Так же нельзя! Кириллу необходима поддержка, слова утешения, возможно, обещания или клятвы в том, что все в ближайшем будущем сложится так, как он хочет, ведь у него прекрасные гены, физическая подготовка, налицо старательность, упертость, хватка, отличный тренер, в конце концов, он должен соответствовать планке, заложенной его родителями:

«Кирилл Горовой будет как его отец!» — он мне сам в нашу первую встречу, гордо выставив подбородок, сказал.

Поэтому:

— Мне кажется, что место, которое ты занял, Кирилл, прекрасная возможность развиваться дальше. Шестое…

— Даша! — Ярослав шипит, опускает взгляд и стряхивает пепел сигареты.

— Первое место обязательно будет! — ярко улыбаюсь, не обращая внимания на очевидное недовольство мужа, и продолжаю. — Главное, не сдаваться. У тебя все получится, а бросать…

— Даш? — Ярослав сжимает мою руку и тыльной стороной ладони подносит к своим губам. — Поедем домой, кумпарсита?

Он меня так мило затыкает… Или что это означает?

— Я… — квакаю и тут же замолкаю.

Муж спокойно поднимается, очевидно пренебрежительным жестом откидывает в урну сигарету, протягивает мне руку и красивым взглядом заклинает, чтобы я без разговоров встала и ушла вместе с ним.

— Папа! — сын шепчет не смотрящему на него отцу.

— Встретимся на треке согласно расписанию тренировок, парень. Я доволен сегодняшним результатом. Стратегию обсудим в рабочей обстановке без праздных зрителей и сочувствующих твоему положению сверхэмоциональных женщин. Кстати, — ухмыляется, — всегда нужно тщательно проверять стойло на предмет лишних ушей и слишком доброжелательных советов. Чужое особое, щадящее нервишки растрепанного спортсмена, мнение до добра никогда не доводило, впрочем, как и жестокая самоуверенность. Есть работа, парень, а есть личная жизнь. Не смешивай трек и папу, наконец.

Машину не разбил и до финиша добрался? Это Ярослав сказать забыл?

— Пап? — Кирилл идет за нами и без конца твердит родительский статус мужа. — Папа, па? Отец?

— Так нельзя, — бухчу себе под нос. — Что ты делаешь? — выкручиваюсь, пытаясь вытащить свою кисть из цепкого захвата правой руки Ярослава.

— Даш, он должен разобраться сам. Не мешай, пожалуйста, — спокойным тоном произносит мне в макушку.

— Не бросай его, — то и дело оборачиваюсь назад. — Ты же отец! Твое поведение жестоко! Куда мы так торопимся?

Нельзя бросать! Надо бы остановиться и поговорить с мальчишкой по-хорошему, объяснить ему, в конце концов, что его любят, что за него болеют, надеются и даже знают и абсолютно уверены в том, что он… Будет только первым! Но не вторым… Серебро — дешевый металл, невзрачная награда. Второе место для откровенных лузеров, тех самых неудачников!

Поднимаю руку и рассматриваю свое обручальное золотое кольцо. В памяти всплывает один эпизод из старой, давно прошедшей жизни. У моей бабули всю жизнь на том самом пальце было серебро. Если честно, очень странно и забавно! Там была «коронка» с мелкой россыпью каких-то переливающихся камешков. Ее обручальное кольцо было необыкновенным, аккуратным и очень мягким. Но серебряным… Откровенная дешевка! Означает ли это, что дедушка мою любимую бабулю недорого ценил?

— Я не бросаю его, рыбка. С чего ты взяла? — Ярослав наклоняет ко мне голову. — Это занятое место Кирилл, конечно же, надолго запомнит. Но и выводы он тоже должен сделать. Ему следует понять, как нужно вести себя в той ситуации, в которой он по своей дурости на трассе оказался.

— Я поняла, но… — еще раз оборачиваюсь и замечаю, что, похоже, мальчишка устал за нами бежать и сдался. Стоит на полпути с опущенной головой и всхлипывает, как девчонка.

— Он мужик, Даша. Нечего здесь нюни распускать. Пусть терпит и осознает.

— Ты хоть рад его результату? — сощуриваюсь, задираю голову, пытаясь схлестнуться взглядом с Ярославом.

Муж хмыкает, перехватывает меня, обняв за плечо, крепко прижимает к себе.

