Потом, конечно, согласно расписанию к нам подбирается медленный, но довольно сытный, общепитовский обед в уютном месте в центрально-городском парке, в котором Даша огромной ложкой уминает шоколадное мороженое, присыпанное крупной ореховой крошкой, а Ярослава, облизываясь, доедает обыкновенное картофельное пюре с какой-то овощной котлетой, а я пью свой, вероятно, пятый за сегодня кофе и внимательно рассматриваю совсем чуть-чуть повеселевшую жену.

Теперь вот поймав случайный моросящий дождь, мы увальнями, умаявшимися приключениями, тяжелыми и неповоротливыми тюленями, отлеживаемся в моей машине. Забравшись с ножками на мягкую обивку заднего пассажирского сидения, малышка дремлет, иногда жалобно попискивая и дергая ручонками, собранными в тугие кулачки, поджатыми к губам, а жена полулежит на пассажирском кресле рядом. Сложив молитвенно ладони у своей щеки, кумпарсита как будто снова изучает мой профиль, знакомясь и запоминая персональные, уже давно известные ей, черты.

— Даша? — прикрыв глаза, зову.

— Что? — тихо отвечает.

— Я хочу взять Ясю. Она прекрасная девочка, смешливая и послушная. Я познакомился с ней немного больше, потому как несколько раз посещал девчушку без тебя. Мне очень жаль, но это так. Что ты думаешь об этом? Я предатель, да?

— Нет, это не предательство, — Даша глубоко вздыхает.

— Ты согласна? Или…

— Я не возражаю, Ярослав… — спокойно говорит жена.

Я тут же ощущаю нежное прикосновение женских пальцев к своей щеке. Она рисует острым ноготком по моей коже, придавливая только ей известные места, прорезая мелкий неглубокий крест, как тонкий шрам на человеческом покрове.

— Что ты делаешь? — все же подставляюсь, выпрашивая простую ласку.

— Одна, вторая, третья… — завороженно произносит. — Их очень много, муж. Солнышко поцеловало яркого мальчика или неизвестный художник, пока ты спал, нарисовал? Я-р-о-с-л-а-в! Сильное имя для мужчины. Красивое и благородное! И девочке идет…

— Так вышло, — хмыкаю.

— Ярослав? — шепчет мое имя.

— Да?

— Я очень устала, — вымученно улыбается.

Какой же я болван! Она ведь после жуткой процедуры колесит со мной и с маленьким ребенком по гудящему городу, ни разу не присев и не закинув ноги. Или она так забывается, стирает эпизоды, о которых не хочет вспоминать?

— Который уже час? — Даша сглатывает и глухо кашляет.

— Половина шестого. Плохо себя чувствуешь? — приподнимаюсь и настораживаюсь в ожидании ее ответа.

— Хорошо. Все нормально, — переворачивается на спину и раскидывается телом по сидению.

— Не уходи назад, останься здесь со мной. Я ведь не буду гнать, а Яся, — оборачиваюсь и внимательно, даже с некоторой опаской, разглядываю спящего ребенка, — будет основательно пристегнута. Сейчас обложим ее подушками и укроем пледом. Зачем ее будить…

— Я не уйду, — не дает мне договорить и, как при съемке с той самой выдержкой, медленно протягивает руку за своим ремнем. — Одну минуту! Я пристегнусь.

Ее место только рядом, только здесь на переднем пассажирском, по правую руку от меня и больше нигде.

— Готова? — поворачиваюсь к ней лицом.

— Да, вполне…

«Дом чересчур большой» — первое, что я сказал вчера, когда вынужденно переступил порог пустующего жилья, в котором когда-то обитали старшие Смирновы, дедушка и бабушка кумпарситы.

«Мой отец подарил маме в день их свадьбы. Проходи, пожалуйста, не стой» — Алексей почти втолкнул меня внутрь. — «Мать хотела бы, чтобы ее старшая внучка жила здесь. Странное, но уютное и определенно обжитое, сильно выстраданное, пропитанное любовью, уважением и воспоминаниями место, вырастившее и воспитавшее два поколения Смирновых. Наши с Сержем комнаты, игровые для внучек и огромная библиотека — все в полном порядке. Кстати, о последнем…».

«Да-да?» — я, почти зажмурившись, осматривался в помещении и краем уха слушал, что рассказывал об этом месте тесть.

