И я, увы, не исключение… Да! Да! Да!

Я именно та, каждая, обыкновенная, простая, возможно, недалекая или очень глупая девчонка, с занозой в сердце в виде навороченного автомобиля и двух спаянных колец, но не в виде эмблемы автомобильного концерна, а в виде символа законного брака и веселой свадьбы, к которой с раннего детства старательно готовилась и которую с нетерпением ждала.

Я хотела и хочу замуж, потому что всегда о таком событии мечтала, воображая в красках и мельчайших деталях и подробностях, в каком буду платье в тот яркий и торжественный для меня день, какое кольцо на безымянный палец от своего избранника надену, с каким букетом и в каких модельных туфлях выйду на середину зала, чтобы потанцевать уже с мужем, но не с парнем или «не туда и не сюда» женихом. А пьяный Петенька трещал об этом, словно подшучивал, надменно издевался и мерзко пачкал своей желчью то, на что я могу только сквозь многослойную вуаль смотреть, затаив дыхание, с замиранием своего сердца, отсчитывая удары мышцы до победного, но увы, смертельного конца. Я уверена, что свадьба, совместная жизнь, семья и брак для таких, как этот Велихов, пустое место и ничего не значащее действо. Впрочем, как и любовь. С последней, правда, не совсем уверена… Ту кукольную девку с иностранным именем он, кажется, любил. Ссал кипятком и бегал за ней, как котенок за шнурком. Я подтолкнула их к серьезному решению, точно так же выкатив условие с женитьбой. Правда, у меня тогда под боком был недалекий Влад, которого я считала своим скорым мужем и единственным, с кем могла бы до самой костлявой под одной и непротекающей, конечно, крышей сосуществовать. Так как же ту утонченную, чем-то нехорошим одухотворенную девку звали? Чудное имя, словно голыш какой-то. Лиля или Ляля? Лёля или Уля? Жуля, Гуля… Дуля?

«Ах, Эля!» — разум внезапно выкладывает ненужную информацию на блюдечке. Мне остается только руку протянуть и предложенную подачку из соответствующего кластера взять.

Нет-нет, что я вообще думаю и про себя здесь говорю? Брак — это тяжелые кандалы, наручники, гири и двухкилограммовые гантели на каждую руку молодой хозяйки, бремя, ответственность и несвобода, в результате которой вольная и счастливая женщина становится рабыней, немытой и нечёсаной крепостной сенной девкой, снимая с себя статус «столбовой дворянки» и «папиной принцессы», и жалким пресмыкающимся гадом перед тем, кто физически мощнее, выше и сильнее, и перед тем, кто после свадьбы станет рассекать по подаренной квартире в тренировочных штанах, почесывая себе яйца и волосатый зад, пренебрежительно вытаскивая завернувшиеся боксеры из расщелины меж рыхлых ягодиц, которые он успеет поднажрать на тех завтраках, обедах, перекусах и поздних ужинах, которые замученная жена любезно будет подавать. Замужняя женщина просто-таки на глазах тупеет, сильно раздается в объемах, уменьшаясь в высоту, стремительно теряет зубы, волосы и ногти, когда на коленях ползает перед тем, кому при свидетелях поклялась хранить верность, подогревая жалким очагом остывающие от будничности и повседневности когда-то яркие и красочные чувства. Это однозначно не для меня! Ну что ж, с этим, по всей видимости, я успешно определилась…

Тогда осталась маленькая, но довольно-таки ощутимая и по форме, и по содержанию, неувязочка-проблема. То есть завтра, отказываясь от своих почти великих, несколько циничных и жестоких по содержанию идей, я добровольно следую на эшафот и лезу в грубую и большую петлю, которую специально для меня соорудил Петя Велихов, выкатив то чертово пари, придумывая новую игру? А куда сейчас ушла моя мечта о грандиозной свадьбе и медовом месяце с любимым долгожданным человеком? До чего больное воображение и осточертевшая эмоциональность и большая мнительность. Мне не хватает хладнокровия и небольшой подпитки тестостероном, чтобы кое-кому промеж голубых глаз со всей дури дать. Это лишь игра, игра моего воображения, игра между мной и Велиховым, значит, хватит в облаках витать:

«Осмелишься или струсишь? Соберись, Тузик, ты же маленький мужик! Не поддавайся и не позволяй ему с тобой играть!».

