Вначале мы с кубиночкой натянуто общались… Стеснялись и боялись — да я использовал ее, откровенно говоря. Вот так отчаянно желал свободы от внезапно свалившихся на меня обязательств — в тот момент ничего лучше не придумал, как оплачивать женские услуги из категории «добрые дела, социальная помощь недоумкам, попавшим в затруднительное положение, пострадавшим от жизненных передряг». Мы с мелочью, с подкинутым под мою входную дверь парнем, безусловно, оценили ее тепло и ласку. Свят был счастлив пить ХельСми — у одалиски Лехи охренительный талант на сиську, вкусное молоко и добрая душа… Так многие говорят! Сам, конечно же, не пробовал, шкурой сильно дорожу и родственностью с братом, да и я не такой уж прям молочный типа гурман. Короче, парень насаживал бутылочку с грудным подарком от Ольги, подмигивая Смирняге, а затем разминал ладошки с иноземной чикой, наваривая кашку-малашку для голодных птенцов сороки-белобоки, облизывая женские смуглые щечки. Я же просто наслаждался тем, что был полностью предоставлен сам себе и меня никто не напрягал. А что? Ночные вылазки в клуб, музыка, шумные компании, ссущиеся кипятком фанатеющие от меня поклонницы, отдельным плюсом — неплохие гонорары, родной язык и юные отечественные потаскушки, которые стремились сесть на мой член, причмокивая рыбий хвостик вкупе со светлым пенным, иногда безалкогольным напитком. Джин для них был слишком тяжеловат, а мне… Мне вполне, в самый раз! Всегда нормально!

Потом? Потом мы стали с ней близки. Внезапно, но в том самом смысле — не духовно, а физически! Слились телами, уравновесили дыхание, сравняли сердечный ритм. Я сочненько оттрахал команданте! Но к умопомрачительному финалу чику, к сожалению, не подвел. С дебильным наслаждением потер свой член о девственную вагину девочки, предварительно своей рукой закрыв ей рот. Я выставил себя насильником и гориллоподобной мразью, не способным к нежностям и ласкам мужиком, чурбачком… Таким себе недоразвитым еб.аном! Зато мы сразу перешли на высший уровень отношений между женщиной и мужчиной — физиологически друг другу подошли по «сунь-вынь» параметрам. Увы, увы, увы… В тот день я сильно перестарался, к тому же у меня была весомая причина — забрали Свята, чтобы вернуть законному отцу, и я нажрался бурды, которая была в закромах припрятана. Мне пить нельзя, а я умопомрачительно надрался. Детка случайно подвернулась под мой член. Одно ее неосторожное движение, утешающие теплые поцелуи на полу в кухне привели чикуиту в мою постель и заставили лишиться девственности, которую она хранила, видимо, до брака. Брак позже состоялся — я долбаное джентльменство проявил. Опять же — чуть не спившись, эффектно сделал последовательнице Кастро предложение. Всю ее огромную семью к флэш-мобу «Уломай Эухению на официальную связь с Серегой» подключил, даже воровские авторитеты из солнечной Гаваны поддерживали меня. Пусть виртуально, но факт остается фактом! Я женился на самой чистой женщине и собой ее замазал, сделав двух девчонок — наших клевых дочерей. Но не надеялся на семейное счастье и так умопомрачительно боялся отказа, что чуть не сдох, пока ее к алтарю под руку, поддерживая беременный живот, не подвел. Страх, конечно, был — третья фобия у младшего Смирнова звучит примерно так:

«А вдруг шоколадка сорвется, откажет, убьет безразличием и невзаимностью? Теперь тебе, ублюдок, страшновато?».

Если честно, что из последнего намного хуже, до сих пор не разберу. Тогда за мои грубые в ее влагалище движения, девчонка издевательское «спасибо» лишь произнесла и голосом затихла. Ни одного ругательства, заявления в полицию или официально поданной жалобы моему папе. Я даже безмолвно заклинал ее:

«Убей меня, чикуита! По живому режь… Режь так, чтобы я, уе.ок, понял, как это силой женщин брать!».

Думал, амба убийце и козлу. Но нет… Все вышло в тот момент! И в этот тоже выйдет! Мне сейчас на Библии поклясться? Вот же лихо скрученная стерва! Мучает и ждет. Наслаждается случайно выписанной ей властью?

