Пиздец! Отлично, как и всегда!
Теперь я муж? Законный, разумеется? Фиктивность я уже не потяну. Ребята, а я сейчас поржать хочу. Или удавить заразу, накинув ей на шею острую петлю. Например, рояльную струну или золотую проволоку. Благородный способ, между прочим. Если честно, не решил пока и не определился с выбором оружия, но наказание стопроцентно будет. Я себе не изменю и подберу красотке устрашение. Пусть не расслабляется и будет наготове. Смерть уже в пути, за ней с косой высокая костлявая давным-давно в карете выехала…
— Здравствуйте! Я Володя, — мужчина тянет руку мне, пересекая своей клешней всю поверхность обеденного стола.
— Петр, — еще раз представляюсь и жму ладонь нового знакомого, сажусь за стол, искоса поглядывая на очевидно нервничающую Смирнову.
Новая игра? Теперь мы с ней супружеская пара? Хоть убейте, не помню под каким гипнозом я поставил свою подпись в нужном месте в огромной книге регистрации актов гражданского состояния населения моей страны. Когда я сделал предложение — отшибло полностью и начисто, словно события никогда и не было, а это все кому-то в вещем сне приснилось. Когда я трахал женщину на законных основаниях, в статусе официального супруга и избранника, обладающего неограниченными правами? Когда стервоза клялась мне в верности, любви и уважении? Когда все это было? Когда?
— У нас медовый месяц, — продолжает Ния. — Всего десять дней женаты. Петенька, любимый?
Я смаргиваю и быстро отмираю.
— Да, — все тут же подтверждаю.
— Поздравляем! — улыбается Маргарита и, уложив голову на плечо своему мужчине, гладит его руку. — У нас тоже небольшая годовщина. Год вместе! Как законные супруги, конечно. Да? — обращается к Владимиру.
— Да, — он, точно так же, как и я, кивает в знак согласия, а я на этом жесте обращаюсь лицом к Антонии, на физиономии которой отобразились нежность, любовь, заискивание и слабенькая просьба:
«Подыграй мне, дорогой! Лю-би-мый!»,
если я правильно прочел по еле двигающимся губам ее слезливое послание.
— Ты бросила меня в номере одного, — шепчу ей в ухо. — Вызвала обслуживание. Это для чего?
— Не сейчас, котик, — Тосик кладет руку на мое бедро — благо стол широкий и этот жест скрыт от любопытных глаз и доступен только избранным. Я сильно вздрагиваю и кидаю быстрый взгляд вниз. Антония сжимает мышцу и продвигается к только-только успокоившемуся члену, проглаживая внутреннюю часть моей ноги.
Разве это не насилие? Оно самое! Конкретное, наглое, вызывающее и неприкрытое.
Сжимаю бедра и закидываю одну ногу на другую. Глупый вид и поза унизительна, зато Тоник квакает, попав пальцами в капкан, из которого ей не вылезти, пока я не ослаблю хватку и ее не отпущу.
Соседи по столу о чем-то между собой переговариваются, а Туз выкручивает руку и надувает губки, шипя и скрежеща зубами:
— Пусти! Пусти, козел.
— Ты моя жена. Забыла? — устраиваюсь удобнее и накладываю в тарелку сегодняшний завтрак. Расправив салфетку, прикрываю свой пах и застрявшую между бедер женскую шаловливую ладошку.
— Я располосую тебя, Петруччио, — через зубы произносит Ния. — Вырву с мясом и отдам на съедение местным собакам. Пусть полакомятся твоим хозяйством.
— Кровожадина! Но я хорошо там защищен. Надежно, поэтому спокоен! — подмигиваю, ехидно хмыкнув.
— Броней, трусами верности? — ерничает. — А ключик от замка глотнул?
— Приятного аппетита, — тихо ей говорю, а затем обратившись ко всем присутствующим громче выдаю. — Приятного аппетита, ребята.
— Спасибо, — стрекочут с поразительной синхронностью в ответ.
Я непредумышленно прищуриваюсь, морщусь от невысоких, на самом деле, децибелов, которые издает семейная чета, перед которыми мы тоже со Смирновой соединены, как оказалось, узами Гименея-тамады.
— Ты ведь ездишь верхом? — не обращая внимания на ее жалкие попытки избавиться от меня, задаю вопрос.
— Что? — злобно цедит через зубы.
— На лошадке? «Цок-цок, цок-цок» — стучат копыта. В седле хорошо сидишь?
— Отпусти! — улыбается натянуто, демонстрируя идеально ровный штакетник из белоснежных остреньких зубов.
