Зато жаркий петтинг с Тосиком всегда проходит на «отлично» с огромным жирным плюсом. Такой, знаете, высший пилотаж, дорогие ласки, медленный, немного жаркий, секс, без проникновения. Мы познаем с ней тантру каждый раз, когда по воле случая оказываемся в одной постели. Тосик чересчур эмоциональна и весьма отзывчива на мои прикосновения, а я настойчив и целеустремлен, пока Смирнова с бухты-барахты не раскрывает рот и не начинает вдруг «командовать», забирая в свои руки инициативу, переключаться на ответные действия и стремительно спускаться вниз… Рукой или всем телом!

Твою мать! С каждым разом — количеством уже больше одного на минуточку — мне труднее контролировать свои напор и желание. Не могу, не могу… Нет стопроцентных положительных результатов! Я свой электронный ящик вот только несколько часов назад, почти под утро, специально просмотрел на предмет спасительного сообщения из лаборатории, в которой последний раз сдавал кровь. Сделал еще один, повторный запрос в надежде на любезную отмашку на телесное сближение без одежд и в удобной для двоих позиции. Пока медитировал под воротами Смирновых еще пару-тройку раз потрусил свой личный кабинет и имейл:

«Пиздец, „Велиховчик“, но нужных писем среди спам-рассылок нет!»…

«Очень теплая земля, а травушка щекочет мои ножки. Смотри-смотри!» — стрекотала Ния и бегала вокруг меня после того, как намиловавшись в гамаке, мы выдвинулись на парковку, чтобы наконец-таки покинуть это райское место.

Она высоко задирала платье, отсвечивала гладкими бедрами, кружилась и показывала мне язык.

«Догони меня, Велиховчик» — уткой ковыляла, хромая на обе ноги и повиливая задом, немощную строила, юродивую с жутким косоглазием изображала. Все специально и с вполне конкретной целью! Тузик фору мне давала. А после того, как я передержанный и перегретый внезапно срывался, пугая ее низким стартом, в который становился, когда уставал от ее провокационных действий, Антония «взлетала» испуганным воробушком и драпала куда глаза глядят.

«Нет-нет, что ты делаешь?» — визжала, виснув на мне и обняв ногами, ручонками сновала перед моим носом, оглаживая щеки, длинными ресницами щекотала кожу. — «Я влюбилась. Уже влюбилась, Велихов! Слышишь?» — шептала мне на ухо, выдыхая внутрь теплый слабоалкогольный воздух. — «Не знала, что такое возможно! У-у-у-х, как я ненавижу тебя, Петруччио!» — вцеплялась пальцами в мою шевелюру, ерошила волосы, распушивала, формировала модный чуб, затем все поправляла и жалобно скулила. — «Не хочу спорить, не хочу! Задрала эта детская игра. Ты меня так достал. Достал, неугомонный придурок! Чертов козел!»

«Пьяный бред, щенок! Перестань, пожалуйста. Что я скажу твоему отцу, когда буду передавать из рук в руки? Ты маленькая пьяница? Может тебя зашить?» — прикусывая подбородок и облизывая рельефные скулы, тихо отвечал.

«Не отдавай меня, Петя. Никому не отдавай»…

— Как ты? — снимаю шлем, слежу за неуверенно стоящей на ногах Смирновой, стряхивающей морок, накативший на нее после довольно быстрой езды на байке.

— Это… Это… Это… М-м-м, черт! — она передает мне свой шлем и бегает глазами по пейзажу, нарисованному возле дома моих родителей на набережной. — Круто! — Тонька наклоняется вперед, отставляя задницу и выгибая по-кошачьи спину, упирается ладонями в сильно напряженные колени. — Вау-вау-вау! — трижды произносит в землю.

— Рад! — устанавливаю транспорт и, перекинув ногу через седло, вынимаю ключи из замка зажигания. — Идем?

— Пять минут, Петь. Дай мне, — она распрямляется, громко выдыхает и игриво щурит взгляд, — пожалуй, две минутки.

— Как пожелаешь? — приближаюсь к ней. — Раскраснелась сильно, — костяшками прикасаюсь к жарким щечкам, не торопясь, разгибаю пальцы, одним, двумя, тремя притрагиваюсь к розовым губам и застываю взглядом на том, как Тосик всем этим управляет.

Она, закусывая, поджимает нижнюю, при этом дергая верхней и раздувая четко вырванные ноздри носа. Затем вдруг отпускает свою слизистую, выставляя мне на обозрение белоснежный ряд ровных, словно под копирку сделанных, зубов.

