Изик был обозначен Васей, как прокурор Каспийского моря. Официально его должность именовалась «прокурор транспортно-водной прокуратуры», что, в общем, сути Васиного представления не противоречило.
Пока я раздевался в прихожей, Василий кратко и негромко разъяснил мне суть знакомства с Изиком: у того была незаконно уволена с работы жена, надо восстановить справедливость, а, поскольку я связан с «Человеком и законом», можно этот рычаг с успехом использовать. Тем более, каждый день в редакцию поступали мешки писем с жалобами граждан на ту или иную социальную несправедливость, и каждое письмо, за исключением редчайших, отправлялось по тем или иным инстанциям для принятия мер. Хотя насчет мер — это вряд ли. Но для отписок — наверняка. Некоторые граждане предлагали редакции для печати материалы собственной выпечки, где, как правило, диарея графомании замешивалась на кретинизме авторской личности, но на этот счет у редакторов существовали загодя заготовленные бланки. На бланках имелся следующий текст:
«Уважаемый тов.______________!
К сожалению, предоставленный Вами материал редакцию не заинтересовал. Дальнейших Вам творческих успехов!»
В прочерке проставлялась вручную фамилия отправителя, и на том дело считалось сделанным. Никто из редакторов, естественно, эту муру не читал, достаточно было пробежать глазами по двум строкам, чтобы уяснить бредовость корявого текста, но однажды случился казус: один тип в своем послании сообщил, что, дескать, его сосед с нижнего этажа мастерит самодельную бомбу для подрыва аварийного дома с целью его расселения по новостройкам, но когда получил ответ о незаинтересованности в материале, накропал на журнал жалобу в ЦК. Поднялась шумиха, дело передали в МВД, а редактору влепили выговорешник. Правда, устный и со смешками, ибо, как выяснилось, писал донос шизофреник со стажем и медкартой.
Вернемся в прихожую Васи. Я задал резонный вопрос: а зачем мне это надо? Я — писатель, публицистикой занимаюсь со стоном в душе, ибо это чуждый мне жанр; в разборе кляуз не копаюсь; тут нужен прожженный журналюга, способный поработать киллером от печати на конкретный заказ. Таких борзописцев я знаю, могу дать контакты.
— Нет, — качнул головой Вася. — Во-первых, Изик мне нужен. И нужно, чтобы помощь ему оказал свой человек. Которому верю я. Во-вторых: его жену уволили не с должности уборщицы в районной поликлинике. Она была заместителем начальника Четвертого правительственного управления Минздрава Азербайджана. И уволил ее министр, посадив в ее кресло свою любовницу. Там столкнулись серьезные силы… И, в-третьих, — продолжил он своим низким внушительным голосом, — Изик — о-очень благодарный человек, и за размером его благодарности я прослежу лично. Все, пошли знакомиться, да и коньяк прокисает, и крабы с икрой черствеют… Кстати, с икрой ты теперь проблем, как мне кажется, испытывать не будешь…
Через минуту я пожимал длань прокурора Изика. Это был человек лет сорока, с приятным открытым лицом, густой опушкой вьющихся седоватых волос, с тяжелой волевой челюстью и темно-коричневыми от курева зубами, кандидатами на скорое их, благодаря куреву, удаление.
Изик повторно обрисовал мне ситуацию, сказав, что непременно жаждет восстановить попранную справедливость в отношении его незаконно уволенной супруги, и сопутствующие делу восстановления финансовые траты его не остановят в своих разумных пределах.
— У разума нет пределов, — заметил я, одновременно постигая всю сложность поставленной задачи. Взять в оборот министра республики, наверняка поддерживаемого могущественными кланами местной партийно-административной мафии? Тут сломать себе шею можно было уже на первом шаге к такой афере.
