— Я-то нормально, главное Крис…

— Я вижу как ты нормально, — она протянула руку, дотянулась до Крис и, положив руку на шею, пощупала пульс.

— Жива, пульс учащённый, но вроде ровный. Осталось чуть-чуть.

Плыли они и правда не долго. Как только они пришвартовались внутри Левиафана, створки закрылись и он начал погружение. Их встречали Машка и Гадёныш, который был одет в светлый холщёвый костюм из простой грубой ткани, которые они закупили в Машкином поселении, и теперь все их использовали как повседневную, «домашнюю» одежду. Правда, он был ему великоват.

Сначала, общими усилиями, они помогли выбраться Сюз, а потом втроём, с трудом, извлекли Крис. Доставать человека без сознания через люк, двум девочкам и подростку было нелегко, но они справились. Когда все оказались внутри коридора, Вася опять взвалила Крис на себя, и сказала:

— Маш, ты помоги Сюзане, она не может сама идти, а ты, малыш, со мной, поможешь мне уложить Крис в регенератор, — и почти бегом бросилась по коридору.

Никто не успел даже возразить.

Курс лечения Гадёныша ещё не закончился, но он достиг той фазы, когда можно было делать перерывы. Даже желательно. Нужно было приучать желудок к нормальной пище и приводить в тонус мышцы, которые отрафировались. Он был ещё очень слаб, но, как смог, так помог девчонкам.

Регенератор, проведя диагностику Крис, написал, что ей ничего не угрожает и лечение займёт около семи часов. Это было ничего. Это было нормально. Что произошло у Сюз с ногой, они точно не знали, медиков среди них не было, но пока она ждёт своей очереди в регенератор, на всякий случай, крепко её зафиксировали.

Сюз была на обезболивающих.

Примерно через полчаса, после того как они оказались на Левиафане, Сан Саныч по трансляции позвал Машку подменить себя, чтобы самому придти поздороваться и посмотреть как девчонки. Машка не очень разбиралась в управлении, хотя он и пытался её потихонечку приучить, но сейчас требовалось просто следить за ситуацией и позвать, если что.

— Простите меня ради бога! — Сан Саныч появился в дверях, приложив руки к груди, — Я вас чуть не угробил!

— В смысле? — удивилась Сюз.

— Я хотел разрывным снарядом сбить пулемёт с корабля, но из этой пушки ни разу не стрелял и промазал. Пробил корпус и попал, видно, в один из внутренних резервуаров. А разрывной снаряд в резервуаре с топливом, это, как оказалось, плохое сочетание.

— Сан Саныч, тебе не за что извиняться. Если бы ты сделал как хотел, ещё неизвестно как бы всё закончилось. Ситуация могла повернуться так, что мы бы не выжили. А сейчас мы здесь, живы. Не совсем здоровы, но это дело поправимое, надеюсь. Эта чудо машинка говорит, что всё в порядке, — Сюз махнула в сторону регенератора, — Вась, и если бы не ты, нам бы точно конец. Ты несколько раз нас спасала.

— А я ведь её не хотел отпускать. Мы в хлам переругались. А видишь, как всё обернулось? Если бы она меня послушала, то всё могло бы плохо закончиться.

— Сан Саныч, что за приступ самобичевания? Перестань! Главное, что все живы. Ну, из наших я имею ввиду, — сказала Вася, — ты же из лучших побуждений всё это делал, так что не надо. И да, кстати, здесь собралось довольно много народу, я думаю, мне стоит пойти на завод. Во-первых, рассказать что произошло — взрыв то они наверняка слышали, да и дым валит до сих пор. Во-вторых, может понадобиться моя помощь. Пускай Машка меня на лодке отвезёт.

— Думаю это можно, только вот весь залив в огне.

— Можешь меня в любом месте выкинуть, я доберусь, не волнуйся!

— Если бы вы знали, — обратился Сан Саныч к остальным, — скольких мне сил стоит её здесь удерживать. Как бы ей шило из одного места вытащить!

— И не надейся Сан Саныч, — улыбнулась Вася, — его не вытащить, оно врождённое!

— И что? Прям вот ночью пойдёшь?

— Естественно! Ночью ещё лучше!

