Однако, положа руку на сердце, я очень радовался такому результату, на который Дарье было откровенно наплевать. Ведь дочь находилась рядом с нами, да и в наших семейных компаниях стала чаще бывать. Все-таки бесконечные репетиции, принудительная голодовка с одной лишь целью, чтобы в эти чудо-платья влезть, ее чересчур изматывали, а подковерные игры более талантливых конкурентов моей детке мешали спать. Я остро чувствовал тогда, что Дарья скроена по персональным выкройкам-эскизам и у нее отсутствует та самая профессиональная подлость или неблагородная сноровка, по которой в таких кругах принято судить — «подставь подножку, стань непревзойденной примой в первую линию, которая не для слабаков, и солируй на костях других».

Она гордилась тем, что в свои восемнадцать скромных лет имела не абы какие титулы, но, к огромному сожалению, чем похвастаться малышка не могла, так это тем, что настоящих преданных друзей у моего ребенка не было в тот момент. Вот именно за это мне, как ее отцу, обидно и по сей день. Она всегда и везде по-честному и в рамках установленных правил, норм и человеческих законов соревновалась с разукрашенными и одетыми в павлиньи перья танцевальными противниками, а иногда и сама с собой, лезла из кожи вон и гордо, слишком высоко, задирала нос, подчеркивая низким, почти что угрожающим, тембром голоса и всем внешним видом, что она — Смирнова, почти аристократическая голубая кровь!

Не было друзей — ну что ж! Зато огромный круг знакомых и почитателей таланта — и все это в какие-то несчастные восемнадцать лет. Однако за своей кипучей деятельностью рыбка никогда не забывала про немаловажную личную жизнь. Еще бы! С такой-то внешностью и родом деятельности. Мы с Ольгой знали о том, что у нее были серьезные отношения. Ведь были же? Конечно! От осознания сего теперь мне даже страшно — Дарье было только восемнадцать лет. Очень скрытная эмоциональная малышка! Крутилась на своем длинном хвосте, как начинающая ведьма на метле. Сестры не общались в этом плане, поэтому четырнадцатилетняя Ксю-Ксю не владела тайной информацией от долбаного слова «совсем». Мы шушукались с одалиской, пытались раскрутить дочь на откровенность, приглашали в гости молодую пару, но все без толку. Не парень, твою налево мама, а какой-то Мистер Икс! «Шут, циркач», несчастный мим, влюбленный в девочку Пьеро и тайный, неуловимый нашим взглядом, вероятно, молодой поклонник! Ну не старый извращенец, наконец?

Таинственный женишок выгуливал крохотную рыбку свободными вечерами, приглашал ее на пикники в крайне редкие в суровом расписании танцовщицы выходные дни. Все было и, как говорится, слава богу, хотя бы за то, что наша Дашка слишком одинока, нам с матерью не приходилось переживать. Правда, мы так и не дождались официального представления этому молодому человеку, с которым Царь проводила все свободное от тренировок время, примерок и выездов на выступления. Я точно помню, что был какой-то парень, который ее сильно увлек. А потом? Расставание, возможно? Измена? Вот же мразь! Наверное…

— Не выиграла — согласен, но с потерей — нет, — хоть и обещал сдвинуть неприятный камень преткновения, но все равно о преувеличенной ценности продолжаю говорить.

— Я потеряла все, отец! — не поднимая головы, рычит в ответ. — Пожалуйста, с меня этого довольно, хватит…

— Как скажешь, как скажешь.

Замолкаю! Не стану больше с этим спорить — ей виднее. Похоже, я непреднамеренно наступил на девичий кровоточащий мозоль или неаккуратно пнул задетое надуманной потерей самолюбие.

Дочь помалкивает и методично водит пальцем по моей рубашке — вправо-влево, вверх-вниз; оттягивает маленькие пуговицы, просовывает пальчики в петлицы, проглаживает то правый, то левый борт.

— Дашка? — слежу за ее действиями, присматриваясь к длинным завитым подрагивающим темным ресницам.

— У? — по-утиному вытянув губы, нудит.

— У нас ведь все хорошо? — шепчу и пытаюсь заглянуть в ее лицо.

— Вполне, — с глубоким вздохом отвечает, звучит так, словно надоедающему с бесконечными вопросами ребенку устала по сто пятьдесят раз одно и то же повторять.

