«То, что между нами произошло, можно забыть, а потом простить и даже сохранить дружеские отношения?» — мои глаза ползут неконтролируемо на лоб и дальше вверх. — «Будем встречаться по счастливым датам? Свят станет пожимать ему ладонь, а Костя хлопать встречно по плечу? Игорь наверняка с ума сойдет, потому что запутается в „этих“ непрекращающихся папах? Ты к этому ведешь?».
«Всякое возможно!».
«Это ведь измена!» — я резко вскрикиваю и так же замолкаю. — «Не вижу причин для мирного общения. Я, видимо, несовременная женщина. У меня такое в голове не укладывается. Думаю, что мама меня поддержит. Она, кстати, рекомендует…»
«Да» — спокойно шепчет чересчур внимательный сейчас отец. — «А ты знаешь, мне вдруг стало чрезвычайно интересно услышать то, что выдает, когда я этого не слышу, от счастья обезумевшая чика. Поделишься?».
«Па-а-а-а?» — не скрывая изумления и только-только зарождающейся злости, урчащим звуком, все же слишком душно и чуть-чуть пронзительно воплю. — «Нет!».
«Всякая херня в жизни случается, Юля. Уж поверь, солнышко, и не через такое люди умудряются проходить. Но ты все-таки будь первой или умной, вернее, мудрой — без привязки сама знаешь к кому, протяни ручку и покажи, что готова на компромисс».
«Худой мир лучше доброй ссоры?» — мну, трамбую и накручиваю себе на палец его теплую рубашку, потому как ощутимо нервничаю и быстро завожусь.
«Да».
«Я понимаю, что должна, но…» — осекаюсь быстро, давлюсь словами и скулю. — «Теперь это будет выглядеть, как предательство по отношению к Святославу. Он разрешил…».
«Разрешил?» — не скрывая удивления, отец оттягивает меня от своей груди. — «Теперь ты послушно выполняешь то, что говорит великий Мудрый? Юля-Юля…».
«Я его ждала…».
«Поэтому позволяешь вить веревки из себя?» — отец, похоже, сильно злится.
«Не позволяю!» — мотаю головой, глотаю трудные слова. — «Ты ведь на нашей стороне?».
«Не надо растаскивать людей по сторонам, Смирнова. Когда мы с мамой развелись, то…».
«Пап-пап, это было очень смешно!» — я грубо пырскаю, а после, совершенно не скрывая издевательского тона, с насмешкой говорю. — «Ваше расставание можно называть как и чем угодно, но только не разводом. Полноценным, если угодно: по всем правилам и общепринятым канонам. Ты ведь ни на секунду не оставлял ее, преследовал и напоминал о себе при каждом удобном или неудобном случае. Ты донимал ее и нас. Ты, Господи, жил в этом доме на правах хозяина и никак не успокаивающегося мужа. Вы были врозь исключительно на бумаге. Так ты понимаешь развод? Все как всегда, за исключением, конечно, моментов эмоциональных приходов. Где ты, кстати, был тогда?».
«Пил, не просыхая!» — он говорит, задрав небритый подбородок.
«За-ме-ча-тель-но! Гордишься собою?» — утыкаюсь нехорошим взглядом в его лицо в попытках испепелить все в адском диком пламени.
«Нет!» — отец губами пару раз клюет мой влажный лоб. — «Это я к тому, что не будь удобной для Свята. Ему уж точно не нужна покорная и бессловесная жена. Он привык к приказам, Юля. Для этого сынку необходима тяжелая и постоянная работа. Лёшка, конечно, оформит жесткие трудодни, когда не будет времени даже голову поднять, а не то что погрузиться в какой-нибудь мыслительный катарсис, но и ты не отпускай его мысли в свободное плавание. Живите без остановки. Ты поняла?».
«Пап, я очень счастлива. Слышишь?» — опять укладываюсь на мягкую «подушку». — «Порадуйся за меня. За нас!» — мгновенно исправляюсь.
«С ума только не сойди! Не сойдите, конечно же» — смеется и щекочет. — «Вот так! Вот так!».
«Я отказалась от того, что Костя предлагает. А он ни на что не соглашается…» — обиженно гундошу в отцовское плечо.
«Юля, Юля, Юля… Вина, я так понимаю, подвалила? Решила таким образом все разрулить? Мол, мне ничего не надо, а щедрости от бывшего я не заслужила. Институт хотя бы окончи, солнышко, а там дальше видно будет. И потом, Юла, есть, в конце концов, закон!».
