— Ни в чем, — на него не глядя, сухо отвечаю.

— Обиделся, что ли? Надулся, как мышонок на крупу.

— Нет.

— Игнорируешь общий стол, прячешься в темной конуре, не выходишь в свет, избегаешь общения, строишь недотрогу и демонстрируешь обиженку. Типичное мужское поведение, когда что-то из ряда вон по жизни происходит. Я, прикинь, такое тоже практикую, если нашкодничаю и доведу-достану любимую жену. Мы, беспокойные Смирновы, тебе, что ли, надоели? Устал, по-видимому? К армейской выдержке и ангельскому терпению бывшего вояки неожиданно подкрался гражданский гребаный пиздец?

— Проблемы? — наклонив голову, прищуриваю левый глаз, а правым внимательно обозреваю уличную обстановку в огороженном со всех сторон дворе.

— Ты мне скажи, мой подлый мальчик.

Мельком отмечаю, как отец Юлы вслепую вставляет себе в губы сигарету, как наощупь вытягивает из кармана пуховика-жилетки зажигалку и как прикуривает отраву, укрыв ее здоровыми ладонями, пряча рожу от окружающей, уже скучающей за летним зноем, октябрьской среды.

— Сергей Максимович, — с неохотой, лениво и враскачку начинаю, — что Вы хотите от меня? Говорите прямо. Зачем виляете?

Я, если честно, через слово или даже два его сарказм-под.еб воспринимаю.

— Вот и я спрашиваю, Святик, с какой-такой целью ты ошиваешься вокруг чужой женщины, если по факту тебя должен интересовать исключительно мальчишка, по твоим же заверяющим меня словам.

— Чужая женщина? Юля, по-вашему, для меня посторонняя, чужая? — опустив голову, рассматриваю небольшой букет пестрых цветов, которые приготовил матери того мальчишки, на котором по словам Смирнова я должен быть целенаправленно запечатлен.

— Ты говорил, что «ничего такого», что все вроде бы давно прошло или вообще не начиналось, что ты переболел или перерос то, что могло бы сыграть против моей девочки и даже растоптать ее. А сейчас…

— Я Вас обманул, — проветривая желто-красные головки декоративных хризантем, вперед-назад вожу рукой.

— Гордишься тем, что сделал? Я слышу вызов в голосе, пацан. Ты, видимо, считаешь, что совершенно прав? Решил воспользоваться ветеранским бонусом. Мне на таких, как ты, насрать. Дошло, Мудрый?

— Нет.

— Нет — не дошло?

— Отнюдь!

— Я с легкостью могу вернуть тебя туда, где случайненько нашел и откуда с большим трудом, переступая через собственные принципы, за стриженные патлы вытащил.

— Спасибо.

— Да, перестань! Она ведь замужем. Какого черта вытворяешь?

— Я как бы в курсе, Сергей Максимович. Это ведь Вы мне угрожаете, так что подобные обвинения смешны, безжизненны, слабы, а по отдельным пунктам — необоснованны и полностью беспочвенны.

— Не угрожал. Просто…

— Я не боюсь сдохнуть там, где был. Смерть совершенно не пугает. Леся мудрёно называет такое аффективное поведение ПТСР! Я этого не отрицаю и полностью соглашаюсь с красивым профессионалом. Пусть тешится тем, что сумела разгадать причину нездорового и сволочного поведения. Меня вгоняет в ужас, как оказалось… Вы будете смеяться. Блин, это, как слону дробина. Такую животину уничтожает…

— Прекрати!

— Бесчестие, забвение и человеческое равнодушие… Нелюбовь и одиночество страшат, сильно злят и блядски раздражают! Я наконец-то понял, что выступает главным в том, что все дрожащим шепотом называют «полноценной жизнью». Найдете для меня «контракт», Смирнов? С огромной радостью отдам свой долг на благо государства. Суждено мне будет сдохнуть где-то там, да будет так — смиренно приму то, что предначертано Вашим великодушным решением и своей судьбой. Отец так воспитал. Я не дорожу…

— Собой, по-моему? — вопросом затыкает мой поток. — Поправь, козлина, если я не прав.

— Дорожу только Юлей и сынишкой. За них порву любого. Я убью за женщину, которую в скором времени в жены возьму. Мы будем вместе, а вы ни хрена не сможете с этим сделать, потому что…

— Не позорь ее, — шепчет, хриплым голосом о благе заклиная. — Я тебя очень прошу. Прошу, Свят.

И в мыслях даже не было. Зачем про чушь с укором отеческое пожелание загробным голосом вещает?

