молния, знаете. Словно разряд по телу пробежал.

— Потемнело в глазах, — повторила докторица, старательно записывая за мной.

— Доктор, у него, кажется, провалы в памяти, — сообщила Настя. — Он кровать свою не вспомнил. И вообще, неуверенно себя чувствует. Не помнит ничего.

Вот, шустрая какая. Всё-то она знает. Впрочем, сейчас мне это было на руку.

— Тошнота есть?

— Да всё я помню! — отмахнулся я.