— Сергей Максимови-и-и-ч, — отрок неумело начинает, — разрешите обратиться?

— Нет, нет, нет, нет, — ухмыляюсь. — Давай-ка, милый раздолбай, по форме, да как положено, — ловлю икоту, затем отрыжку, и дабы избежать несанкционированной эвакуации того, что за обедом в институтском кафетерии употребил, давлюсь и тут же затыкаюсь. — М? — киваю «мальчику», разрешая разумное подобие четкой своевременной артикуляции.

— Товарищ подпол…

Ну, кретин, ей-богу! Что с недоразвитого взять, кроме огромных сантиметров в длину и ширину, да грудины, как у одичавшего Кинг-Конга?

— С Уставом совсем беда, рядовой внутренней службы Краснопятов? Ни хера не знаешь, да?

Парень корявыми ногтями с черной ваксой по краям раздирает курносый нос, закрывает глаза и по-бабски всхлипывает.

— Я не уверен, что правильно понимаю вопросы в билете, — мне кажется, или долбодятел начинает что-то клянчить и при этом жалко заикаться. — По-ни-ма-е-те…

Ничего не понимаю. Особенно сейчас! Ноль сознания, ноль физподготовки, ноль конкретизации. Зато до чертиков пресловутой ажитации. Я не могу сосредоточиться и успокоить тремор, который с некоторых пор без напряга со стороны зрительной системы наблюдаю.

— Помогите, пожалуйста, — еле-еле шепчет «зайчик».

— Нет сил, Краснопятов. Я устал.

— Я Вас очень прошу, — скулит мальчишка. — Это мой последний шанс.

О! А я ведь стал песенку о долбаном финале как будто забывать. И вот — да чтоб ты сдох — опять.

— Я не спасательная служба, деточка. Как тебя, кстати? — почесываю средним пальцем бровь.

— Данила, — он кривит рот, как недотраханная девка, выставляет зубы с недельным — если резкость не подводит — желтеньким налетом. — Даня.

Как это, сука, мило!

— Данила-а-а, Данечка, Даню-ю-юша, — тяну, играясь. — С какой ты, серенький, деревни? Где производят такой миленький товар?

— Поселок городского типа…

Нет, нет, нет! Только, твою мать, не это. Сейчас я вынужденно прослушаю заготовленную политинформацию из первых уст о том, как тяжело живется в области, как неподъемны траты, как все там серо, уныло и постыло. Пацан расскажет о том, как целенаправленно добивался поступления, затем, возможно, перевода на бюджет, а после поведает мне обо всем, что не имеет, в сущности, к предмету никакого отношения.

— Что из предложенного ты мог бы осветить в своем докладе?

— Не отчисляйте меня, пожалуйста, — встает с раскачивающейся учебной лавочки, выпрямляется во весь свой «дядин» рост, нависает надо мной и дышит точно в лоб, приподнимая теплым воздухом мне волосы на слегка вспотевшем темечке.

— Я не отчисляю.

— Из-за Вас…

Хорошо хватил, козопас!

— Я так и не услышал обращение по Уставу, Данила — Очумелая сила.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться, — выставив грудь колесом, горланит в стену позади меня.

— Я не подполковник, Краснопятов, — икнув и хмыкнув, отвечаю.

— Товарищ полковник…

Я мог бы только лишь за то, что он меня так лихо званиями вознаграждает, поощрить урода трояком. Но то ли настроение неподходящее, то ли блоха под мантию попала, то ли старость подошла, то ли…

«Если я не перестану, в ближайшем будущем от меня уйдет жена» — звучит какой-то здравый смысл на задворках незатыкающегося полумертвого сознания.

— Это последняя пересдача? — укладываюсь верхней половиной тела не преподавательский стол, щекой с кривой щетиной подпираю помятые листы его зачетной книжки, еложу рожей по оценкам, которые этот охламон успел уже за «уточек-гусей» приобрести у оголодавших педагогических «клиентов».

— Крайняя, — добродушно улыбаясь, дебильно исправляет.

— Нет такого слова в русском языке, деточка, — прикрываю веки, демонстративно, абсолютно не скрываюсь, раззеваю рот и громко, почти по-волчьи подвываю.

— Я суеверный, товарищ преподаватель.

— И, по всей видимости, неграмотный?

Или малограмотный. С определениями тоже можно спорить.

