— Погоди, — Дарья снова переворачивается, подкладывает под подбородок сложенные друг на друга мелкие ладошки. — Па?

— А?

— … — молчит, сглатывает, дергая головой, прикрывает веки, дышит носом, затем странно раскрывает рот.

— Даш? — спешу и подталкиваю ее с вертящимся на языке ко мне вопросом.

— Пап, подожди. Я должна удостовериться, что с тобой все хорошо…

— Это лишнее, а я здоров, детка. Здоров! — еще раз громче подтверждаю. — Но с внуками сильно не затягивайте и поторопитесь, — ухмыляюсь. — Скажи ему, что я хотел бы взять на руки вашего ребенка определенно до того, как меня разобьет какой-нибудь маразматический удар, — она широко распахивает глаза и полосует диким взглядом. — Дашка, это правда. Все мы смертны, ты же…

— Па… — рычит, оскаливаясь.

Теперь меня прорвало и несет! Идет, по-моему, вполне естественная «хана»!

— Вам с Ярославом нужен ребенок. Извини… Я лезу не в свое дело, прекрасно это понимаю. Но, Дашка, — замираю, подбирая нужные и весьма тактичные слова, — вы два года вместе, а я все слушаю про этого Кирилла, из-за которого у тебя непотребный вид и с которым лично у нас, Смирновых, никакой родственной связи нет. Сколько парню? Шестнадцать, кажется. А вам? По тридцатнику уже ведь есть. Самое оно — пора! — дочь дергается, шипит, то и дело вскакивает и прячет взгляд. — Послушай-послушай, только не ерепенься, не ершись, малышка. Ну, посмотри сюда. Ты ведь не останешься одна, если тебя какой-то нехороший момент пугает. Просто знай, рыбка, что мы всегда поддержим!

Стараюсь не настаивать, но о своем огромном желании, по-моему, я должен ей сказать? И что я, старый дурень, натворил? У Дарьи слезы на глазах и перепуганный до умопомрачения, почти безумный, вид. Она пытается заплакать, но вместо этого лишь глубоко и шумно, с каким-то странным импульсом вздыхает.

— Даш?

— А-а-а? — отзывается охрипшим голосом как будто тяжким горем давится. В горле у ребенка огромный ком, по-моему, стоит.

— Ты не беременна, рыбка? Прости меня, — чувствую, что краснею и даже дергаю лицом, волной гоняя свой язык по внутренней стороне щеки. — Я…

— Нет, — кратко отвечает и встает с постели. — Идем? — вполоборота обращается, поправляя пояс джинсов и вспушивая воздушные крылышки на белоснежной почти прозрачной летней кофте.

Я, видимо… П-е-р-е-с-т-а-р-а-л-с-я! Выказал заносчивость и ненужное любопытство. Значит, Ольга не затрахает сегодня, оседлав, зато по-матерински на века с гордым видом проклянет меня.

Иду за дочерью с поникшей головой, с улыбкой на губах рассматриваю ее босые пяточки, шлепающие по деревянному покрытию, втихаря посмеиваюсь над хлопающим завитым хвостом, еще над тем, как мило она раскачивает своим задом, задавая темп продвижению на первый этаж, в наш двор, за праздничный, сегодня затянувшийся по времени, стол.

Должен вам сказать, что иногда чрезвычайно выгодно болеть! Этот вывод подтверждает наш подготовленный для праздничного обеда солнечный двор. Зять с тещей чудно постарались. Нечего добавить — молодцы! Накрыли на четыре взрослые персоны, расставили простое угощение, даже разожгли мангал и не забыли нас позвать. Жили бы Горовые рядом, чаще бы встречались в нашем совсем не маленьком дворе. Дайте повод — мы бы семьями собрались на барбекю или чумовые шашлыки.

— Ярослав? — трогаю его за правый локоть.

— Да? — он поворачивается и с каким-то долбаным участием осматривает меня. — Все нормально, Алексей Максимович? Как себя чувствуете?

Просто зашибись! Еще раз повторяю:

«Черти, не дождетесь! Однозначно не сегодня! В конце концов, я еще мальчонку на руках не подержал!».

— Жить буду, зять, — искривляю губы, затем прыскаю и сально ухмыляюсь. — Отойдем?

— Конечно.

Идем за угол, по направлению к задней двери, со ступенек перед которой хорошо просматривается родительский дом.

— Закурить есть? — хлопаю ладонями по своим карманам. — Пиздец! Вытащили девчонки сигареты.

