Один из индеев, кого я сопровождал в его блужданиях по магазинам, попросил меня привезти в Бангалор пару купленных им магнитофонов.
— Ты со своим паспортом нашу таможню не проходишь, а я должен платить налог в три цены, — объяснил он. — У нас закон: живешь в Индии, покупай индийское. Хочешь импортное — иди в кассу, оплачивай амбиции…
Индусу я, конечно, подсобил, тем более, отправлялся за границу с пустым чемоданом, не считая расходного материала, а именно: водки, сырокопченой колбасы, доставаемой мне по блату за индийские таблетки для усиления потенции начальником охраны Микояновского комбината, а также пары батонов вкуснейшего орловского хлеба, выпекавшегося ранее на карамельном сусле и давно канувшего в Лету с иными натуральными продуктами СССР.
— А если я двадцать магнитофонов привезу?
— Хоть сто! У нас каждый инженер себе по паре купит, в накладе не останешься! — прозвучал ответ.
С этой информацией я пришел к Николаю Степановичу.
— Предлагаешь заняться спекуляцией? — небрежно спросил он.
— Зачем же? Все их специалисты — выпускники английских и американских университетов, на их столах я видел десятки писем от западных коллег, чьи технологии они успешно внедряют у себя, а нашим конструкторам таковые и не снились… Более того: помните последнюю встречу с индусами в НИИ на Калужской? Вам тогда директор сказал, что им наши лаборатории показывать не стоит с их ламповой техникой и ржавыми тисками, посему лучше обойтись пьянкой, именуемой приемом официальной делегации. Индусам нужны наши ракеты-носители, предоставляемые им бесплатно и станции слежения, отвечающие за телеметрию. Также — мозги баллистиков и иных спецов. То есть, халява. Вся дружба на ней и держится. И — на позиции премьера Индиры Ганди…
— Наш человек, — кивнул Новиков.
За этой его обтекаемой фразой, как выяснилось позже, скрывался тайный статус индийского премьера, относящегося к агентам влияния КГБ, но в ту пору мне, конечно же, данный факт был категорически неизвестен. Это была дама со стальным характером! Когда у нее на глазах на легкомоторном самолете разбился сын, первым ее поступком был приказ охране снять с трупа перстень, и этот принесенный ей перстень она с видимым облегчением прижала к груди: в нем были шифры всех западных счетов семьи… Потом уже началось проявление иных эмоций. Это мне рассказал Святослав Рерих, присутствовавший при крушении и стоявший рядом с ней.
— Нам же нужны близкие неформальные контакты с рабочим уровнем индийских спецов? — продолжил я. — Вот вам предлог и мотив — обоюдовыгодный бизнес. С легким оттенком криминала. Имею в виду неуплату частных налогов индийской стороной. А там можно развить и дальнейшее сотрудничество в смежных областях…
— А схема какая?
— Я работаю верблюдом, перевожу товар вместе с официальной аппаратурой, она досмотру не подлежит… Отчитываюсь о взаиморасчетах. Далее прибывают наши делегации для конкретной работы, в делегациях — ваши узкопрофильные специалисты, я их знакомлю с индусами, представляю, как своих поставщиков и помощников, таким образом контакты крепнут и спаиваются…
— Идейка по существу гнилая… — качнул головой Новиков. — Но, одновременно, и свежая. Пора тебе на Доску почета, как передовику-рационализатору. Ты, случаем, не на шоссе Энтузиастов живешь?
— Неподалеку.
— Чувствуется. Но у тебя будет много хлопот, отлынивать ты не сможешь…
— И не собираюсь.
Да и зачем мне было отлынивать? Меня вполне устраивала регулярность зарубежных поездок с благословения Конторы, равно как и комиссионные, получаемые от тайных сделок, хотя и с пыхтением, но одобренных свыше. При этом индусов я не вербовал, информации из них не вытягивал, а уж как они дружили впоследствии со своими новыми знакомцами из Союза, меня не занимало.
