«Только рыпнешься, как сразу же получишь тюремное заключение в этом месте. Пожизненно, до конца твоих счастливых дней. И это для заморской кандидатши будет ох.ительный позор и добровольно избранный перманентный стресс. Вопросы, донна Эухения де Смирноф-ф-ф-фас?».

Большое чувство, видимо. Страсть, любовь, ревность… Или запойный алкоголизм, приход, дурь и на кого-то затаившаяся злоба? Сезонный, видимо, регресс.

— Женя, как Вы? — подхожу к ней со спины.

— М? — вполоборота отвечает.

— Все хорошо?

— Да, — отрицательно-положительный ответ. — Я забыла, как ты любишь…

— Так же, как и Вы. Не нужно подстраиваться. Я не гость, которому надо угождать. Жень, я съеду…

— Я не прогоняю, Святослав. Не уезжай, мальчик, — вижу, как нервно двигает губами, пытается улыбнуться, растягивает их, задирает уголки, которые подрагивают от почти нечеловеческого напряга. — У Сергея… Это обязательно пройдет. Только не знаю, когда на этот раз.

— Он постоянно пьет?

— Нет, — отрицает очевидный факт.

— Как часто?

— Садись, пожалуйста, — назад кивает, намекает, чтобы я с неудобными допросами от нее отлез.

Без дополнительных вопросов, на которые все равно не получу ответов, отхожу от Жени, направляюсь к предложенному месту, отодвигаю стул и занимаю забронированный угол за большим обеденным столом.

— Привет, — Сергей заходит в кухню, удерживая на согнутом локте моего сына, отвернувшегося от толпы и уткнувшегося носом в крепкое плечо. Мальчишка ручонками прощупывает бицепсы здорового козла, которому употребленный джин, по-моему, судя по настроению и внешнему виду, оказался нипочем. — Давай-давай, парень, мама скоро вернется. Где приземлишься? На своем царском или поближе к Святу?

Мальчик отрывается и поворачивается лицом ко мне. А я? Теряюсь, прячу взгляд, краснею и задираю плечи, раболепно опуская голову.

— Куда, мой мелкий князь? Куда прикажешь тебя преподнести? Свят, — Смирнов елейным голосом обращается ко мне, — присмотришь за шустрым сладким зайцем?

— М-м-м, — мычу, сцепляю пальцы, свожу вместе руки и опускаю связку, чтобы зажать ее между своих колен.

— Чика? — а тетя Женя, как истинная леди, не торопится с любезным поворотом к ним.

— Цика! — хохочет Игорь. — Цика-цика! Бабуска, ты цика?

— Да, — выдыхает Смирнова, обратившись к потолку лицом. — Я чика, детка. Я…

— Вольно, Эухения. Все уже нормально. Отвернуло, пронесло! Фух! Так, Мудрый, принимай вертлявого бойца, — Сергей подходит ко мне и протягивает ребенка, который поджимает ножки и цепляется за уши деда, виснет на некрупных мочках, пальцами впиваясь в гибкие хрящи. — Ты… Ах! Игорь, ты чего творишь? — вопит, тренируя баритон, Смирнов. — Больно, черт возьми. Святослав! — орет, уже не сдерживаясь, с выпученными глазами мне. — Не желаешь помочь? Дар речи растерял, а вчера вещал так, что потолок в машине ором насквозь прошивал. Возьми его, кому сказал? Детка, отпусти, пожалуйста.

Мальчик не издает ни звука, зато сильнее дергает деда за уши, видимо, желая их под жирный корень оборвать. Со скрипом отодвинув стул, поднимаюсь, дрожащими руками прикасаюсь к теплой детской спинке — Игорь сильно содрогается, дергает шкуркой, как щенок, получивший почесушки и поймавший кайф от прикосновений чьих-то грубых рук, — обхватываю тельце и отцепляю от Смирнова моментально обмякшего на мне сынишку. Удобнее устраиваю на своей груди — поворачиваю лицом к себе и аккуратно поправляю упавшие ему на лоб волосики.

— Привет, — шепчу пересохшими губами.

— Цика! — вопит пацан и несколько раз подскакивает на мне.

— Что? — оперевшись спиной о край рабочей поверхности, спрашивает Женя. — Есть будем, сладкий? М? Что скажешь? — подмигивает внуку, переглядываясь со мной.

Смирнова считывает настроение, внимательно следит за моей реакцией, изучает позу, обдумывает положение, предполагает, выдвигая жизнеспособные версии о том, надежно ли быть с этим типом рядом, стоит ли доверить маленького внука, и сможет ли защитить ребенка случайно прибывший на постоянку этот «странный человек».