А как она тогда курила? Вау-вау-вау! Пиздец, ребята! Где-то через три дня после нашего болезненного для будущей Смирновой полового акта я, наконец-таки, нашел ее: на своей крохотной кухне в однокомнатной квартире, согнув худую ножку, поставив стопу на сидение табурета, прищурив один глаз, она жевала фильтр сигареты, давилась, кашляла, дым из ушей, ноздрей и рта выпускала, плакала от разъедающей субстанции и шипела о том, что ей со мною было очень хорошо…

Вчера ей точно неплохо было — это факт! Жена стонала и выкручивалась, словно на углях лежала. Потом размахивала головой и падала на локти, когда я брал ее сзади, а на финал вдавив лицо в подушку и предоставив мне раскрытое нутро, промежностью насаживалась на язык, когда я мягко обрабатывал ее.

Моя любимая… Единственная… Упрямая… Несговорчивая… Справедливая… А главное, всепрощающая! Женечка…

Мы странно развелись, впрочем, так же, как и поженились! Давно и официально! Уже четырнадцать лет, как к документу о законной государственной регистрации отношений между Смирновым Сергеем Максимовичем и Рейес Евгенией — с отчеством у чики есть непреодолимые проблемы, я до сих пор смеюсь, когда произношу — Францисковной добавилось свидетельство о расторжении брака. Женька от меня ушла… Я ее по-скотски обидел, а она мне страшно отомстила тем, что девочек с собою забрала. Хорошо, что моя мать до этого не дожила. Так вот, этого я ей не прощу никогда — буду долго помнить и в отместку каждую ночь сексуальным измором брать. Женька сильно задолжала, а я взыскательный клиент. Пока на плотское есть силы, отработаем весь недополученный эффект…

Модная короткая стрижка! Профессионально оформленные темно-каштановые волосы, волнистые тугие прядки, кофейный оттенок, чересчур насыщенный по теплоте цвет. Рассматриваю спящую напротив меня женщину, с которой, не вспоминая про отсутствующий штамп в паспорте, почти солидный по эмоциональным ощущениям тридцатилетний срок прожил.

Расслабленное, одухотворенное лицо, раздувающиеся ноздри, мягко шлепающие губы и славянское подобие «намасте» под женской щечкой и мелким ухом.

— Жень, выходи за меня, — подвинувшись к ней ближе, почти в кончик маленького носа шепчу. — Сколько можно, а?

— Нет! — не открывая глаз, спокойно произносит.

— Будь моей женой, — еще раз повторяю. — Подумай хотя бы!

— Нет! — шумно воздух выдыхает и ерзает щекой на своих ладонях.

— Хочу, чтобы мы были мужем и женой. По-настоящему, понимаешь? Подумай, пожалуйста, больше, чем две секунды, — подушечкой указательного пальца очерчиваю ее губы.

— Мы есть, Смирнов! — она немного отстраняется, а я вынужденно убираю руку, и тут же приоткрыв один глаз, Женя медленно и тихо отвечает. — Сережа, мы ведь есть, всегда были и, черт возьми, никуда не делись и, по-видимому, никуда не исчезнем с одной жизненной колеи. Злой рок какой-то! Или мы друг для друга пресловутая карма! Как будто отрабатываем свой мировой долг. Не знаю, в чем и где я так сильно нагрешила и напортачила, но чего уж теперь — так тому и быть. Тем более что для тебя вообще ничего не изменилось. Не помню, чтобы ты когда-нибудь не мелькал рядом с нами. Поэтому окончательный ответ — «нет», и довольно об этом!

— Мне недостаточно, — пытаюсь улыбнуться, ни хрена пока не получается. — Как-то это неправильно, команданте. Дом, ты со мной, совместная постель, охрененный секс, девчонки рядом, твое кольцо на моем пальце, общая фамилия, но…

— Круто же! Все есть! И потом, с каких-таких пор ты стал задумываться о правильности, о порядке, о традициях? Тебя волнует субъективное мнение толпы, Сережа?

— Насрать! — с рыком грубо отвечаю.

Хотелось бы еще добавить, что:

«На всех и каждого кладу с особым наслаждением! Пришибленным бытовухой нас не понять!»,

но намерение сдерживаю и оставляю при себе. Мне бы согласия на официальный брак с этой женщиной добиться, поэтому надо с некоторыми теоретическими выкладками не спешить и не показывать ей свой богатый внутренний мир, слегка претерпевший изменения с сорока пяти лет. Чего она там не видела, в конце концов? Через многое ведь прошли, даже развестись успели. М-м-м! На хрена тогда так шустро подсуетились?