Бабы… Бабы… Нам нужен хоть один малюсенький мужик!

— Бросаю, — прямо мне в глаза говорит. — Сегодня без никотинового допинга. Так что, нет!

Врет зять и не краснеет. Закалка и богатый опыт! Ну и хрен с этим. Значит, так поговорим.

— Смотри, — рукой указываю в нужном направлении.

Он поднимается по ступенькам и смотрит, куда я некультурно пальцем тычу. Прищурившись, глазами изучает черепичную крышу того строения, о котором я намерен с ним поговорить.

— Что там?

— Это дом моих родителей, Ярослав, — с откуда ни возьмись шипящим звуком в своем голосе отвечаю.

— Очень близко, совсем рядом, — спокойно улыбается, переступая с ноги на ногу. — Вы соседи…

— Были когда-то давно. Я не об этом с тобой сейчас хотел поговорить, — взъерошиваю сильно пятерней себе затылок.

— Я Вас слушаю, — он опирается плечом на перила крыльца и скрещивает длинные ноги, отставляя одну пятку вверх.

— Я хотел бы подарить тебе и Дашке этот дом, Ярослав. По случаю вашей второй годовщины. Он пустой и очень ждет хозяев. Уверен, что для молодой пары собственное жилье, тот угол, о котором трындят со всех сторон, важный аргумент в расширении состава семьи. Рано или поздно вы станете родителями. Ты же…

Вижу, как у зятька выпучиваются глазки, словно проглотил родимый земляного червячка, попавшись на крючок безмозглой донной рыбкой, как судорожно дергается его сильно выпирающий кадык и как сжимается, поскрипывая, темный пластик в жуткий нечеловеческий кулак. Он мне башку размозжит, интеллигентно стряхивая жижу со своих весьма подвижных, но все-таки искусственных пальчиков? Забьет культей и Дашку заберет. Попался, мальчик!

— Спасибо, Алексей Макс…

— Ярослав, послушай! — обрываю намечающийся отказ.

Какого хрена? Что я, сука, натворил? Мне на колени перед этими дураками стать?

— У нас есть дом. Мы с Дашей…

— Вы в гараже живете, парень. В комфортабельном, естественно, для твоего крутого Шевроле, но абсолютно непригодном для ваших будущих детей. Ты засунул Дашку в авторемзавод с большой кроватью на втором этаже. Я же предлагаю…

— Возможно! — он сильно отталкивается от бруска и с подскоками спускается с крыльца на землю. — Идемте, наверное, за стол, Алексей.

— Да послушай ты, — хотелось бы добавить емкое «балбес», но с этим я пока держусь. — У нее же есть наследство, Горовой! — шамкаю сквозь зубы, разглядывая широкую спину зятя, запакованную в белую рубашку с подвернутыми на три четверти рукавами. — Моя мать оставила приданое для первой внучки. Она вышла замуж за тебя. И что теперь? Вы отказались от подарка два года назад. Показали свой характер — молодцы! Ты извини, конечно…

— Нас женщины заждались. Идемте-идемте! Не будем давать им повод, — лицом поворачивается ко мне, размахивая рукой, приглашает присоединиться к давно накрытому праздничному столу. — Это очень щедро, Алексей, но…

Пошел ты на хер, гордый хрен!

Похоже, мать ни черта не постаралась с обработкой, пока я отлеживался от накатившего на меня сердечного прихода на постели с Дашкой. Она, вообще, с ним разговаривала или тупо кости мыли мне? Не сдох ли, не бзднул, не поперхнулся, не рыгнул, не выплюнул колючку? Охренеть!

Недолго молодые продержались… Чтоб их всех! Пару часов на природе, плоские, абсолютно без теплого подъ.ба шутки, поглаживания да детская игра в гляделки… Есть сучья мысль, что Дарья под столом своей ножкой гладила несговорчивого Ярослава, уж больно он ей скалился, зато мне в горло теплый хлеб не лез, не то, что сочное мясо, любимый картофан и Ольгин сладкий стол…

Глаза слезятся и блядски дергаются губы. Я набиваю сообщение Сереге:

«Серый, надо поговорить!».

Отправляю и жду его ответ. Десять минут, пятнадцать, двадцать, тридцать, сорок… Сука ты такая! И ты, сопливец, охренел? Вижу ведь отметку о прочтении. Что за гребаный звездец творится в этом доме!

— Сергей! — рявкаю в трубку.

— Здорово! — запыхавшись мне отвечает. — Я получил…

— И не ответил? — зажмурившись до искр глаз, хриплю.