— Ладно, видел я там на краю бухты одно местечко, где наверное можно безопасно причалить и не угробить лодку. Но ты смотри, Машка не самый лучший рулевой, поаккуратней, помоги ей.

— Ей нужно будет только обратно лодку пригнать, туда-то я сама. От берега оттолкну, вы ей посветите огонёчком, не промахнётся. Плёвое дело.

— Да говорю же — ладно! Что ты продолжаешь меня уговаривать?

— По привычке, обычно ты так быстро не соглашаешься.

— Пойдём, чего мы здесь раскричались! Сюз, ты поспи, отдохни, вымоталась, наверное?

— Да, честно говоря глаза слипаются. Не знаю, от таблеток или от усталости, но поспать было бы хорошо.

Гадёныш всё это время скромно сидел на стульчике возле стенки.

— А можно я с Васей пойду? Очень к своим хочется!

— Дружочек, потерпи ещё пару деньков. Мы тебя, больше чем нужно, не задержим, — ласково сказал Сан Саныч, — но ты еле выжил, твоё здоровье было сильно подорвано и лучше курс реабилитации всё же закончить. К тому, же там сейчас ситуация, судя по всему, не простая. Если мы тебя в самое пекло отправим, твои же друзья нам вряд ли спасибо скажут. Ты тут не пленник, но выписывать тебя из больницы пока рано.

— Да я всё понимаю…

— Нужно будет тебя на ночлег куда-нибудь в другое место определить, здесь сегодня занято. Надо Машку попросить, она у нас главная по хозяйственной части. Ну, пойдёмте, пускай девочки отдыхают.

Все ушли. Сюзанна осталась одна. Точнее с Кристиной, которая сейчас была в регенераторе. Воцарилась тишина, если не считать гудения медицинской чудо машины. Там внутри периодически что-то двигалось, жужжало, шипело, булькало. Она работала. Крис была вне опасности.

Сюз вдруг начала бить мелкая дрожь. На неё накатило ощущение неминуемой гибели, которой им сегодня чудом удалось избежать. Раньше об этом задумываться было некогда, нужно было действовать. Но теперь мозг как бы навёрстывал упущенное и выливал всё, что инстинкт самосохранения должен был сказать раньше, но она его не слушала. А теперь это обрушилось на неё одним мощным потоком.

Она поняла что плачет. То ли от счастья, что осталась жива, то ли от ужаса, который им пришлось пережить. А может это просто нервная система решила таким образом перезагрузиться. Она не стала разбираться, а просто отключилась. Прямо так, с мокрым от слёз лицом.

На сегодня хватит!

Вася, как и обещала, практически всё сделала сама. Машке оставалось только пригнать лодку обратно на Левиафан. Оттолкнув её от бетонного куска плиты, плавно уходящего в воду, она стояла и слушала, как удаляется негромкое урчание мотора и исчезает в темноте силуэт лодки.

Вдалеке маячил огонёк. Это Гадёныш светил фонариком для ориентира. Парнишка упорно не сознавался, как его зовут. И хотя, обращаясь к нему, все использовали какие-то нейтральные слова, типа дружок или приятель — Василиса поймала себя на том, что про себя всё чаще называет его Гадёнышем.

И не потому что он такой, вовсе нет — наоборот, парнишка был просто отличный. Просто это как то само начинало всплывать и привязываться. И это не носило никакой негативной коннотации.

Она начала понимать, как они в племени пользовались такими ругательными именами. Всё равно человек воспринимается индивидуально, в зависимости от своих личных качеств. И постепенно к имени привыкаешь и воспринимаешь не прежний смысл слова, а ассоциируешь его с конкретным человеком. Но вслух называть его Гадёнышем у неё всё равно язык не поворачивался.

Она стояла и ждала, пока всё закончится. Было практически ничего не видно и она скорее угадывала по теням и случайным отблескам что происходит: вот лодка причалила к Левиафану, вот огонёк погас, вот створки задвинулись, и подводная лодка начала погружение.

Теперь можно было идти. Василиса глубоко вдохнула влажный морской воздух. Она почувствовала себя свободной, впервые за долгое время. Слишком много времени в замкнутом пространстве, слишком много.

Да, она выходила наружу, даже сегодня, но всё время были срочные дела, нужно было торопиться, решать проблемы. А сейчас она была одна и совершенно свободна.