— У тебя есть пистолет, — едва слышно прошептала я. — Это твой выход, если другого выхода не будет. Но, пожалуйста, сделай всё, чтобы не пришлось им воспользоваться.

— Не бросай меня, — горячий выдох коснулся моей щеки. — Не уходи.

Тише… Тише, чтобы никто не услышал нас.

— Пожалуйста, иди… Прошу тебя, очень прошу. Ты должна идти вперёд, не оборачиваясь, ты должна жить…

— Но ты же обещала, что мы будем вместе, — шептала она, сдерживая крик внутри себя. — Обещала, что мы дойдём до конца…

— Прости, я не хотела тебя обманывать. Правда, не хотела. — Сквозь решётку я нащупала её тёплую руку. — Но бывает так, что выбора нет…

Тепло её кожи отстранилось, исчезло. Бледные пятна лица и плюшевого медведя, тихонько всхлипнув, растворились во тьме, а я распрямилась и спиной прижалась к решётке. Вот они, в каких-то пяти метрах. Шквальный ветер швырял в стекло чуть поодаль горсти воды. Разбить окно и сигануть наружу? Я присмотрелась – в школьном внутреннем дворе тоже бродили серые силуэты, полосуемые дождём.

Это западня, из которой нет выхода. Я зажмурилась и сделала глубокий вдох.

В недостижимых далях жадные и грязные ладони бились в железо, дверь прыгала и скакала в пазу, хлопала и рывками впускала внутрь здания холодный воздух, а время почти замерло. Я уже рисовала в голове картину, как десятки челюстей будут рвать моё тело на кровавые куски, выдирая из него мясо. Мурашки в ужасе разбегались в стороны, я чувствовала каждую усталую клеточку своего тела, запоминала ощущения на коже, а в голове осталась единственная мысль – ещё одна пуля мне бы не помешала…

Очередной порыв холодного ветра укусил лицо, и я открыла глаза. В двух метрах от меня, на границе тени, в которой я замерла, и рассеянного света из окна застыло жуткое вытянутое лицо. Оно слепо водило носом из стороны в сторону и смотрело, казалось, прямо на меня. Рядом и позади него стояли такие же, нервно подёргивая головами, подавшись вперёд. Они искали меня и не могли найти – залитые кровью глаза не видели, остатки слуха были забиты какофонией звуков, а дуновения ветра несли сквозь коридор прямо на меня запахи нечистот и давно не стиранного белья.

Нечеловеческий, оглушительный грохот ворвался в помещение – заражённые сорвали дверь вместе со стальной рамой и беспорядочной рычащей и хлюпающей кучей обрушились на пол предбанника. Чудовищно, дико и хрипло заорав множеством глоток, стоявшие передо мной монстры бросились врассыпную, словно стая бродячих собак, испуганных выстрелом. Они бежали на звук, сталкиваясь с теми, кто только что ввалился внутрь и теперь пытался подняться, они падали и копошились в груде тел, в тщетных поисках живого мяса. Не такого, как они.

Путь свободен! Бежать!!!

Что было сил оттолкнувшись от решётки, я рванулась вперёд по широкому и длинному коридору. Дорогу мне преградил опомнившийся кадавр, и я всей массой, направленной в плечо, буквально смела его с пути. Позади душераздирающе орали и рычали глотки, стучали, чавкали и скользили по линолеуму стоптанные башмаки, а я летела вперёд, в чёрный туннель.

В спешке замечаю две лестницы – вниз и вверх. Подсознание нарисовало сумрачную тень cверху, и я, моментально среагировав, нырнула в темноту нижнего пролёта. Поворот лестницы, ещё один пролёт – за скрипнувшей дверью распахнулся абсолютно и инфернально чёрный зёв прохода, в который я влетаю, не задумываясь. Руки сами собой захлопнули створ и щёлкнули замком, и воцарилась полная тьма.

С той стороны слышались торопливые сбивчивые шаги по ступеням, и я стала отступать назад, в застоявшуюся канализационную атмосферу. Едва не споткнувшись, я аккуратно перешагнула через порожек ещё одного дверного проёма и всем своим телом ощутила огромность помещения, в которое попала. Казалось, оно простиралось в бесконечность, раскинувшись под городом на многие километры. Внутри меня до озноба похолодело, я нащупала стену и прижалась к облупившейся штукатурке.

