— Это что-то генетическое, да? — вероятно, перепуганно звучу, потому как Наталья сильно вздрагивает и отрывается от меня.

— Ничего генетического. Не придумывай, пожалуйста. Индивидуальность и точка! Ее особенность. Ее шарм. Это то, на что твой сын идет, как сомнамбула на дудку ночного предводителя.

— А?

— Это не заболевание, Велихов. Прекращай! А вообще, — жена сильно суживает глазки, — боишься, да? Пугает маленькая девочка?

— Необычно и только. Чего вы все так беленитесь? — вынужденно отступаю и немного откланяюсь, чтобы не схватить какое-нибудь миленькое рукоположение.

— Чудесно, да?

— Да, — похоже, нужно только соглашаться.

— А детки у них пойдут. Ой! — Черепашка взвизгивает и будоражит компанию, сидящую за столом.

— Что? — первой отзывается Женя. — Ната, что там?

— Ничего-ничего, — жена обращается к Смирновой и для пущей убедительности раскачивается и ставит руки запретительным крестом. — Иногда находит.

— Тетя Наташа или Наталья, — заикается Антония, — Юрьевна? Как мне следует обращаться к Вам? — я вижу, как она заглядывается на Петьку, испрашивая его почти благословения-разрешения.

— Никаких отчеств, — оглушающе вопит моя.

— Есть! — резко и довольно громко хлопает ладонью по столу Сергей. — Работает! Батя, как ты был прав, — подкатывает глаза, обращая взор к сегодня ярким и безоблачным небесам. — Я его теперь частенько вспоминаю. «Никаких отчеств» — какое точное и своевременное дополнение. Велихов?

— Да, — мы с Петькой в два голоса одновременно отзываемся.

— Не ты, — снисходительно мне сообщает.

— Отлегло, — хмыкаю и улыбаюсь, губами трогаю Наташкину маячащую перед моим носом макушку. — Цыц, Черепаха! Не суетись!

— Ты ведь помнишь, — Смирнов разговаривает с будущим зятем, — наш уговор по обращениям?

— Да, конечно, — сын чересчур смелеет и, обхватив рукой плечи Нии, подтягивает ее к себе, укладывая на бок. — Иди сюда, щенок, — приподнимает ее и пересаживает к себе на колени. — Там холодно.

Ох, ты ж! Да чтоб тебя! Забота, внимание, ухаживание, переживание, обслуживание? Все сразу, по клеточкам и в дамки?

Антония устраивается на живом сидении из бедер сына и обращается к нам сияющим от удовольствия лицом.

— Что насчет торжества решили? — наступаю первым.

— Все, как положено, — Петя отвечает, пока она укладывается на его плечо. — Туз, я прав?

— Да, — почти не раздвигая губ, для всех присутствующих произносит.

— Велихов! — теперь, по-видимому, обращение ко мне. Смирнов поворачивает башку и сводит вместе брови, формируя лицевыми мышцами то ли чем-то озабоченную гримасу, то ли недовольную и немного удивленную рожу.

— Да-да, — отрываюсь от Натальи и устраиваю жену, подробно повторяя действия сынка. — Там холодно, иди сюда.

— Что за? — Серж бегает глазами — на молодежь, на нас с Натальей, а затем к себе обратно — и грохочет. — Эухения, иди-ка сюда!

Женя, видимо, опешив, не обсуждает только изданный приказ, зато мгновенно выполняет, повторяя в точности за дочерью и моей женой.

— Где? Когда? Куда? Сколько? Кто? — Смирнова дает разгон. — Циклоп, наверное, с тебя начнем.

— С меня? — на голос откликается, однако все еще внимательно рассматривает Петра.

— Знаю, что у тебя там целый план.

— План? — изумляется, но на отца по-прежнему не смотрит.

— Давай уже начинай, если не хочешь, чтобы я переключился на Буратино.

Ох, твою мать! Петька подпрыгивает вместе с Нией, Наталья вскрикивает, а Женька закрывает ладонями лицо, и обе на два голоса вопят:

— Господи! Сережа, перестань.

— Прошу прощения, — Смирнов размахивает рукой, словно совершает глубочайшей признательности поклон, но тут же ржет, почти захлебываясь и смехом со свистом вкупе заливаясь. — Ей-богу, Велихов, это никогда не закончится. Петр, я прошу прощения, но не могу, не могу перестроиться. Как вспомню тебя по детству, так…

— Папа! — рычит Антония.

