— Я в них все равно не разбираюсь, — бормочет. — Думаю, что Дари тоже не особо шарит. А вообще…

— Привет, цыпа! — визжит ее двоюродная сестра, подскакивая на ровном месте. — Красавица! Велихов, ты хитрый гад.

— Я в курсе. Зачем же всех посвящать в наши отношения. О том, что ты ко мне неровно дышишь, знаем только ты и я.

— Успокойся и передай мне курочку сюда. Тонечка, — она вдруг широко распахивает руки и почти летит в объятиях мужа, повторяя образ божества на капоте не менее навороченного автомобиля.

— М-м-м-м-м, — задушенно скулит моя.

Моя? Нет-нет, все верно, и я, конечно, с притяжательностью не ошибся.

— Она испортит платье, — упираясь пятками в землю, тормозит и вместе с этим тянет меня назад. — Я, пожалуй, там подожду, пока она в себя придет.

Недолго думая, подхватываю Тоню на руки, размахивая женским телом, забрасываю и с небольшим комфортом располагаю на себе:

— Ничего тут не поделать, да и не время поворачивать назад.

— Не отпустишь? — проводит пальцем по щеке. — Га-а-а-д, — ругательство ласково и вкрадчиво бормочет.

— Мне очень жаль. Но нет, увы…

— А мне, пожалуй, это все подходит, Велихов. Не отпускай, — укладывает голову мне на плечо и посматривает на Горовых из-под опущенных ресниц. — Только пусть эта жизнерадостная цыпа всю дорогу держит рот на замке.

— Проблематично, Ния. Задачка с небольшим утяжелением. Необходимо обеспечить беспрекословное выполнение беззвучного режима? Но она такая же…

— Как и я? -вдруг встрепенувшись, восклицает.

— Да-да. Привет, — плечом притрагиваюсь к Ярославу. — Как дела?

— Поздравляю. Тонечка, ты как? — заглядывает ей в лицо, пытаясь в мелком бублике найти какой-нибудь дрожжевой изъян. — Спишь?

— Ага, — глубоко вздыхает, а затем с благожелательной улыбкой продолжает. — Ярослав, не гони, пожалуйста. Ладно?

— В нашей группе старостой назначен я, если ты забыла, поэтому сиди и не возникай, — пальцами прощупываю женский бок. — Куда ее? — обращаюсь к «добровольцу» на Камаро.

— На заднее, конечно.

Он открывает дверь, бережно убрав с дороги совсем не округлившуюся Дашку, придерживает полотно, пока я аккуратно на кожаной обивке кресла располагаю размахивающую ногами неугомонную Смирнову.

— А мне куда? — пританцовывает Горовая.

— На свое место, а Петр поедет со своей женой. Что за вопросы, кумпарсита?

— Э-э-э, — похоже дама не совсем довольна.

— Прошу, — живой рукой он открывает дверь, а бионической указывает направление. — Время еще есть? — обращается ко мне, краем глаза наблюдая за усаживающейся в салон женой.

— Есть, конечно. Мы торопимся, но не опаздываем, — опираясь на его плечо, в ухо шепотом произношу. — Наш потолок — стабильные и уверенные шестьдесят, усек?

— С чего вы все решили, что я устрою скоростной заезд? Помилуй, что ты, в самом деле, Петя.

Вот и хорошо! Расслабил и утешил…

А внутри его машины, под «стук» колес и солирующий щебет Дашки я все-таки осмелился на одно весьма сомнительное действие по отношению к Антонии. Пока та внимательно изучала городскую застройку через свое окно, я неторопливо и крайне осторожно перевязывал наши руки самолично изобретенным почти морским узлом. Вынув из брючного кармана шелковую красную веревку, неторопливо пропускал концы в большие петли, формируя репсовые бриды на наших с ней предплечьях. Я плел супружеское макраме на двух различных по размеру спицах. Наученный опытом менее удачливого товарища одной бессонной ночью я принял для себя нелегкое решение:

«Чем черт не шутит, однако я стреножу Нию, привязав к себе!». Свое желание реализовал почти буквально. И чтобы не растереть ей до мозолей кожу, средство для экзекуции подобрал из тех же миленьких товаров, которыми приторговывала Смирнова до той поры, пока мы не прикрыли с ее папой налогом не обложенную лавку…

— Что это? — она рассматривает паутину, которую я за полчаса поездки изобрел.

Тоня поднимает наши руки и подтягивает их к себе. Крутит связку, заглядывает под, затем просовывает нос внутрь, второй рукой царапает узор.