— В чем ты у нас сегодня? — опустив голову, отмечаю прикид, в который облачилась Ния.
Э, нет! Так точно не пойдет. Короткий сарафан, подстреленная джинсовая курточка и высокие каблучки босоножек, напоминающих сандалии немытых древних римлян, сейчас надетых на блестящие от гладкости точеные ножки злобной и плюющейся ядом крошки.
— Дорогая эпиляция? — быстро обращаюсь к ней лицом и подмигиваю. — Ты везде гладенькая, словно родилась без телесных волосиков. К-р-а-с-о-т-а! Мне так повезло с женой. Скользкая и нежная! Девочка прекрасная…
— М-м-м, — кривится Смирнова.
— Я подожду. Обдумай свой ответ и не волнуйся, тепленькая писечка.
— Р-р-р, — глухо рычит, перебивая. — Не забывайся, идиот.
— Еще раз скажешь «котик» или «зайчик», или…
— Или? — Тоник наклоняется и обращается ко мне своим лицом.
— Или «медвежонок», или еще какое-нибудь фауноподобное прозвище выкинешь, я не ручаюсь, что не сорвусь и вслух не назову тебя так, как обозначил только полушепотом. Вам, стервам, нравится, когда вас пошленько сношают. Я окажу высокую честь несговорчивой Смирновой и публично назову тебя… Влажненькой писюлей, которую люблю, люблю, люблю!
— Я буду называть тебя Буратино. Ты прав! Чего это я…
— Пи-се-чка, — шепчу по слогам, облизывая губы. — Женушка моя маленькая! Такая же и пис…
— Что сегодня? — грубо перебивает меня.
— Прогулка верхом, — быстро ориентируюсь по обстоятельствам, вытираю губы салфеткой и тут же становлюсь серьезным. — Ты умеешь?
— Конечно, — обиженно мне отвечает.
В положительном результате я не сомневался. Но на всякий случай решил просто уточнить. Для успокоения своей совести и кармической впоследствии стабильности.
— Я забронировал нам транспорт, Туз. Однако он живой, пугливый и чрезвычайно нервный. Советую переодеться, чтобы не выглядеть смешно. Твои почти отсутствующие трусы жеребчикам — совершенно ни к чему, а пилотку потереть о грубое седло — что два пальца, да как не фиг делать. Отобьешь лобок и что? Конец медовому месяцу? Я только с новым статусом смирился и приготовил забег на нижнем ярусе, но в глубину и ширину. А тут:
«Ай-ай, я больше не могу!».
— На целый день? — выпучивает глазки.
— Конечно. А что можно увидеть за неполный час? Пока доберемся до места, пока оседлаем, пока разомнемся, пока, пока, пока…
— Это было очень давно! — шумно выдыхает и взглядом обращается на сидящую напротив пару. — Они спросили, где мой муж, Петя. Ничего такого.
Ну, наконец-то оправдания подкатили.
— И что?
— А как я должна была тебя представить. Братом, что ли?
— И что, Ния? — отпиваю воду из стакана. — С этим я бы смирился и по-мужски обиду перенес.
— Я сказала, что мы недавно поженились.
— Колоссально! А администратору несколькими минутами ранее ты сказала, что мы женаты, потому что… Пуританин не вкурил бы, как мужчина и женщина могут проживать в одном номере, к тому же в гостинице, не имея штампа в паспорте. Хочу тебе напомнить, что при регистрации мы заполняли документы, а гостеприимные хозяева видели наши удостоверения личности. Ты патологическая лгунья? Или ты замуж хочешь? За меня, Смирнова? Стоп-стоп! Как я мог забыть — неважно за кого, но лишь бы в белоснежном платье и с фатой, а колечко с бриллиантом в три — не менее — карата! Ага?
— Какая разница! — еще раз дергается, пытаясь вытащить свою ладонь, которая плотно упирается мне в пах. — Прекрати и отпусти меня.
— Я не твой муж, Смирнова, а ты не моя жена. Заруби эту информацию себе на носу.
— Трудно, что ли?
— Что именно?
— Люди ведь смотрят на нас, у них, вполне естественно, возникают неудобные вопросы. Мое положение — очень шатко, зато ты ходишь с грудью колесом. Так самоутверждаешься? Дорогостоящий круиз, общая каюта, один номер. Он ведь для новобрачных, Велихов. А я кто такая? Дешевка? Маленькая приживалка, с который ты под настроение играешь, как кот с замученным беготней крохотным мышонком? Объяснись, в конце концов!