— У меня целая папка компромата на него, — продолжал между тем Изик. — Махинации с валютными закупками, спекуляция лекарствами, увод налево материалов со строительства больниц…
Я слушал, понимая, что сейчас мне предлагался в качестве задания незамысловатый журналистский рэкет. Как правило, перед чиновником того или иного уровня выкладывались материалы, желательно собранные на основе официальной жалобы или кляузы, а дальше дело заканчивалось банальной взяткой и отпиской истцу о несостоятельности его претензий. Мастеров этого жанра я знал, работали они под крышей сатирического журнала «Крокодил» и сдать им эту тему за бессовестные комиссионные я мог бы хоть завтра. Единственное: возьмутся они? Слишком крупная и опасная фигура для лобового нападения. Это тебе не проворовавшийся торгаш или директор швейной фабрики…
С другой стороны, специальный корреспондент центральной партийной печати — фигура более значимая, чем любой надзирающий придира, или же ревизор. Результаты любых проверок можно сгладить, обратиться к прикормленным покровителям, запрятать делишки по бюрократическим сусекам, где они благополучно сгниют в пыли и паутине, а вот фельетон в «Крокодиле», или даже в том же «Человеке и законе» — это выстрел, разящий наповал. От него не спасают ни знакомства, ни задаренное начальство. Расправа и ее результаты тут же берутся на контроль ЦК. И, как правило, оттуда же спускается обязательный к исполнению убийственный вердикт. Тараканы способны выжить после ядерного взрыва, но погибают от удара газетой. Это доказывает, насколько опасны и эффективны современные СМИ. В расшифровке — средства манипулирования идиотами.
Итак. Мне, в наших тупиках многотрудной жизни, как выход из тупиков, нужен Вася с его связями и возможностями, Васе нужен Изик — подозреваю, как благодарный и надежный приобретатель благ из «Росхозторга» и, одновременно, поставщик подпольной икорно-балыковой продукции, Изику нужен я со своими дружбанами в правоохранительных ведомствах и в печати. То есть, рэкетир в законе.
Хороша компашка: прокурор, хозяйственник и журналист на доверии. За обсуждением вроде бы невинного вопроса о гражданско-правовых отношениях, но над обсуждением этим висит в пелене табачного дыма сигарет «Мальборо» — тогда еще настоящих, качественных, каких уже и в Америке не найти, флер уголовного сговора. Где же ты, стерильная коммунистическая мораль, одухотворяющая наши партбилеты — путевки в жизнь? То есть, в сытое существование, не отягощенное недостатками дефицитных товаров и бытовых удобств. Противненько, но это колея. Слева и справа за ее пределами — обочина в виде болота сирого существования.
Мне откровенно не хотелось ввязываться в эту сомнительную историю с неясной и весьма скользкой перспективой. Но бес авантюризма нашептывал: рискни! Ничего не обещай, съезди в этот Азербайджан, развейся, посмотри, что к чему на месте, новые впечатления, море… Икра, наконец… Да и вообще в старании обойти стороной вероятные неприятности, можно пройти мимо всех удовольствий!
Что ж. Лучший способ избавиться от соблазна — это поддаться ему.
— В общем так, — произнес я делово. — Самодеятельность тут не проходит. Мне нужно официальное заявление от потерпевшей, оно регистрируется в отделе писем «Человека и закона», отписывается в отдел, далее отдел поручает дело мне… Потом — виза главного, приказ о командировке…
Вторым планом сознания я отчетливо уяснял, что никогда, ни при каких обстоятельствах статейка о министре и его злоупотреблениях ни в каких СМИ не озвучится, и, поведай я о цели своей командировки Сиренко, тот посмотрит на меня, как на слетевшего с катушек идиота. Министрами просто так не становятся. В эти кресла их усаживает чья-то могущественная рука. И, кто знает, не ставленник ли этот парень того же Алиева — хозяина республики, члена Политбюро, способного растереть любого главного редактора, посягнувшего на карьеру его протеже, мановением мизинца.
Но, вот удивительно! Все отчего-то верят в волшебную силу печати, способную восстановить социалистическую законность! И разносторонне прожженный прокурор Изик тоже! Вероятно, в нее верит даже периферийный министр от медицины.
Как мне говорил тот же многоопытный корреспондент-«крокодилец», у нас все прижимы начальственных жуликов хотя и на «на понтах», но «понты» срабатывают стабильно, и, пусть дело не дойдет до печати, главное, чтобы оно дошло до конверта… Ранее корреспондент служил в Первом Главном управлении КГБ, то бишь в разведке, откуда был уволен за присвоение средств, предназначенных агентуре, и ныне подвизался на журналистской ниве, пописывая фельетончики и аккуратно рэкетируя мазуриков на хозяйственных должностях. Свое увольнение из КГБ несведущей публике он объяснял внезапно развившейся у него астмой. Со мной же, прекрасно осведомленным о его рухнувшей карьере, он был относительно искренен, и как-то, на одной из редакционных пьянок, а в «Крокодиле» они проходили едва ли не каждодневно, объяснил мне основное правило работы с «терпилами», то бишь тактику вымогательства:
