— Да.
— Всё? — вторит старому подпрыгивающий на его руках сынок, одетый в какую-то странную одежду.
— Это что? — присматриваюсь к…
К чему я, собственно говоря, присматриваюсь? Красно-зеленый камзол, такие же штанишки, вероятно, бриджи, и полосатые носки, вернее, гетры или гольфы. Но это еще не все и не самое, как говорится, главное. На голове у сладкого какой-то ночной колпак того же алого или изумрудного оттенка.
— Это маленький гномик! — Смирнов одергивает определенно теплую курточку, а затем натягивает внучку на лоб сказочный головной убор, к чему-то прикасается, что после его прикосновений громким звоном отзывается. — Колокольчик, Свят, — запрокинув голову, хохочет, — чтобы бычка в лесу не потерять.
— В супермаркете? — обхожу эту милую смеющуюся пару.
— Были, между прочим, случаи, — отвечает мне и крутится вокруг себя в надежде, видимо, на каком-то обороте тетю Женю возле повстречать. — Чика! — хрипит Сергей. — Где ты есть?
— Мама прилегла. Пусть отдохнет. Пап, не зови ее, — отвечает Юля, пристроившая с небольшим комфортом задницу на край рабочего стола.
— Сережа, пожалуйста… — ноет старшая Смирнова. — Что ты хочешь?
— Все в порядке?
— Голова болит.
— А скажет ведь, что это от меня, — подмигивает. — На твоей поедем. Что скажешь?
Скажу, что:
— Без проблем.
— Она побольше и багажник вместительнее.
К тому же в салоне моего автомобиля прочно обосновалось детское, «осень удобное» — по княжеским ощущениям, безопасное сидение.
Сергей опускает Игорька, подтолкнув его под задик, направляет мальчика к детской банкетке, возле которой его ждет пара сказочных сапожек.
— Что за маскарад, Сергей Максимович? — шепчу, не расцепляя губ.
— Так праздник же, — выпучивается, завидев полоумного. — Запамятовал?
Да вроде нет, но все же. На сына смешно смотреть, а слушать без улыбки невозможно. Кряхтит, возится, буцает обувь, а после задницей усаживается на пол и, подтянув в позу лотоса нижние конечности, что-то, как заклятие, пришепетывая, напяливает, держу пари, сшитые из шкуры единорога детские смешные чуни.
— Свят? — Юля, подкравшись сзади, осторожно трогает мое плечо.
— Да? — сильно вздрогнув, оборачиваюсь.
Она закидывает руки мне за шею, вешается, отрывая стопы от земли, со вселенской тоской и слезами, заискивающим взглядом впечатывается мне в лицо.
— Что случилось? — поддерживаю маленькое тело, вцепившись руками в спрятанную под тонкой «шерстью» талию.
«Не уходи, пожалуйста» — транслирует без звука, но довольно громко и очень четко.
— Я вернусь. Чего ты?
— Не уходи, — шепчет, еле двигая губами. Похоже, речь Юла с титаническими усилиями осуществляет. — Останься, — выпускает крупные слезинки из прекрасных глаз.
— Будешь ждать? — к уху обращаюсь.
— Всегда, — а головой как будто отрицательно мотает.
— Так «да» или «нет»?
— Я найду тебя, Мудрый, если ты позволишь себе еще какой-нибудь фортель провернуть. Я найду…
— Я за ним прослежу, солнышко. Елку подберем и сразу же вернемся, а ты пока мамулю покарауль.
— Будьте осторожны…
Как будто бы мы отправляемся в модернизированный крестовый поход. Только в качестве победы мы доставим хвойное дерево, после того как придем к консенсусу по достойной высоте и допустимой ширине обильно пахнущей «станины».
Господи! Всего-то делов: пару часов в очереди в предновогоднем супермаркете; бескровная по обстоятельствам, конечно, битва за лучшее на свете дерево; продукты по количественной составляющей в общей сложности где-то на три дня; романтичная музыка в салоне, сопровождающая нас туда и, естественно, назад.
— Это на фиг! — ворчит Сергей, пока наводит порядок в моем плейлисте. — Совсем вкус отсутствует или вправду предпочитаешь подобную ересь? Не ожидал от тебя подобного. Да уж! Даже у сына с этим проблем не возникает. Князь, я прав?
— Сто?