— Мою радость не передать словами, кумпарсита. Это было, — Ярослав замолкает, несколько раз сжимает мое плечо, приподнимает, а затем продолжает, — очень круто. У сына есть способности. Я просто не люблю слово «талант», кумпарсита. По душе — скрытые нереализованные возможности. Когда на человека вешают ярлык о его сущей незаменимости, исключительности…

— Это плохо? — с шипением перебиваю.

— Это уничтожает рвение, Даша, и превращает человека в замученного его «талантливым хозяином» раба. Строятся рамки, в которых он мечется, возводятся липовые стены, о которые потом так жестко разбиваются мечты и желания «таланта», так и не сумевшего их реализовать. Люди погибают.

Мы подходим к машине, Ярослав снимает сигнализацию и открывает для меня пассажирскую дверь. Следит за тем, как я забираюсь в салон, как поджимаю ноги, как расправляю юбку, укладываю сумку на колени, тянусь к ремню, защелкиваю карабин и мертвым взглядом устремляюсь в лобовое стекло.

— Что с тобой? — муж наклоняется ко мне и прикасается носом к моему виску. — Я что-то не то сказал? Даш, ты же хотела поговорить. Когда? Сейчас или…

«После победы Кирилла» — так я ему сказала. Его сын не победил, а это значит, что разговора у нас не будет. Я не стану перед ним душу изливать. Уж больно он на праведника сейчас похож, раздавая направо и налево советы почти вселенского масштаба.

— Я просто устала, — поворачиваюсь к нему и руками обхватываю любимое лицо. — Ты прав, а я хочу домой. У нас ведь были планы на этот вечер, а потом — на ночь. Годовщина…

— Планы не изменились, кумпарсита, — губами трогает мой висок и медленно спускается к щеке, а затем неспешно переходит к мочке уха.

Зажмурившись от удовольствия, вытягиваю шею и сильнее подставляюсь под ласки.

— Ярослав, — шиплю.

— М? — облизывая мне кожу, нудит где-то рядом с ухом.

— Поехали, — обнимаю его за шею и сильнее прижимаю к себе, — пожалуйста.

— Сейчас-сейчас.

Он отстраняется от меня, делает несколько шагов назад, рассматривает всю картину издалека, со стороны, затем мягко прикрывает мою дверь и начинает обходить машину.

«Способности, мечты, желания, липовые стены и рабы своих талантливых хозяев» — прикольная теория у моего мужа!

А сам он, мне интересно знать, к какой касте причисляет искалеченного любимым делом себя?

Ярослав открывает водительскую дверь и занимает свое место.

— Привет, жена, — ярко улыбается. — Как ты тут без меня?

С глубоким вздохом откидываюсь на подголовник и поворачиваюсь лицом к нему:

— Домой хочу, — скулю и хнычу.

— Сейчас поедем, рыбка.

Он пристегивается, посматривая на меня, чему-то улыбается, затем опять обхватывает мою кисть и прислоняет к своим губам:

— Я готов! — несколько раз целует мою руку.

— Гони, товарищ! Я заждалась ласки от жестокого и беспощадного мужчины.

Он запускает двигатель, действуя на автомате, ни разу не бросив взгляд на панель, не покривившись и даже виду не подав, мягко трогается и выезжает с парковочного места.

Тяжелый день… Тяжелый случай… Пренеприятный разговор с врачом и, на финал, позорное поражение Кирилла… Потом этот душный разговор, практически разбор полетов, после неудачного для парня заезда… Его слезы… Мои некстати воскресшие воспоминания о том, через что я тоже когда-то прошла… Затем наставления и несправедливая философия Ярослава, с который я абсолютно не согласна. Зачем же так жестоко обращаться с собственным ребенком? Понятное дело, что он спортсмен, возможно, будущий чемпион. По-моему, сейчас я сильно ошибаюсь в определениях. Стоп-стоп! Добавила ненужное, к тому же очень жалкое, слово «возможно». Он чемпион по праву рождения. Все, без вариантов, а в конце предложения поставим жирную точку или огромный восклицательный знак! Сын Ярослава Горового не может быть никем. Он исключительный и только первый! Сорт однозначно высший! Иначе… Просто никакой, как будто… Нищий!

— Даш? — Ярослав снижает скорость и включает поворотник, съезжая на обочину и мягко притормаживая, подпирает дном машины очередной кювет.