Тьма вокруг. А тишины не было – что-то шевелилось во мраке, шаркало и вздыхало. Глаза не знали, за что зацепиться, потому что цепляться было не за что. Всеобъемлющий страх внутри меня расправил плечи и обдавал тело горячими волнами пота. Это был самый фундаментальный страх – боязнь темноты. Неправильно говорят про него – не темноты мы боимся. Нам жутко оттого, что не знаем, что там – в этой темноте…

Что-то ткнулось в волосы, и я отпрянула. Стальной крючок… А рядом – ещё один, и ещё. Они были привинчены к доске, вдоль стены уходящей вдаль, и я осознала, что нахожусь в раздевалке. Где-то в далёких трубах с шелестом текла вода – дождевые стоки уносили её под землю, но другие звуки из тьмы заставили меня замереть на месте и перестать дышать.

Там, во мраке кто-то был. Леденящее душу свистящее и сипящее дыхание многих глоток раздавалось там, впереди. Шаркающие шаги с запредельной громкостью врывались в сознание…

И почему я не осталась там, наверху?! Я отдала бы всё, чтобы видеть того, кто сожрёт меня, кто бродит сейчас в темноте. Пусть даже видеть очень плохо – лишь бы не умирать вслепую, переполняясь обострёнными ощущениями на коже доживающего последние секунды тела…

Но я всё ещё могу двигаться… Двигаться, двигаться во что бы то ни стало… Идти, пока могу… Идти, даже если не могу, даже если я уже мертва… Что же ещё мне остаётся-то?!

Я обнаружила собственное мокрое, продрогшее насквозь тело жмущимся к стене, мелкими шажками пробирающимся вперёд. Из стены выдавалась доска. Ноги сгибались, я бесшумно пролезала до деревяшкой и двигалась дальше. Рука сама перебирала, отсчитывала крючки для одежды – на некоторых из них висело что-то матерчатое. А звуки были совсем близко. Я почти касалась тех, кто бродил среди железных крючков и одежды.

Из глаз моих ручьями лились слёзы, уши заполонял звенящий гул, а глотке стоял кровавый привкус – я, кажется, насквозь прокусила собственную губу, лишь бы только не издать ни единого звука.

Мозг отключился, словно в перегретом паровом котле сработал аварийный клапан, а тело моё несло меня вперёд – вдоль стены. В какой-то момент я практически потеряла сознание, а потом вновь очнулась, и моё тело ползло на далёкое серое пятно, едва проступающее в непроглядной тьме, словно единственная путеводная звезда в аспидном небе. Двигались ноги в истлевшей материи рядом, шевелились руки сбоку, спереди, сзади. На четвереньках я волоклась по полу и огибала то, что показывало перенапряжённое зрение, не помня себя от ужаса, не решаясь выдохнуть или вдохнуть…

Они были здесь, в считанных дециметрах от меня. Бродили во тьме, легонько наталкиваясь друг на друга. Я могла протянуть руку и коснуться обуви. Нашарить ладонью обветшалые от времени и грязи брюки и платьица, хлопковые рубашонки и переднички, а может даже пощупать спутанные волосы с застрявшими в них бантами…

Дети прятались во тьме, скрывались от солнечных лучей, скользящих сквозь окна по полу школьных коридоров, утратив все и всяческие смыслы. Казалось, в отличие от обратившихся взрослых, они утратили смысл даже в пожирании живого. Они даже не существовали – они просто были.

Никто не ломился в закрытую дверь, оставшуюся далеко позади меня. Где-то за ней ревели и выли бродячие покойники, но никто из них даже не спускался ко входу в подвал. Казалось, у них был какой-то негласный договор с прячущимися в подвале малышами, и эта шальная мысль заставила меня поверить в то, что мой разум всё-таки не выдержал, и я сошла с ума.

«Сейчас я уйду, оставлю вас в полном покое», — колотились в голове обрывки мыслей, пока я лихорадочно, чуть ли не по-пластунски продвигалась к смутным очертаниям дверного проёма. — «Вы заслужили покой, и я его не потревожу. Только пожалуйста, дайте пройти, дайте пройти, дайте…»

Казалось, сейчас на меня со всех сторон набросятся вопящие тени, будут рвать на части, раздирать зубами, растаскивать куски по углам, оставляя на полу кровавые следы…

Пришёл в движение воздух, лица коснулось прохладное дуновение. Прямоугольник всё приближался и увеличивался, я поднялась и на дрожащих ногах заковыляла вперёд, к спасительной мгле, сбрызнутой рассеянным светом. Ступени, металлические перила, и снова ступени…