«У Ольги неистребимая тяга к чтению, Ярослав. Мама давала ей в свое святилище неограниченный доступ. Открыла, так сказать, пожизненный абонемент для слишком романтичной одалиски. Вы это… Я к чему… Короче, иногда пускайте Олю обновить литературу и повысить свой интеллект. Хотя куда уж больше? Я бы сказал, что ей довольно. И потом, муж ведь не выносит, когда его вторая типа слабая в физическом плане, безусловно, половина определенно превосходит его по уму. Но я не из таких. У нас с женой абсолютно равные возможности, так называемый половой паритет. Так вот, там, в той библиотеке, еще есть книжечки жуткой зазнайки, Велиховой Наташки. Рекомендую, между прочим, к прочтению ее книженцию. Гришаня, любимый муженек, до сих пор вздрагивает, когда жует по какому-то кругу отдельные фрагменты своего жизнеописания. Она увековечила их непростые отношения на бумаге, еще и денежек при этом подгребла. Ее опубликовали и в хорошем смысле этого слова „выпустили в охренительный тираж“. За этот финансовый бонус Велихов простил ее и впредь стал закрывать глаза на графоманство Натали…» — я почти не слушал, что он говорил тогда, лишь рассматривал расположение комнат, прикрыв глаза, как будто виртуально, высчитывал количество ступеней, ведущих наверх в жилые помещения.

«Ярослав, ложись спать, сынок. Ты устал, я все вижу. Спальня наверху. Там все новое… Не волнуйся. Отныне это дом не Смирновых, но Горовых! Я оформил документы. Все законно и официально. Извини, парень, но ждать больше не мог… Как ты, что такое?» — он подхватил меня под руки и усадил на диван в огромной комнате перед красивым камином.

«Спасибо, Алексей!» — прошептал в ответ.

«Да не за что. Одна просьба — береги мою дочь, зятек!»…

Даша тормозит на первом этаже и не торопится с продвижением вперед.

— Что-то не так? — придерживая искусственной рукой раскинувшегося и забывшегося в сладком сне на мне ребенка, задаю жене вопрос.

— Это дом Тони и Максима, Ярослав. Откуда у тебя ключи?

— Я знаю, — сглатываю и опускаю взгляд. — Твой отец передал их мне…

— Это дом влюбленной пары, крепкой и счастливой семьи. Господи! Нет! Не верю, этого не может быть! — она вдруг вскидывает руки и закрывает ладонями лицо. Похоже, Даша плачет. Я вижу, как дергаются ее плечики, и слышу слабое поскуливание.

— Перестань, — приблизившись вплотную, ей шепчу. — Разбудим Ясю…

— Все-все. Фух-фух… — обмахивает себя, а затем заглядывает в спрятавшееся на моем плече личико маленького ребенка. — Куда мы ее положим? — Даша осторожно трогает девчушку, гладит спинку и тянет шапочку, намереваясь ее снять.

— Я не знаю, — пожимаю плечами.

Она поднимает голову и обращает взгляд наверх. Жена сощуривается, как будто что-то из далекого прошлого вспоминает.

— Иди за мной, — проходит немного вперед и кивает головой, словно приглашает. — Есть в этом доме один тайный, но оттого не менее милый, закуток. Моя гостевая комната. Бабушка всегда укладывала меня там спать…

Мы возимся с малышкой медленно, неторопливо, как будто бы смакуя каждое движение. Аккуратно раздеваем, бережно расчесываем смятые под шапкой темные волосики и желаем нагулявшемуся ребенку «Спокойной доброй ночи», хотя вокруг зрительно и по ощущениям даже не темно. Малышка слабо квохчет и, подложив под щечку руки, повернувшись на удобный для нее бок, отправляется в свой персональный сон.

— Все! — Даша обхватывает мою живую кисть и выводит из комнаты, в которой будет спать Ярослава эти две ночи, на которые государство выписало нам разрешительный мандат для более тесного знакомства с последующим удочерением…

Я слышу, как жена странно возится в ванной комнате: что-то двигает, как будто переставляет, затем ойкает, чем-то стучит и что-то на пол отпускает.

— Даша, — костяшками прикладываюсь о закрытую дверь, — у тебя все нормально? Тебе помочь?

— Да. Все хорошо. Я скоро выйду.

Пока она приводит себя в порядок, я набираю сына, с которым вчера вечером неудачно грубо поговорил.

— Привет, Кирилл! — после второго гудка произношу в трубку.