Но я все же проиграла и погибла, потому что размечталась, потеряла бдительность и попалась в руки того, кто так искусно обманывал и вел меня. А Петруччио просто вел меня? Теперь я в этом абсолютно уверена. Вел с самого начала! Вел, когда приперся в магазин и предложил свою кандидатуру в качестве дружеской и гарантированной помощи и уверенной поддержки, затем, когда не особо сопротивлялся моему проживанию — нахальному, чего уж там — в его квартире, он тоже вел меня, а когда спал со мной, ласкал и… Он и тогда использовал меня?

«Боже-Боже» — глубоко вздыхаю и округляю безумные, остекленевшие до рези и собравшейся влаги в слезных железах глаза, прокручиваю кожаную обмотку рулевого колеса в крепко стискивающих ее пальцах, шумно через зубы выпускаю воздух и вслух выкрикиваю:

— А-а-а-х!

— Тонь? — мама трогает меня за руку. — Что случилось?

— Купили права, а водить не научились, — бросаю быстрый взгляд в зеркало. — Бездари и лихачи! Черт бы их всех подрал! Вот же полуграмотное чмо! А так все нормально, ма. Сейчас вырулим на свободу, и я остыну. Ненавижу это место. Вечно какая-нибудь хер…

— Тосик! — мама о чем-то голосом предупреждает. — Ты не могла бы меньше экспрессии сегодня выдавать?

— Без проблем! — мгновенно отрезаю.

— И не кричи так, ты меня пугаешь, — с шумным выдохом она откидывается на подголовник и спрашивает уже в который раз. — Чем вечером намерена заняться, детка?

Чем? Чем? Чем?

— Хочешь что-то предложить конкретное? Ты ведь неспроста задаешь один и тот же вопрос. Озвучь тогда, что ты там приготовила? Не экзекуция же в самом деле над моим телом или папа все-таки решил потешиться напоследок, пока еще имеет на это право?

— Тонька!

— А?

— Я предлагаю праздничный ужин, например. Не цепляйся к родителям. Что мы тебе сделали?

— Мамочка, я шучу.

— Иногда я твоих шуток не понимаю. Поверь, пожалуйста, не я одна.

— Папа жаловался? Странно, ведь я старалась быть покорной дочерью.

— Антония Сергеевна Смирнова!

В девичестве! А в скором времени — Мантурова!

— Все-все. Ужин, говоришь? — закусываю нижнюю губу и катаю мякоть на зубах. — Дай подумать.

Ужин — это очень хорошо, это точно можно…

Сейчас разглядываю город, почти оживший от зимней и весенней спячки, высморкавшийся и вытерший свои большие ноздри от проливных дождей и слякоти, вычистивший грязь из-под бордюров и облагораживающий свою зеленую щетину ревом триммеров грумеров, дизайнеров ландшафтов, одетых в ярко-оранжевые жилеты и работающих за бюджетную ставку и полный соцпакет на государство. Чего уж тут, а родное место сильно преобразилось. Завтра я вернусь сюда замужней и любимой женщиной надежного мужчины, для которого стану верной и единственной подругой, кто бы что ни говорил.

Любовь и отношения? Петруччио ведь на это намекал? Хотел, чтобы я рассказала, как таю в объятиях человека, которому говорю свое уверенное «да»? Увы! Он в чем-то прав, а я не таю, не трепещу, не млею, не извожусь, когда мы с ним в разлуке, не выказываю нетерпение, когда жду от него сообщения или звонка… Я, черт возьми, не теряю голову, но ни о чем, ни капельки не сожалею и не пожалею никогда. Я выйду замуж, а Велихову придется убраться из моей жизни навсегда.

— Особых планов нет, мам. Это, если кратко. Ты же знаешь, что завтра трудный день, поэтому сегодняшний вечер хочу провести в тишине и спокойствии. Устала за последнюю неделю, если честно. Ужин… — сильно мнусь, как будто в чем-то сомневаясь. — Я все-таки хотела бы пораньше лечь спать.

— Я понимаю, детка. Просто…

— Ты кого-то пригласила к нам? — пока жду зеленый цвет у светофора, прищурив один глаз, поворачиваюсь к ней лицом.

— Никого. Все свои: только папа, я, Юля и Игорек.

Как это мило! Ей-богу, снова в детский сад, а через три года в первый класс, в начальную родную школу.

— Ма-а-а…

— Детка, я прошу тебя, — она вскидывает руки и идеальной непротекающей лодочкой из крохотных ладоней прикрывает себе рот.