— Я волнуюсь, — быстро оглянувшись на калитку, произносит.

— С чего бы? — подхватываю ее под локоть и укладываю Тоника к себе на бок. — Там все свои и все к тебе благожелательно настроены.

Но совсем не так, как я к ней…

«Что ты делаешь?» — Тосик тогда пристроилась спиной на два сидения сразу — на пассажирское и на кресло водителя, при этом смешно квохтала, прикладываясь затылком, лопатками и поясницей о консоль.

«Вытираю грязные ножки замарашке. Вымываю лапки щенку, который…» — я быстренько заткнулся, словив своей башкой хлесткий шлепок ее ладошки.

«Я тебе не щенок!» — наигранно ныла Ния и упиралась стопами в мои плечи. Подол платья прикрывал ее трусы и интимное местечко, зато почти полностью оголял стройные, хоть и не очень длинные ножки.

Грешен я, ребята, потому как не смог отказать себе в простом действии шаловливых пальцев, разгуливающих по внутренней стороне натянутого мышечной судорогой женского бедра. Смирнова звонко ойкнула, прохихикала о том, что «не такая» и тут же улеглась на спину, поддавшись на меня вперед.

«Я не пьяная, не пьяная, Велихов. Мне просто хорошо… Хорошо с тобой, Петя! Понима…» — она мурлыкала, с трудом водила языком, засыпала на ходу, но все-таки боролась с глубоким сном, оставаясь в слабом подобии сознания. Ния выгибалась, подставлялась и просила ласки, которую я не мог ей не дать, пусть и не так, как она того хотела. Зато пару раз Антония простонала, что ей:

«Очень хорошо! Повтори-и-и-и-ка, Велихов!».

Очевидно, что свидание без секса так и не состоялось. Но то, что было, было сделано эксклюзивно для Смирновой от меня, который совсем не так соблазняет женщин.

Увы, но нет, не так! Нет у меня, между нами говоря, универсального рецепта, секретного способа или запатентованного, хорошо обкатанного метода. А каждый раз, как первый, как девственный поход. Без скрытого смысла и подводного течения, конечно. Но «наеденным» и «полностью удовлетворенным» я уходил всегда, когда блуждал в активном поиске. Не слишком долго, правда. Пока «удачно» не женился на Эле, с которой познакомился благодаря Смирновой. Из-за Нии…

— Святые угодники и великий Боже! — рычит Халва, исподлобья рассматривая Тоню. — Враг на двенадцать часов! Полная боевая готовность, ма. Проверить координаты наведения, цель живая, без брони, не модернизирована, но неподвижна и не предпринимает попыток атаковать. Но ракета уже пошла. Это просто сообщаю, довожу до сведения, — он выставляет указательный палец ей под нос, грозит, шипит, посматривая искоса на мою реакцию. — Цель будет поражена через пять, четыре, три, две. Убирайся с нашей территории, Ния! Петр, Смирнова принята за честную цель, поэтому не обессудь, если тебя вдруг ее ошметками заденет. Лучше отойди, а то…

— Отвали! — шутя, кулаком толкаю братца в грудь. — Пропусти нас, чертяка юморной.

— Тебя — пожалуйста, а ее… — Сашка ставит руки на пояс и, насупившись, бормочет. — Пароль! Пароль! Пароль, мелкий кровосос!

— Я, пожалуй, пойду. Спасибо за приглашение, — Тосик поворачивается и бьется телом в мой перед. — С дороги, Буратино! — жужжит мне в грудь.

«Спешу и падаю! Отваливаю и схожу с проторенной тропы» — где-то хохочет мой внутренний неугомонный голос.

Обняв Смирнову и повернув нас так, чтобы своей спиной пробить проход, заваливаю внутрь, тараня брата, как «Наутилус» капитана Немо корвет британцев.

— А-а-а! — орет Халва. — Оборона не выдерживает. Оте-е-е-ц! Батальоны просят огня!

— Идиот! — шипит щенок и дергается. — Разверни меня, — комкая мою рубашку, предлагает. — Я сейчас ему…

Втащу, по всей видимости?

— Сашка! — кричит отец. — Иди сюда.

Вот так! Прижми его, падре, заставь уважать меня и девушку, которую я в дом к нам, на семейные посиделки, привез.

— Тосик! — подлетает мама, царапает меня, выдирая гостью. — Петя! — безуспешно пытается растянуть мои клешни, скребет ногтями по рукам, отгибает пальцы и при этом без конца интересуется у мелкой «жертвы», которую система Велиховского наведения приняла за «чужой» объект, допустив навигационную и опознавательную ошибку, как ей там.