— Вы очень чуткий мужчина, Костя. Вашей жене повезло.

Надеюсь! В чем чуткость-то? Или, по ее мнению, лупцевать женщину — это само собой разумеющееся занятие, просто не каждая таким с улыбкой на губах спокойно наслаждается? Господи! Женщины, женщины… Прекрасный, потому что сильный? Отличный, потому что богатый? Супер, потому что красивый, стильный, вылизанный и с маникюром?

Поднимаю руки и разворачиваю их внутренней частью ладоней. Рассматриваю рисунок, замечаю крапинки древесной смолы, приклеившиеся к ложбинкам. Наверняка испачкал, когда трогал брус. Я проверял качество, сверял сорт, убеждался, что нужный нам заказ доставлен. Я, как жук-навозник, следил за тем, что привезли.

— Вы ревнуете обидчика к новой жертве, Романа. Это мое мнение! — почти обреченно опускаю руки, затем голову и в землю кое-что шепчу. — Прошу простить за несдержанность.

— Все нормально. Нормально, Костя, — снова прикасается к моей руке, только теперь я ощущаю прохладные пальцы на своей кисти. — У Вас теплые руки.

— Очень жарко…

Бабье лето в самом разгаре, начало сентября в нашей области — дополнительный четвертый месяц лета. Солнце не печет, а скорее с комфортом согревает.

— Я отомстила за себя, Костя, — тихо, будто по секрету, сообщает. — Я отомстила человеку, которого любила. За то, что он так со мною поступил, я показала ему, где раки зимуют. Правильно говорю?

— Угу, — стараюсь не показывать большую заинтересованность, но тем не менее. — Как? — вскидываюсь, сосредотачиваюсь и даже ухом следую за ней.

— Взяла за все деньгами.

Значит, образумилась, поумнела и заявила на насильника!

— Компромат, — шепчет еще одно признание. — Я подстроила кое-что. Сделала нехорошие фотографии и переслала их его деловым партнерам. Серьезные люди получили неопровержимые свидетельства того, что…

— Как это мило! — щурюсь, язвительно изгибаю губы.

Теперь я думаю, что она опасный человек.

— Вы знаете, а ведь мне поверили. Поверили серьезные люди.

— Мужчины? — наталкиваю себя, да и ее на мысль.

— Э-э-э, да. Но я все же не понимаю.

— Вот видите, — ухмыляюсь, — значит, этим мужчинам можно доверять.

Когда найдешь к ним собственный подход, конечно. Шантаж, например.

— Я Вас развеселила, да? — она, по-моему, обиделась. Не такой реакции на сверхсекретное сообщение ждала?

— То есть Вы принудили бывшего мужа сделать так, как было выгодно Вам. Вы нагнули большого человека, выставив его, скажем так, лохом перед компаньонами. Романа, я не хочу Вас пугать, — тем более у нее двое маленьких детей в кармане, — но такое в серьезных кругах не прощается. То, что показалось изначально безобидной шалостью, сделанной по причине зудящего желания отомстить за себя, может в дальнейшем быть использовано против Вас. Он ведь по-прежнему заинтересован в детворе?

— Поэтому я прячусь.

Опасна и чуть-чуть наивна. Что ж…

— Я заставила его уважать меня, Костя. О любви больше речи не было, но мое достоинство по-прежнему скулило и жаждало расправы с тем, кто несправедливо наказал меня. Я! — она, кажется, впервые на моей памяти, сильно повышает голос. — Никогда! Ему! Не! Изменяла!

— Он заплатил? — стараюсь перевести разговор в более спокойное и не стремительное русло.

— Вот этим, — выставив вперед изящную, обхваченную не одним браслетом руку, устремляет пальцы в горизонт. — Я вложила полученную компенсацию, его деньги в эту землю. Мне достаточно.

— Но Вы его ревнуете? — раскручиваю воронку, а она плывет, запутывается и ведется на подобную игру.

