— Не пугай, пожалуйста, — под нос себе бухчу.

— Спокойно, шоколадка. Все под контролем. Короче, что скажешь, если мы их от родителей заберем? Будем баловать малышню и заклинать пострелов, чтобы не взрослели, не развивались, не росли и не встревали в какую-нибудь ерунду. Пусть будут крошечными. Вальке вообще расти противопоказано. Это маленький мудрец! Ты замечала, как она крутит пальцем у виска, когда за Пиноккио следит? Она за папочкой приглядывает и уже ревнует к Тосику.

— Прекрати нести чушь! И хватит Петю оскорблять.

— Это любя, мучача. Я к юным Велиховым очень слабенько дышу. Ты же знаешь! К тому же не я, — он неохотно отстраняется, шлепает резинкой моих трусов и придерживает юбку, — все это начал, детка. Не я!

— Мне жаль, что завела тебя и испортила настроение, но…

У меня очень нехорошее предчувствие. Такое уже когда-то было! В первый раз подобное случилось перед тем, как мы провалились с тогда еще не-мужем в прорубь в здешней речке. Я на одно мгновение погибла, умерла. Замерзла. Устала, видимо, бороться. Я отпустила его руку и с открытыми глазами булыжником пошла ко дну. Сергей, несмотря на свой природный страх темной глубины, не раздумывая прыгнул вслед за мной и вытолкнул нас с только-только зарождающейся Юлей на белый свет, а сам расслабился, как будто на прощание мягко улыбнулся и… Утонул! Алешка, старший брат, был, как оказалось, здесь, неподалеку. Он-то всех и спас. За что ему сердечное спасибо и мой до земли поклон.

Потом я что-то предвкушала перед тем, как муж мне выкатил свой жуткий ультиматум — незамедлительный развод или он выберет ту, к которой на постой уйдет. Не знаю, какая вошь ему под мантию тогда попала, но Смирнов был крайне возбужден в те годы и действительно творил:

«Боже-Боже, такую жуткую херню!».

А в третий раз ко мне пришло несчастье, когда прилетела весть оттуда, из того места, где был этот мальчик, Святослав, который много лет назад нас с мужем накрепко связал…

— Тетя Женя, разрешите? — большая сильная рука маячит у меня перед глазами. — Я хотел бы с Вами потанцевать. Что скажете?

— Свят, я… — оглядываюсь и замечаю, как Сергей гладит темную головку Юли и мягкой силой укладывает всхлипывающую дочь к себе на грудь. — Что случилось? — смотрю на Святослава, но мыслями о самом худшем уже основательно плыву.

— Он украл мою жену, — глубоко вздыхает высокий и красивый парень. — Сказал: «На правах безутешного отца и…». Бла-бла-бла! Тетя Женя, я разрешил ему. Давайте-давайте!

— И ты намерен…

— Отомстить. Пожалуйста, — бережно схватив меня за кисть, он с легкостью, не прикладывая особой силы, вздергивает меня и, обняв за талию, направляет на середину деревянного настила, сегодня выполняющего роль праздничной танцплощадки. — Не смотрите на них. Покажем высший класс?

— Почему? — кладу одну ладонь ему на плечо, а вторую погружаю в крепкие объятия жарких мягких пальцев. — Почему не смотреть?

— Мы будем лучше.

— Лучше? — вскидываюсь.

— Пусть моя жена завидует.

— Завидует? Свят, Свят…

— Спасибо Вам, Женя.

За что, ребенок? За что, мальчишка? За что, сынок?

Я помню его очень мелкой крошкой, громко требующей молочка и бьющей ножками по Сережиному животу, если вдруг срок предоставления «вкусняшек» несколько задерживался. Я знала его хмурого отца, его единственного родителя, который привил с детства парню нужные, а главное, мужские качества, произнося почти всегда очень односложные слова, как жесткие необсуждаемые команды. Юля будет счастлива с этим человеком. Я это точно знаю, но все равно чего-то нехорошего страшусь.

— Они смотрят на нас? — противоестественно выгнув шею, заглядываю в теплые глаза. — Ты такой высокий, а был жутко мелкий. Микроб, но чрезвычайно говорливый. Розовая стопа была узкой, но очень длинной…

— Нет, не смотрят, но это дело времени. Я помню Вас, тетя Женя. Все наши эпизоды. Если Вы позволите? — он отстраняет меня, чтобы провернуть вокруг своей оси, а после сразу привлекает. — Отлично! — хвалит и сразу продолжает. — Вы низко наклонялись надо мной и мягко выдували теплый воздух мне в лицо. Щекотали ноготками пятки и шутя прикусывали пальцы на ногах. Вы со мной заигрывали? Признайтесь, пожалуйста. Я Вам нравился? Я покорил мать своей жены? — кивком указывает на топчущихся поблизости Сергея и Юлу.