— Я женюсь на Вашей дочери, Сергей Максимович. Не вижу в этом какого-то позора. Разве что я совсем не подхожу Юле. Наверное, недостаточно стабилен? Некрасив? Или что Вы там хотели бы видеть в новом зяте? Мне с пидором, конечно, финансово и внешне не представится возможность потягаться, но… На кулачках, пожалуй, я быстро раздавлю его. Слизняк и есть слизняк. Он не подходит ей, Сергей. Неужели Вы этого не видите? Удобно занять положение спившейся улитки. Ведь Ваша дочь страдает. Причина? Все просто. Потому что до сих пор любит меня. Она…

— Она несвободна, Святослав, — вклинивается, перебивая. — У нее кольцо с бриллиантом на безымянном правом пальце. Плохо слышно, что ли? Помнишь поговорку: «На чужом несчастье собственное счастье не соорудишь»?

— Да.

— Семьи ведь не разбивают, мальчик. Их создают.

— Я буду требовать развод, Сергей Максимович. Красову придется с этим смириться. У меня…

— У тебя нет прав, Святослав. Не стоит решать свои проблемы за счет другого человека, в особенности, когда ты ни хрена не знаешь о себе, о собственной судьбе и об уготованном личном месте в этом скотском мире. Не начинай то, с чем не в состоянии будешь справиться. Твое намерение уничтожит все.

— Выгоняете? — хмыкнув, внезапно задаю вопрос.

— Нет. С чего ты взял?

— Пафосные слова звучат то ли молитвой, то ли просьбой, то ли заклинанием. Если бы меня не было, всем было бы намного проще, так?

— Не мне о том судить, — изо рта вытаскивает сигарету, внимательно разглядывает дымящийся оранжевый кончик, вытянув губы уткой, раздувает пламя, а после стряхивает пепел. — Я, вероятно, о милости тебя прошу, — и вновь от всей души затягивается вонючим никотином.

— О милости?

— О доброте, наверное? Взываю к совести, благоразумию. Их нет, по-видимому? Ты все-таки бездушная машина? Робот? Эгоист? Самовлюбленный член? Юля — не сирота, Свят. Запомни, пожалуйста. У нее есть крепкий тыл и колоссальная поддержка. И если я вдруг в алкогольную канаву упаду, Лешка, ее дядька, девочке поможет. Так принято в этой гребаной семье. Итак, ты сволочь и мерзкая скотина? Я жду ответ, Мудрый. Ну?

— Нет.

— Я так и знал. Свят, Свят, Свят… Не так все слышишь, парень! — шипит сквозь зубы. — Не так все должно было случиться.

Не так! Он прав — мне нечем крыть, а с этим трудно спорить. Я не должен был бросать Юлу во имя высоких целей, призрачных идеалов, чужих простым смертным интересов, из-за которых чуть на чужбине не погиб. Если бы… Если бы не то…

«М-м-м, Господи, прости, спаси и сохрани! И отпусти все смертные грехи, от которых вовек мне не отмыться» — мычу, как сбрендившая от неподвижности в тесном стойле безмолвная тварина.

Если бы не то, что там случилось, вероятно, я бы сытно накормил собой червей и с лица земли в греческий тартар навечно сгинул.

— Не Вы ли заверяли меня в своей поддержке, Сергей Максимович? Мне казалось, что Вы на моей стороне, что Вы все понимаете, что я не должен заверять Вас в том, что, по-моему, слишком очевидно. Сын мой, а его мать — моя любовь. Мы ошиблись пять лет назад, но это ведь не означает, что исчерпали каждый сучий шанс. Я рассчитывал на Вас.

— В отношении Игоря — пожалуйста. Не отказываюсь! Я ведь помог тебе и готов дальше способствовать всему, что относится к мальчишке, но в личную жизнь дочери попрошу тебя не вмешиваться. Легко ведь не будет. Это игра не на жизнь, а на смерть. Вы схлестнетесь с Костей, а пострадает Юла. А это значит…

— Война? Война, да?

— Я не знаю, что это такое, — отрицательно мотает головой.

Очень жаль, Сергей Максимович. Подобный опыт в мирной жизни тоже пригодится. Я многое видел и через еще большее прошел. Я не боюсь и с забралом наголо встречу то, что предначертано и если суждено погибнуть и то, о чем мечтаю не представится возможность получить, значит, так тому и быть. Я буду пробовать, пока не окочурюсь. Воспользуюсь, попытаюсь и предложу себя, потому как намерен биться до потери пульса и победного конца за потешного мальчишку и женщину, которую люблю.