— Я одинока, Костя. С некоторых пор довольно тяжело схожусь с людьми. Мужчины иногда пугают, — заглядывает тоскливо, а мне кажется, что она меня сейчас упрашивает, пускает харизматичную слезу или в чем-то все-таки пытается безуспешно убедить. — Но я хочу… Хочу любить! Видимо, отболело или я неисправимая мечтательница. Я хочу объятий. Я хочу…

Или ты опасная разлучница? Романтичная натура с непростым характером. Ты та, которой наплевать на чужие отношения! Она пытается соблазнить…

Сто километров — столько же, немного больше, в час. Я почти на месте. Почему-то неотрывно сверяюсь с навигатором, слушаю женский голос, который сообщает мне, как на городской дороге следует себя вести. Я ведь и без этой дамочки хорошо справляюсь. Здесь нет угла, в котором бы не побывала моя строительная фирма. Почти к каждому углу я руку — рисунком, камнем, облицовкой, дешевым сайдингом — приложил.

«Я близко, Люлечка» — печатаю, пока следую по главной.

В ответ — тишина, хотя я получаю четкую отметку о том, что абонент все написанное сразу же прочел, а не только получил.

«Юль, прости» — разве я немного задержался? Да вроде нет! Но извинения на всякий случай ей предоставляю.

Бросаю быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Состыковываюсь с ароматным пассажиром, подмигивающим мне фиолетовым глазком. Там покачиваются скромные цветы, которые Юля, как и все женщины, обожает. Любая жаждет простых знаков внимания, но я, естественно, не каждую готов подобным одарить.

«Я на месте, вредная и заведенная женщина» — бешено вращаю головой в поисках свободного парковочного места. Черт, совсем забыл! Здесь подземная, а проезд — с той стороны. Локтем прокручиваю руль и быстро разворачиваюсь. — «Терпи, женщина, терпи!».

«Красов, ну в самом деле!» — терпение все же сорвалось, а кому-то, по всей видимости, уже невмоготу.

Ах ты ж, маленькая стерва! Но это очень интересно. Закрадывается уверенная мысль, что перевозбужденная женушка непредусмотрительно вылезла в коридор в том обворожительном неглиже: открыла моя Юля дверь, но никого снаружи не застала. И вот теперь неудовлетворенной кошечкой рычит…

— Добрый вечер! — меня приветствуют на входе с сияющей улыбкой во все тридцать два.

— Добрый, — опускаю вниз букет. — Номер двенадцать ноль пять. Какой этаж, Вы меня не сориентируете?

А зачем я спрашиваю — специально, специально, с тайным умыслом. И так ведь знаю, что двенадцатый. Все просто: первое число — номер «высоты», второе — порядковое — расположение помещения по соответствующему коридору.

— Приятного вечера! — администратор очень сально скалит зубы.

— Спасибо, — откланиваюсь с располагающей улыбкой, от высокой стойки покачиваясь отхожу.

Лифт как-то слишком медленно ползет. Успеваю ослабить чертов галстук, затем сорвать его совсем, а запихнуть в карман скомканную шелковую тряпку удается на двенадцатом, нужном, этаже. Выхожу из полностью стеклянного тубуса и неторопливо следую в заданном направлении. Позевываю, растаскиваю волосы пятерней, усмехаюсь и трясу башкой, как загнанный жеребец.

— Красов! — нужную мне дверь открывает «страшно» полуголая жена.

— Ты что вытворяешь, Люлёк? — навалившись телом, заталкиваю развратницу обратно внутрь.

— Почему так долго? — прижимается, ластится щекой и пальцами перебирает лацкан. — Кость, я заждалась?

— Ты одна?

— С хороводом! — грубо шутит, тут же обижается и, приложив немного силы, аккуратно впечатывает меня в стену. — Ты обнаглел, Костяника. Расслабился и стал много позволять себе.

— М? — выставляю удивленный и чуть-чуть испуганный ее напором взор.

— У меня проблема, Красов.

— Какая? — сую под женский нос букет. — Поможет или нет?

— Это чертово белье мне совершенно не подходит. Забилось во все…

— Дай посмотреть, — прыскаю от смеха.

— Спасибо. Ты очень помог! — теперь, похоже, слабо возмущается.

А что я, в сущности, могу? Сказать ей, например:

«Какая жалость, девочка. Скорее, женушка, тряпочку сними!»?

— Что ты предлагаешь? — слежу за тем, как Юля обнимает только что врученный подарок, источающий довольно тонкий, еле уловимый даже для женского носа, слегка чарующий аромат.

— Жена не получает должной ласки. Понимаете, мужчина? — томно начинает говорить.

— Кто Ваш муж, позвольте, дамочка, поинтересоваться?

— О-о-о! Это очень страшный человек. Не уверена, что Вы с ним знакомы.