Шутит и обманывает! Вот мелкий негодяй и провокатор.

— Не может быть, — отрицательно мотаю головой. — Зачем ты это говоришь? Дети не могут помнить того, что было с ними, скажем, до двух лет.

— И тем не менее, тетя Женя, я все прекрасно помню! — настаивает на своем. — Наверное, потому что более открытого и доброго человека я в своей жизни не встречал.

— А Оля?

— Мама выкормила меня, она спасла меня физически, а Вы…

Несильно барабаню пальцами по странно подрагивающим мужским губам.

— Перестань, пожалуйста.

— Вы сидели со мной, когда…

— Святослав, я прошу тебя.

— Вы что-то писали, терли лоб, иногда чертыхались, злились на что-то, но ярко улыбались, когда Сергей Максимович в комнату входил.

Это тоже правда! Но он лукавит — я в том уверена. Не может крошка запомнить такие яркие подробности, а сейчас, будучи здоровым парнем, на голубом глазу без запиночки обо всем вещать.

— Сережа обработал? — смахиваю с широких плеч невидимые нити.

— Нет.

— Свят? — изображаю изумление вкупе с недовольством. — Видимо, я упустила тот момент, когда надо было сообщить голенькому малышу, что врать, эксплуатируя старческую немощь, — не хорошо и даже аморально. Но никогда не поздно преподать урок. Итак…

— Спасибо за Юлу, Женечка! — он шепчет в мое ухо. — Спасибо за мою семью, Евгения Францисковна.

— Ты…

— Послушайте, пожалуйста. Хочу, чтобы Вы знали.

— Да, сынок? — обхватив его затылок, притягиваю к себе, укладываю щекой на плечо и подлавливаю нехороший взгляд весьма обескураженного произошедшим, немного раскрасневшегося Сержа. — Говори! — подмигиваю муженьку:

«Съел, подлец! Вот какой со мной мужчина! Бе! Бе! Бе-е-е-е!».

Так и тянет, честное-пречестное, высунуть язык и покрутить пальцем у виска, чтобы некоторым неповадно было. Смирнов в подробностях зеркалит нашу «позу» и точно так же располагает на себе мою Юлу.

«Негодяй!» — артикулирую, не произнося ни звука. Безмолвно двигаю губами и в темное мужское темя по-отечески шепчу:

«Вот так! Вот так! Вот так, мой мальчик!».

— Я долго ждал этого, тетя Женя.

— Полгода, Святослав, — зачем-то обесцениваю и заявляю. — Это довольно скоро, между прочим.

— Нет, — он сильно вздрагивает, но не отстраняется и не снимает с моего плеча свое лицо. — Вы ведь знали о нас?

Урывками… Вернее, то, что нам с Сергеем по огромному секрету сливала Ния, когда очень сильно злилась на сестру. Нельзя сказать, что Юля с нами всем делилась, но отношения со Святом стали своеобразным откровением после того, как она, проплакавшись на моем плече, заверила, что они с ним навсегда расстались, а после — где-то через три тире пять дней — призналась, что посетила женского врача, который подтвердил весьма устойчивое интересное состояние безутешной барышни, коей Хулия тогда была. Дочь долго маялась, пока пришла в стабильное состояние, но… Он должен это знать!

— Она мечтала о ребенке, Свят. Игорь был у дочери всегда в приоритете. Она, между прочим, послушная беременная дамочка, а впоследствии — молоденькая мамочка. Не переживай, что будет строить козни и эпатировать толпу. Только, пожалуйста, заставляй ее двигаться, иначе не разродится. Слышишь? Пусть ходит, хозяйничает, следит за собой-тобой, убирается по мере своих сил и физических возможностей. Беременность — не болезнь. Угу?

— Женя…

— Я видела тогда непередаваемое воодушевление на ее лице и огромную обиду в том числе, — хмурю брови и грожу Смирнову пальцем, потому как он дебильную херню творит. Муж сильно-сильно обнимает Юлю, он держит маленькое тело двумя руками, как граблями, на уровне ее плечей. — Блин, Свят, нужно поменяться, — Мудрый вздрагивает и возвращает свой огромный рост в привычное для всех расправленное состояние. — Взбалмошный отец от большего чувства сейчас раздавит мелкую жену. Иди…