Неимоверно долгая секунда растянулась до размеров тысячелетия, и в этот момент рядом деликатно скрипнул металл – створка стоящего рядом проржавевшего гаража приоткрылась, и на песок спустился слегка сгорбленный седой старичок. Низенький, одетый в аккуратный костюм, с тростью наперевес, светило археологии Рональд Мэттлок собственной персоной неторопливо приблизился и встал между нами – отделяя нас от застывших в недоумении бойцов, от чёрных джипов, от обескураженных военных полицейских. Глаза его нечеловечески мерцали и переливались ярко-голубым свечением – совсем как у гусеницы-переростка по имени Томас из давным-давно позабытого сновидения.

Мэттлок сделал взмах рукой и разжал ладонь – и в мою сторону метнулся чёрный бесформенный свёрток размером с кулак. Скрипящие шестерни времени с лязгом цеплялись за что-то, их тянула вспять незримая и непоколебимая сила, а скомканный кусок пластика летел всё медленнее и медленнее, и в какой-то момент замер в воздухе между нами. Время окончательно остановилось, и воцарилась полная, звенящая тишина. Бойцы в чёрном превратились в окаменевшие изваяния; вознамерившиеся покинуть место будущей расправы полицейские застыли возле своего глайдера; высоко в небе одеревенела одинокая любопытная чайка. Дисперсная пыль, разносящаяся в стороны от промышленного корабля, повисла вокруг миллионом крошечных кристаллических капель.

Уставившись в нечеловеческую бирюзу глаз пожилого профессора, я услышала в своей голове тихий проникновенный голос:

— Я не вмешался в прошлый раз, а моих предупреждений, очевидно, недостаточно, — с нотками горечи и сожаления прошелестел он. — Я осознал свою ошибку. Бездействие – это не только способ сохранить будущее, гораздо чаще это верный путь к его разрушению. Зная о предстоящем повороте судьбы, я не мог бездействовать и решил вмешаться. Потому что после того, что могло бы случиться, я не смог бы жить. Надеюсь, я буду прощён за меньшее из двух зол… А теперь уходите…

Искорки водяной пыли поползли по воздуху вокруг меня, набирая скорость, оседая на разгорячённой коже; возвращался неистовый рёв корабельных двигателей, смешиваясь с сиреной полицейского автомобиля, запоздало приближавшегося по склону в нашу сторону, в объезд стоящего поперёк гравийки джипа.

Рефлекторно среагировав, я на лету поймала скомканный кусок пластика – самый обычный полиэтиленовый пакет. Толкнув Софи в спину, я закричала:

— Беги изо всех сил и не оборачивайся!

Шестерни времени набрали обороты и закрутились во весь опор. Сквозь искрящуюся водяную взвесь я бросила последний взгляд на профессора – опёршись на свою трость, он просто стоял ко мне спиной, – и я побежала.

Щурясь под шквалом горячих брызг, вкладывая последние силы, мы неслись по ходившему ходуном причалу, а за спиной громыхнул выстрел – одиночный выстрел табельного пистолета. Через мгновение следом за ним на мои уши обрушилась целая какофония – вбирая в себя стрёкот автоматов, пистолетов, треск пуль по стали, звон бьющегося стекла, она заглушала рык стального чудовища, лежащего на воде перед нами…

Несколько мгновений – и впереди обрыв, а до рычащей межзвёздной машины ещё добрых три десятка метров. Вплавь? Нет! Утопим ноутбук! Единственное, что оставалось – это лодка!

Сиганув в ближайшую лодчонку, я включила резак, и белый луч, словно тонкую ниточку, моментально переплавил канат. Софи уже сидела на банке напротив меня, а я швырнула в неё скомканным пакетом, схватилась за вёсла и только сейчас взглянула в сторону берега.

Застывшая сцена пробуждала в груди отчаянный трепет – справа полдюжины бойцов трусцой бежали к пирсу, левее – изрешечённая пулями, на пробитых колёсах оседала полицейская машина, из-за руля которой вывалилось окровавленное тело в синей форме. Гигантский похоронный джип стоял, распахнув свои двери, в его нутро двое убийц затаскивали какие-то тёмные бесформенные тюки, а ещё трое возле расстрелянного глайдера добивали уже лежавших военных полицейских.