А вот это что-то новенькое! Они, похоже, друг за друга горой. Прикрывают, охраняют, обороняют, наносят ощутимые удары, а затем зализывают раны, иногда нанесенные по неосторожности самим себе.

— Извини-извини. Петр Григорьевич, Петр Григорьевич Велихов. Сир, дофин, принц, доморощенный царек?

— А-а-а! — похоже, мой черед пришел вопить. — Серж, иди ты к черту.

— Радует, глубокоуважаемые отцы, что вы так синхронно осекаетесь, — серьезным тоном говорит сынок, — когда разносите по свету чушь. Я не обижаюсь, Сергей. Уже не обижаюсь, — он утыкается своим лицом в шею Нии, щекочет носом, прихватывает губами, впивается ей в жилу, словно кровь сосет, а Тосик несильно извивается, зато в блаженстве прячет глазки. — Не обижаюсь… — оторвавшись на мгновение, повторяет еще раз.

— Платье будет? — задает вопрос Наташа, пересекаясь взглядом с Женей.

— Да, — Тоня отвечает.

— Где проведем? — я тут же подключаюсь.

— Без пышных церемоний. Мы распишемся и приедем к гостям уже в другом статусе, — отвечает Петр.

— То есть? — а я действительно не понимаю, но кое-что уже закрадывается и скребет… Скребет, скребет, скребет!

— Никаких венчальных церемоний. Распишемся там, где будет место.

— Вы, что ли, уже подали заявление? — шепчу и всем видом требую ответа. — Петя? Дата назначена?

Сын помалкивает. Он сосредоточен на своей некрупной ноше, которая пальчиком водит по его гладко выбритым щекам. Они одновременно касаются друг друга лбами и мягко ввинчиваются в кость.

— Петр? — задушенно рычу. — Когда?

— Через две недели, — с издевательским смешком негромко произносит.

Да бля-я-я-я!

— Чтоб вас черти взяли! — Сергей еще раз прикладывает пальцы о столешницу. Видимо, с силой не рассчитывает, потому как очень резво стряхивает ушибленную ладонь. — Две недели! Чика, что мы успеем за жалких четырнадцать дней…

Не хотелось бы напоминать, но эти двое еще раз могут развестись. Уж больно зло сейчас таращат зенки друг на друга.

— Мы не хотим затягивать, папочка, — попискивает Ния.

— Да я уже это понял. Не терпится, да?

— Да, — горделиво задирает подбородок и шустрит пальцами у сына в волосах.

— Ты знала? — Серж переходит на жену.

— Откуда? — мычит Смирнова.

— Ты знал! — он переводит на меня глаза.

— Не слышу в голосе вопросительной интонации. В чем дело, Серж? Это обвинение? — ухмыляясь, через зубы говорю. — Между прочим, срок не плох. Во-первых, с погодой будет все нормально, во-вторых, месяцем раньше, месяцем позже…

— Финал один и он не за горами, — мечтательно подкатывает глаза Наталья.

— Не вздумай! — дергаю ее за бок.

— А? Что? — внезапно отмирает, выпучивая на меня сильно посеревший взгляд.

— Никаких параллелей с той х. йней, которую ты строчишь, пока считаешь, что я храплю, — шиплю, не размыкая губ.

— Смени-ка тон, любимый, — Наташа запускает руки в мои волосы, приподнимает их, царапая ногтями кожу. — Там нет совпадений. Просто финал истории моих вымышленных ребят совпадет с реальным торжеством. Это все, что я хотела бы заметить.

Хотя бы это отлегло!

— А по гостям что? — смотрю на Сержа, но адресую свой вопрос Петру и Нии.

— Что? — горланят в тон одновременно.

— Кого позовем?

— Никого. Только родственники.

Ну да! Последним ведь не счесть числа, а имя им… Наверное, Легион? Не всем же повезло стать в определенный период своей жизни круглым сиротой.

— Зашибись! — ворчит Смирнов, транслируя любимое словечко своего братца, и очень низко опускает голову.

Ребята как-то странно подбираются, жмутся ближе, почти сливаясь друг с другом. Надо бы поддержать, а то раскиснут!

— Нормально, — громко выдыхаю. — Когда первый ажиотаж немного спал, могу сказать, что этот срок не плох. Добавлю, вероятно, «в-третьих», если никто из присутствующих здесь не возражает.

— Очень интересно. Где мои сигареты? — ворчит Смирнов, оглядываясь по сторонам. — Чика, будь добра, засунь ручку мне в карман…