«Мне не нужна его фирма, его деньги, и машина не нужна. Он платит мне за то, чего никогда не было. Это откуп, что ли? Я попросила Петю, чтобы он все это прекратил. Хочу, чтобы ты знал… Короче, я подготовила отказ и составила расписку о том, что материальных или еще каких претензий к мужу не имею. Это его…».
«Ты уверена насчет выставленных условий? Я думаю, что Красов будет жестко настаивать на своем. Это, видимо, его исключительное благородство и мужское право. Скажи-ка мне лучше, есть что-то, что ты могла бы взять и не корить себя, при этом не обижая Костю?» — отец нервно гладит мою голову, шепчет нечленораздельно в темя, цепляя волосы, нещадно выдирает их из теплого гнезда.
«Нет!».
«Машина?» — похоже, папа что-то выбирает?
«Нет!».
«Украшения? То, что он дарил, например».
«Нет!»
«Что-нибудь, Юль… Блин! Ты подумай, потому что…»
«Я права! Это чертов откуп! Да? Типа я сейчас ей заплачу, а потом пусть валит на все четыре стороны» — и вот опять я снова завожусь.
«Да уж… Дела-а-а-а!».
«И потом, какая после этого дружба, папа?» — он акает, а я настырно продолжаю. — «Мы спали вместе, жили под одной крышей, вели совместное хозяйство и строили умопомрачительные планы. Он пытается в трусы мне запустить финансовую благодарность, а ты вдруг начинаешь подарки разбирать. Я была его женой…».
«Одно другому не мешает, Юля. Перестань!» — теперь отец шипит, потому как я пытаюсь выкрутиться и отстраниться. — «Где Свят?».
«На работе» — опять шепчу в моим лицом измятый разворот его рубашки.
«Хорошо, что с одним все ясно. А когда вы встречаетесь с Костей?»…
Сегодня, кажется. Вернее, я в этом совершенно уверена. После непростого, но уже заканчивающегося разговора. В кафе с дурным названием «Картошка». Где-то через полчаса…
— Юля? Вы меня слышите?
Ага…
— Давайте перейдем на «ты», Лена. Если Вы, конечно, не возражаете, — быстро смахиваю подступившую к глазному уголку слезу. — Мне будет привычнее и я, возможно, почувствую себя немного лучше. У нас ведь с Вами небольшая разница в возрасте? Вы моложе? Я права?
— Мне бы этого очень не хотелось, — я слышу в женском голосе усмешку? — Нашим встречам официальное обращение абсолютно не мешает. Давайте сохранять нейтралитет.
— Почему? — поворачиваю голову, обращаясь к той, что сидит напротив, своим лицом.
— Отношение — «пациент-врач». Мы об этом с Вами говорили. Я не подружка, Юля. Вы ведь помните нашу первую встречу?
Да, конечно. В мельчайших деталях, словно это было вчера, помню, как напросилась на сеанс, позвонив ей среди ночи. Тогда сидя в кружевном ночном белье на бортике ванны в служебной комнате гостиничного дорогого номера, шептала в трубку, прикрыв динамик согнутой ковшом ладонью, и просила или умоляла эту женщину всего лишь об одном свидании.
— Я об этом не жалею, Лена, — выпаливаю, не задумываясь о последствиях. — Я рада, что тогда добилась своего, а Вы приняли нас, хотя могли этого и не делать. Меня сильно беспокоил сын…
Да и я была далеко не в лучшей форме. Надеюсь, что с тех пор произошли существенные подвижки-изменения в моем эмоциональном состоянии и я больше не произвожу впечатление женщины, мечущейся между двух мужчин в попытках угодить каждому из них, при этом наплевав на собственные чувства.
— Как Игорь?
— Сон улучшился, и он стал спокойнее. Больше нет тех проблем, — внезапно на одно мгновение замолкаю. — Вы понимаете? — скривившись, жалостливо добавляю.
Ночное недержание, жуткие кошмары, долгие истерики и утренняя разбитость, которые преследовали сына после того, как он заблудился в том лесу, изматывали и уничтожали детский сон и слабенькую психику. Сейчас он тихо спит, почти как зайчик, правда, после обязательной сказки от Свята и чуть ли не клятвенных обещаний, что в скором времени мы заведем маленького динозавра в специально оборудованном лично им вольере. Сладкий замер в ожидании зверька, а мы, откровенно говоря, не знаем, что с этим надо делать.
— Я рада, что терапия сыну помогла. В силу возраста он лучше откликается на вызовы. А Вы…