— Куда сядем? — прикладываюсь губами к теплому и влажному виску. Мне кажется или он действительно вспотел: от напряжения, волнения или из-за высокой в помещении температуры. — Тебе жарко?

Сын дергает воротник своей модной водолазки, оттягивает ткань и резко отпускает, вздрагивая ресницами, от раздавшегося щелчка по нежной коже.

— Сейчас принесу сменную футболочку, — предлагает Женя, настраиваясь на стремительное бегство из этой кухни в любую из имеющихся комнат: только бы отсюда — вон; и куда-нибудь — наверх.

— Вместе принесем! — ставит перед фактом Сергей. — Свят?

— Да? — вниманием одариваю только сына, а на Смирновых его не обращаю.

— Вас ведь можно оставить вместе? Не взорвете кухню? Хотелось бы потом позавтракать за столом, по-человечески, и в тишине, а не под вой сирен и суету моих бывших, по воле случая неотчисленных студентов.

— Да. Нет, не взорвем. Все будет в лучшем виде, Сергей Максимович.

— Лады! — пожимает плечами. — Так-с! — хлопает в ладоши.

Игорь вздрагивает, но тут же расслабляется и, сильно выгнув шею, обращается заинтересованным лицом ко мне.

— Все будет хорошо, Мудрый? Убеди меня еще разочек, мил человек. Мне что-то как-то неспокойно.

— Да, — еще раз подтверждаю. — Подождем вас здесь.

— Тогда веди, наверное, жена. Показывай, где там сменная одежда маленького жениха хранится, в каких сундуках припрятано приданое моего красавца. Заодно, наверное, и я переоденусь. Чика, идем поговорим и кое-что наедине обсудим. Там все готово? — бросает взгляд на кастрюлю, стоящую пока еще на газовой плите. — Им ничего там перемешивать не нужно? Предупреждаю сразу, Святик, я сильно подгоревшее в силу возраста и слабости пищеварительной системы — ты должен понимать, боец — больше не втяну.

— Все уже готово.

— Как мне не хватает Лешкиного «зашибись», — прыскает, а затем задушенно хохочет. — Родные мои, я вас так обожаю!

— Засыбись! — стрекочет Игорь.

— Дед-громила так говорит. Да, князь?

— Ага, — сын улыбается, демонстрируя мне ровненькие и очень беленькие зубки. Молочный ряд выглядит как идеальный жемчуг, добытый на какой-нибудь забытой Богом и людьми не гаженой реке.

Сергей пропускает Женю, указывая ей направление рукой, затем за ней выходит.

— Как дела? — тут же обращаюсь к парню.

— … — помалкивает и смотрит очень диким дикарем.

— Ты здесь один?

— … — он рта не раскрывает, зато по-женски поджимает губки, упирается глазами в воротник моей футболки, дергает резинку, затем накручивает ее на пальчик, испытывает меня молчанием и откровенным безразличием вознаграждает.

— А мама где?

— … — Игорь поднимает на меня глаза и криво, язвительно, и, по-моему, надменно, но точно с вызовом, и чуть-чуть таинственно улыбается.

— Я…

— Не хоцю есть, — вдруг негромко заявляет.

— Боюсь, это не нам с тобой решать, — глубоко вздыхаю, двигаюсь задом наперед, носком цепляю стул и подтягиваю его к себе. — Когда вы приехали?

— Давно.

— Сегодня?

— Э-э-э.

Ничего определенно непонятно.

— Утром?

— Неа, — взвизгивает, а затем хохочет.

— Вчера, что ли? — наобум предполагаю.

— Да.

Теперь, по всей видимости, моя очередь ловить психический привет. Я, хоть убейте, не помню, чтобы железные ворота открывались после нашего с Сергеем триумфального проезда до ступенек. День с половины первого был кое-кем испорчен и все дела пошли насмарку. Я прислушивался к тому, что творилось здесь, затем не торопясь обедал в одиночестве тем, что Женя приготовила загодя, набив мой персональный холодильник домашним провиантом. После я завязывал жирок, распределял полученные калории, укомплектовывал витамины — валялся на диване, дремал, мечтал и кое-что припоминал, вытаскивая отдельные моменты себе на персональное обозрение, такой себе индивидуальный закрытый просмотр. Пролистывал кино воспоминаний и разрабатывал стратегию, выстраивал планы, просчитывал ходы, маневрировал, не соблюдая наспех выдуманные правила. И, наверное, где-то в полночь я все же выбрался наружу и в полном одиночестве начал собирать листву, натрушенную местными деревьями. Хозяева не спали: я видел свернувшегося в раскачивающемся кресле на балконе крупным бубликом Сергея, дымящего очередную сигаретку, и слышал, как Женя что-то говорила, обращаясь тихим голосом к нему.