— Проехали! Престарелая кошка, мяукающая о том, что Рождество — это типа он? Одно у дамочки желание. Эка пошлость, Мудрый. Фу-фу! Это у вас в казарме такое принято слушать? — диким шепотом, почти неслышно добавляет. — Надрачивать привыкли под такое? Вы что? Гроза врагов, называется.
— Сергей Максимович, как долго?
— Пока не найду достойное. Четырехлетка шурупает в музыке и уже имеет собственное мнение на то, что слышит, а его большой отец фанатеет, — он тычет в сенсор палец, — от девицы с колоратурным сопрано, у которой из достоинств, помимо этого голоса конечно, имеется четвертый, если мне не изменяет память, размер груди.
— Сто?
— Ничего, детка. Сейчас дедушка устроит нам подходящее сопровождение, и мы отчалим.
— Вы гость.
— Иди ты! Правда? Чего? — вскидывается резко. — Чего-чего? Пожалуй, еще один разок. Чего-чего, Святик? Где я гость?
— Как пожелаете! — откинувшись затылком на стекло своей двери, развалившись в кресле и пристроив согнутую в локте руку на ободе руля, с ехидным выражением лица рассматриваю то, как плодотворно возится Сергей.
— Вот так! — он снова сосредотачивается на том, что вытворяет. — Князь, предпочтения имеются? Тебе, сладкий, можно все.
— Сто?
— Отлично. Мне нравится твой выбор. Значит, будет то, что я люблю. Во-первых, уберем эту рождественскую мутотень…
— Э-э-э, — пытаюсь что-то там начать, как Сергей самолично осекается.
— Тьфу-тьфу! — бьет пальцами по губам. — Вырастет — забудет, вырастет — забудет. И потом, что я, собственно, сказал?
— Сто?
— Старый добрый рок, князек. Музыка должна быть качественной, сочной и богатой. А лирика…
— Пустозвонной и, вероятно, иностранной, — с издевочкой подсказываю.
— Много ты знаешь, Святик. Итак! — разобравшись, видимо, со стереосистемой и пунктом управления, Сергей вытаскивает на свет Божий то, что слушали в восьмидесятые или девяностые годы прошлого века. — Ну? — раскрыв на полную глаза, ждет одобрения сначала от меня, а потом от внука. — Отомрите, дети, и скажите, что думаете.
— Нам не пора? — киваю на кнопку запуска.
— А тут, — туда же глазками стреляет, — я вообще не главный. Я пассажир, Свят. Чего ты вообще ждешь? Ель не приобретется, а машина без водителя не сдвинется с места. Ты хоть бы прогрел…
Советы бывалых подвалили. Как вовремя-то, «папа»!
— Уже, — хлопаю по кнопке и мягко поддаю газку. — Все пристегнулись?
— Да! — подскакивает на своем месте Игорек. — Впелед…
Мой сын, похоже, знатный меломан. Я наблюдаю в зеркало, как он покачивает головкой, что-то шепчет, будто подпевает, перебирает пальчиками по пластиковым краям своего кресла, водит плечиками и мотает маленькой ступней.
— Нравится! — искоса поглядывая на меня, говорит Смирнов. — Он балдеет от музыки, Свят. У него есть вкус.
— Совпадающий с Вашим?
— Между прочим, довольно-таки неплохим моим, ты, видимо, забыл добавить. Что-то имеешь против?
Абсолютно ничего! Я даже рад, что сын убрал зависимость от пластикового оружия и подобной херни, которая во взрослой жизни способна натворить непоправимой беды.
— Здесь направо, Свят, — суфлирует словами и рукой Сергей.
— То есть? — выжимаю тормоз, застыв перед чертой, которую мы даже не успели пересечь, чтобы покинуть пределы загородной «резиденции» Смирновых.
— Направо — это туда! — довольно четко повторяет. — На-пра-во.
— Город там! — киваю, как водится, в противоположную сторону.
— Лес там! — парирует что-то, видимо, задумавший отец.
— Лес?
— Лес! Лес! Лес! — ерзает сзади сын. — У-ла!
— Слыхал? — наклоняется вперед Смирнов и водит носом, словно устанавливает с природой, в которую он намерен с головой погрузить нас, прочную, нерушимую связь.
— Я думал…
— Не хотел этого говорить, но придется. Это приказ, Мудрый!
— Приказ? — газую и щурю глаз.
— Так точно! Направо, а там остановишь, где я скажу.
— То есть ель мы принесем из лесу? — додумавшись, вслух уточняю.
— А откуда надо? — играет пальцами на своем колене ритмичную, заполненную до краев басами, немного подзабытую мелодию.