Слышу, как где-то рядом мычит мобильный телефон уведомлением о принятом сообщении.

— Чей? — приподнимаю голову.

— Мой. Это, вероятно, мама или…

— Твой Ярослав, — закатываю, как настоящая ревнивая «обиженка», глаза.

— Господи, отец, — выказывая недовольство, шелестит. — Ты, как ребенок. Ревнуешь, да?

Нет! Но… Он ведь старшую дочь у меня увел. Ярослав Горовой, до которого мне, если честно, было абсолютно фиолетово до встречи с моей Дашкой, сейчас находится на специальном отцовском контроле. А как долго? На всю счастливую совместную жизнь. Дари считает это ревностью, я предпочитаю другое слово — повышенное внимание и небольшой почет. С последним не ошибся. Он самого Царя сумел завоевать, к тому же, за весьма короткий срок. За это Ярославу бонус и чуток свободы от беспокойного отца — на кое-что я смогу закрыть глаза, лишь бы с подаренной в горячке волей муженек на заигрался и в загул не ушел, поэтому я «не сплю» и одним зорким глазом мониторю весь процесс! Безусловно, есть каверзные вопросы к парню, на которые я до сих пор не получил вразумительных ответов.

Первый, например! А что это за хлев, в котором они живут с Дашей?

Второй, естественно! Он непосредственно вытекает из того, что выше всплыл вверх дном:

«А как долго, Ярослав? Пойдут же дети. Где поставите манеж? В гараже или рядом с вашей супружеской кроватью? Где мой первый внук начнет ходить? По каменному полу, рядом с твоей шикарной машиной, ладошкой до блеска натирая бока Камаро, целуя губками крылья, а задом полируя фонари? А игровая для моего первого наследника у вас есть? Что с кухней? Со спортивной стенкой для мальчонки, например?».

Для мальчонки? Да! Да! Да! Мне кажется, у Дашки с Ярославом будет много деток. Двое — тот самый необходимый минимум для Горовых! Сын и дочь. Возможно, погодки. Хотя я вполне допускаю и десятилетний разрыв. Бабы… Бабы жутко надоели. Если честно! Я от дочерей быстро постарел и от мужественности, даже нецензурщины, отвык. Поэтому:

«Ярослав, зятек, бей в цель исключительно мальчишкой, а дальше… Дальше, как пойдет! На возможный, после мальчика, конечно, пол нам будет однозначно похер! Будем с Ольгой рады двойне, даже тройня для нас вообще не потолок! Мы к сложностям всегда готовы, потому что мы… Смирновы!».

Третье вопросительное предложение, наверное! А может быть, помочь ребятам с ипотекой? Не вопрос, конечно — с этим нет проблем. Хотя тут сразу всплывает тот четвертый, от которого у меня остро колит в бычьем сердце и голова по ночам болит от тяжких дум и размышлений о том, как тактично кое-что иное детям преподнести. А на хрена им долг, кредит, кабальная ипотека вообще? У меня же есть наш старый дом! Пусть в нем живут и не морочат голову ни себе, ни людям. А если я вступлю в коварный сговор со сватами, например?

Сергей от родительского наследства сразу отказался, сославшись на достаточное, как для его семьи, количество недвижимости, которой он владеет почти единолично. Там еще Женька в паре с ним волочит лямку. Так старое, но теплое, памятное, оттого душевное, жилье целиком и полностью перешло под наше с Олей хозяйское крыло.

Дарья рукой шурует в своем заднем кармане и, наконец, вытягивает свой гаджет, с индикационной лампой на абсолютно черном корпусе.

— Что там пишут наши половины? Скучают?

Рыбка разворачивается и теперь укладывается затылком на мою грудь.

— Тебе не тяжело? Я не давлю? — повернув ко мне голову, держа на вытянутых руках свой смартфон, спрашивает.

— Нормалек. Не томи — читай уже.

Она листает переписку, с нескрываемым блаженством на лице просматривает сообщение, затем потирает щеки, словно смахивает слезы, отключает экран, глубоко вздыхает и говорит:

— Нас уже заждались, па. Надо бы вставать. Ты как?

Все! Труба зовет — я типа полежал и справился с проблемой.

— Абсолютно согласен, — пытаюсь подняться.