И вот, пускай с неохотой и неприязнью, но паспортишко мой возвратили и вручили билет до Дели, а затем до Бангалора, где располагалась вся космическая научно-производственная база Индии: лети, голубь, укрепляй взаимопонимание между народами, и жди скорого приезда рабочих групп из Москвы.
Приезд наших специалистов в Бангалор был для меня праздником. Эти люди представляли собой отборную гвардию нашей научно-технической интеллигенции. Мало того, что они досконально знали профессию, так еще были начитаны, эрудированы, обладали отменным чувством юмора и собственного достоинства. Они были незаменимы в своем деле, как правило, беспартийны, и один из них, Вадим Подъячев, ответственный за накопители спутниковой информации, на выездной комиссии, где заседали члены парткома института, на замечание одного идиота о том, что партийным товарищам больше доверия в плане их обязательного возвращения на Родину, равнодушно заметил:
— Все, кто сбежал — как на подбор, коммунисты с партбилетом, о побегах беспартийных я не слышал…
В парткоме повисла задумчивая пауза, после которой командировку ему со скрежетом зубовным, но утвердили. А куда деваться? Без этого языкастого разгильдяя спутник не полетит…
Каждое утро служебный автобус доставлял из отеля всю честную компанию в индийский космический центр, а после работы народ отправлялся гулять в пестрый, пропитанный запахом цветов и благовоний город: пройтись по бесчисленным магазинчикам или же посмотреть новую американскую киношку. Индийские фильмы с их нескончаемыми песнопениями и танцевальными номерами популярностью у нас не пользовались, не соответствуя ассортименту наших духовных потребностей. Научиться же технике индийского танца несложно: достаточно представить, что одной рукой вы вкручиваете лампочку, а другой — гладите собаку.
Вечером, кучкуясь по гостиничным номерам, народ вкушал привезенную с собой водку под закуску из советских, экономящих валюту, консервов.
Как тут не вспомнить Галича с его песенкой про партийного функционера, отправившегося в заграничный вояж с банками маринованной салаки, опротивевшей ему через несколько дней и решившего, наконец, купить себе в разорение, местную иностранную еду.
«И пошел я, как в беспамятстве, к кассе, и очнулся лишь в отеле, в «Паласе». Вот на койке я сижу нагишом, и орудую консервным ножом! И до самого рассветного часа, матерился я в ту ночь, как собака. Оказалось в этой банке не мясо, оказалась в этой банке салака! И не где-нибудь в Бразилии «маде», а написано ж внизу на наклейке, что, мол, «маде» в СССР, в маринаде, в Ленинграде, рупь четыре копейки».
Эти строки высланного из страны барда, научно-технический состав делегации знал наизусть. Народ любил своих честных поэтов.
На окраине Бангалора, в своем имении, проживал Святослав Николаевич Рерих, с удовольствием принимавший у себя гостей из Союза.
Знаменитый папа Святослава Николаевича в свое время быстро сообразил, что его мировоззрение далеко отстоит от идеалов большевизма и всякого рода революционеров, связываться с этой опасной публикой себе дороже, решив пережить российский политический катаклизм в странах, не отягощенных мечтами о всемирной диктатуре пролетариата. Гражданская война, нищета, разоренные церкви и дальнейшие сталинские репрессии к возвращению на родную землю его не вдохновляли, а между тем шли годы, подрастали сыновья и надо было найти свое постоянное пристанище в этом мире. Возвращаться в Россию Рерихи не хотели, как на место сгоревшего дома, где стояло уже иное, чужеродное здание. В итоге он, востоковед и философ, остановил свой выбор на вольной солнечной Индии.
Но этот выбор нуждался в материальном фундаменте. А художественное творчество — основа зыбкая и трудно предсказуемая в перспективах благодарного воздаяния за него, ибо писание картин — творчество, а их продажа — искусство. Однако прямой и надежный, как железнодорожный рельс, Рерих-старший своим упорством и верой перемолол все препоны на путях своих скитаний по миру, поставил на ноги сыновей, и очень смекалисто вывез из Мексики в Индию саженцы реликтовых деревьев линалое, подчистую истребленных на местах их произрастания в Южной и Центральной Америках.