— У меня по «Культуре речи»…

— Успеваемость вообще не интересует, дятел. По «Риску» будет пара параллельных линий в древнем римском эквиваленте, конечно. Знаешь, это сколько по преподавательскому тарифу?

— Векторы коллинеарны, да? — прищуривается, словно юноша что-то умное припоминает.

— Гораздо проще, Данечка.

— Одинаково направлены?

Он безнадежен. И так сучий потрох сильно задержался. Ему пора. Я помогу и обеспечу эксклюзивный выход в районе, кажется, первых чисел ноября.

— «Неудовлетворительно», Краснопятов. Вы можете быть свободны, — стараюсь выглядеть серьезно, но все же дергаюсь и рассинхронно суечусь глазами.

— Разрешите идти, — прикладывает каблуки и выполняет на «отлично» команду «Смирно».

— Запал к борьбе за «удовлетворительно» уже пропал? — надменно ухмыляюсь, выставляю руку и показываю, что дятлу надо бы присесть на жердочку.

— Вы ведь не помилуете.

— Я не Господь Бог, Данечка.

— Вы строгий преподаватель…

И только? Я чмо, которое не может пагубную привычку уже сто лет преодолеть. Чика бы с тобой, задротыш, на три балла с превеликим удовольствием поспорила.

— Чем займешься, когда получишь на руки толстенное личное дело?

— Зачем Вам знать? — пацан раскидывает грабли по спинке лавки, вываливает ого-го какое паховое сельское хозяйство, широко раздвинув двухметровые некривые — что очень странно — костыли.

— И все же, — принимаю вертикальное положение, подкладываю сложенные друг на друга мельтешащие влажные ладони, хлопаю глазами, пытаюсь в фокус недоразвитого поймать.

— Пойду служить.

— Не староват для армии?

— Мне девятнадцать.

— Снимаю свой вопрос. Семья?

— Отец, матери нет.

— Женат?

— Нет, конечно, — курсант краснеет и в первый раз, по-моему, прячет под черными ресницами наглый взгляд.

— Не по девкам, что ли?

— Фу-у-у! — оскаливается и в кулаки сжимает руки.

— Тихо-тихо, сокол ясный. Ничего такого не имел в виду. Просто интересуюсь твоим семейным положением…

— Вика Куликова — моя девушка, — поступает очередной мыслительный поток. — Сейчас в разлуке. Так сложилось. Не судьба. Но я не расстраиваюсь и продолжаю жить дальше.

О, Боже мой! Да сколько, черт возьми, неинтеллектуального, но гребаного пафоса.

— Она ведь на втором курсе, если я не ошибаюсь? — наобум луплю.

— Да.

Надо же! Как удачно я попал…

— Я сделал предложение, а она…

— Отказала?

Самое время, видимо, добавить:

«Низменная, неблагодарная, неумытая шлюха. Да просто мерзостная тварь!».

— Не буду говорить, — крутит морду, при этом основательно краснеет и гоняет ох.ительные шишки на щеках.

— Отличника, что ли, нашла? — присматриваюсь к ротозею.

— Я могу идти?

— В армию, я так понимаю? — подмигиваю осоловевшим, но все еще пока живым, укрытым алкопленкой глазом.

— Хочу себе и ей доказать, что кое-что могу, — выставив толстый подбородок, хорохорится и пыжится болван.

— Что можешь?

— Пойду служить по контракту в самую горячую точку специально попрошусь…

«Мне бы, что ли, выпить… Сука! Подобное, ей-богу, слышать больше не могу» — хихикаю и про себя пургу несу.

— Я сильный, крепкий. Я спортсмен, Сергей Максимович. Вице-чемпион по гиревому спорту в нашей области.

— Поздравляю, — сдвинув брови, шиплю через крепко стиснутые зубы.

— Я на полосе препятствий всегда первые места занимал. Знаете, какой я?

Понятия не имею. Хотя, наверное, сниму ответ. По ощущениям и по тому, что слышу полных два часа, он недалекий деревенский парень, от которого собственный отец решил по-институтски откреститься. Отправил юношу в казарму, да на полное содержание-довольствие, а сам в своем поселке, аж целого городского типа, сидит, покуривая вонючую махру, и в ус, пиздец, не дует. Наверное, мнет сиськи козам и коровам, и скручивает бычьи яйца, да говяжьи языки в целлофан пакует.

— Дай определение пожарного риска, Даниил, — ступней отталкиваюсь от задней стенки своего стола.