Рональда Мэттлока не было – вместо него у самого пирса, вытянувшись по швам, стояла бледная долговязая моль в идеально выглаженном строгом костюме, белоснежной накрахмаленной рубашке с синим галстуком поверх, с неизменными чёрными очками на узком продолговатом лице. Я чувствовала, как сквозь уже знакомую дыру он пролезает ко мне в нутро своими червями-пальцами и слепо шарит там в поисках невидимых рычагов, за которые можно взяться…

Софи судорожно натягивала полиэтилен на блестящий от влаги лэптоп, а я налегала на вёсла. Руки неистово двигались сами собой, преодолевая сопротивление воды и толкая утлую посудину против волн и горячего ветра. «Тридцать девятый» у меня за спиной несколько сбавил обороты двигателей, а Софи, словно новорождённого, прижимала к груди пакет с ноутбуком и гигантскими влажными глазами, наполненными смесью страха и надежды, смотрела то мне в душу, то куда-то поверх моей головы…

Мёртвенно-бледные пальцы-черви наконец нащупали мои чувства к Софи, крепко ухватились за них, и бездонный провал разверзся подо мной, увлекая мой разум в затяжное пике.

— Некуда бежать. Незачем, — прошелестел голос разлагающегося мертвеца в моей голове – мой собственный голос. — Выкинь бесполезный хлам и бесполезных людей… Ты знаешь, что всё это ничего не стоит. Ты всегда знала. Значение имеет только конец, он всемогущ и бесповоротен.

— А как же любовь? — растерянно спросила я у тёмных провалов глаз, источающих могильное зловоние. — Я, наверное, впервые в жизни ощутила любовь…

— Химические реакции организма, идущего навстречу неизбежной гибели. — Моя внутренняя тьма, похороненная в глубинах подсознания, дохнула мне в душу затхлостью пыльного склепа. — Тщетная попытка убежать. Хватит убегать. Положи конец всему этому – сделай то, о чём давно мечтаешь…

— Но я впервые в жизни хочу любить, — робко проронила я. — Это то, о чём я искренне мечтаю даже перед лицом неминуемой смерти…

— Ты неспособна любить, твоё предназначение – убивать, — свистел мой мёртвый шёпот. — Старик больше не собьёт тебя с пути. Он мёртв и уже не помешает сделать то, что ты всегда хотела. Ты почти свободна, остался последний шаг…

Сестра взмахнула рваной хламидой – и ледяная волна окоченения захлестнула мою любовь, стиснула её горло удушающим захватом, окунула и утопила её в гнилом смраде. Нет, Софи… Вот кого я всегда любила – свою сестру. Я всегда любила её – смерть… Я сроднилась с ней за все эти годы, слилась в сладких и душных объятиях. Я шла по миру, и бок о бок, держа меня за руку, рядом шла моя сестра-близнец. Даже когда ты, Софи, была рядом – смерть была третьей, стискивая мою вторую руку…

Окружённый водоворотом тьмы, проступал мир окрест меня – я видела его через крошечное мутное окошко. Лодка, повисшая на тонкой ниточке на границе жизни и смерти. Софи прямо передо мной, сжавшая губы, в которых был заключён неродившийся крик… Да, София, всё бесполезно и ничтожно. Всё это поглотит тьма, поэтому мы не будем ждать. Мы умрём здесь и сейчас. Сначала ты, потом я…

Я вытянула руку. Лицо Софи было прямо передо мной – только оно осталось, глядящее в жерло резонатора с застывшей в карих глазах неизбывной мольбой, замешанной на отчаянной надежде. Ложной надежде – ведь я уже убила её однажды, загрызла в тёмном подвале, и ничто не смогло мне помешать.

«Борись! Вышвырни его из головы! Это не ты», — раз за разом беззвучно повторяли её губы. — «Это не ты…»

Грянул выстрел, разрывая на части барабанные перепонки – и длинный бесцветный силуэт на причале дёрнулся, пошатнулся. Бездонный колодец, на дне которого я пребывала, лопнул, рассыпаясь яркими звёздами, и я увидела, как чёрные очки слетают с лица существа, обнажая… Ничто. Под очками ничего не было – лишь продолжение гладкого лба, бледной кожей сходящееся с продолговатым носом. Там, под этой синеватой плёнкой кожи что-то едва заметно пульсировало, вспучивалось бугорками и вновь опадало…

— Греби, Лиза, греби что есть сил! — истошно закричала Софи, и я стала грести.