— Не больно? — спокойно у нее интересуюсь.

— Нет, но… Ты не находишь это очень странным? Как на нас посмотрят государственные чины, уполномоченные властью?

— Нормально, — плечами пожимаю. — Что не так? Это образ и предмет декора.

— Да-а-а-а, — обернувшись, Дашка тоже смотрит на то, что я, страхуясь, сотворил. — Знаешь, Петруччио, ты открываешься с каждым разом все больше и больше. Какие-то выдумки, изощрения на грани извращений, нездоровые — да чего уж там — больные отношения… Это, видимо, обряд бракосочетания в каком-то неизученным демографами племени? Тоник, береги пальцы и запястья. Помнится, я где-то видела или читала, как жрецы острым ножом рассекают кожу и сливают почти два литра крови в золотую чашу, пока не наполнят до краев.

— Это, видимо, гормоны, — Ния крутит пальцем у виска. — Ярослав, прими свою жену. Петь, а если серьезно, то…

— Тебе, Смирнова, не сбежать! — парирую, сильно задирая нос.

— Боишься? — подмигивает и тянется лицом ко мне. — Боишься потерять? А может, лучше поцелуешь, Велихов?

— Не боюсь, не потеряю и, конечно, поцелую. Горовая, отвернись! — искоса поглядываю на любопытствующую Дашку.

— Дари, давай-ка быстренько на выход, — предлагает Ярослав. — Пусть ребята побудут вдвоем, им, по-видимому, — он скашивает на нас свой взгляд, — есть что обсудить сейчас.

Вот именно! Идите…

— Я не сбегу, — талдычит Ния, урывая жалкие секунды между поцелуями, которыми я покрываю ее губы, щеки, лоб, и все лицо.

Я знаю, понимаю, но все равно страшусь.

— Я не отпущу! — целую мягко и тут же отстраняюсь. — Не отпущу тебя, Смирнова. Не проси, потому что этого не будет. Ни-ког-да!

Заверил четко и лучше времени и места для этого я, как оказалось, не нашел. От этого признания у Тони слишком сильно распахивается рот и задираются вверх руки, а так как мы с ней с недавних пор одно целое, то и моя конечность естественным образом задевает пальцами ее лицо.

— Я знаю, — шепчет в собранные лодочкой ладошки, при этом обдает теплым воздухом мои пальцы. — Господи! Не могу поверить, что выхожу за тебя замуж, Петя.

— Почему? — сильно изумляюсь.

— Не могу, — мотает головой, — и все тут. Хоть убей меня.

— Что не так? Что беспокоит? Скажи об этом сразу, чтобы потом в какой-то странно выбранный момент о том, что сделаем, никому из нас не пришлось жалеть.

— Нет-нет, — все сильно отрицает. — Не беспокоит и все так, но ты и я…

— Блядь! — вякаю и тут же получаю тройную порцию шлепков по губам. — Вырвалось и не заметил как! Прости, да?

— Еще две недели назад все было совсем не так. Вспомни, пожалуйста.

— Зачем?

— Хочу убедиться, что это не сон, что я не сплю, что по-настоящему сегодня замуж выхожу.

— Реальнее просто не бывает, — подтверждаю. — Там, — киваю за свое плечо, указывая на Дворец бракосочетаний, — нас заждались, Ния. Нужно выходить.

— Мы, как воришки, Велихов.

— Почему?

— Здесь ведь никого.

— Никого, кроме нас.

— Ну да! Горовые, ты, да я. Мне кажется, я преступница и безобразным образом нарушаю закон.

— Увы, но я совсем не вижу правонарушений, зато свобода волеизъявления налицо.

— Как на выборах? — почесывает привязанную руку.

— Почти.

Действительно! На семейном совете, не ругаясь и не отстаивая с пеной у рта свою особую позицию, коллегиально, так сказать, пришли к заключению, что официальная часть пройдет без зрителей, но в присутствии двух свидетелей, в качестве которых я предложил взять Горовых. Родители не стали возражать и поддержали наш план, на том и порешили. Пока все в рамках озвученного предписания. А нам осталось выйти из машины и пройти в комнату для важных и торжественных событий. Что мы и делаем сейчас…

— Тосик? — насупившись, шепчу стоящей по левую от меня руку, Смирновой. — Ответь, пожалуйста, — скулю, прошу.

Она заглохла, словно сожравшая на виражах бензин машина. Помалкивает и странно бегает глазами. По-видимому, Ния вспоминает трудную строфу стихотворения, пока уполномоченная тетя с лентой ждет ее уверенного, четкого согласия и мелкого кивка.