— Отец, я хочу быть с тобой, а ты…

— Извини, — прикрыв глаза, через зубы произношу. — Мне, действительно, некогда. В запасе есть только три часа. Всего лишь три…

Мальчишка топчется возле широко распахнутой двери водителя, переминается и судорожно перебирает пальцами. Кирилл сминает жесткую, почти фольгированную, ткань своего комбинезона, оттягивает на бедрах брюки, а затем теребит собачку на огромной молнии.

— Ты молодец сегодня! Победа чистая, — пытаюсь успокоить нервный импульс у ребенка, который сам же вызвал несколько секунд назад.

— Но ты, по-моему, не рад? — шепчет мальчик. — Третье — не первое, да?

— Рад, сын, рад! Отличный результат в жестоком противостоянии между достойными соперниками. Иди сюда, — отставляю правую руку и только верхней частью тела поворачиваюсь к нему.

Младший быстро наклоняется и просовывается ко мне в салон:

— Я люблю тебя, отец. Только тебя!

— Не обижайся, — говорю ему на ухо, в то время как живой рукой терзаю жесткий, но немного влажный мальчишеский затылок. — Мне пора, Кирилл! Встретимся на тренировке?

— Хорошо. Я буду ждать. Удачи, папа! А Даше огромный привет и «чмоки-чмоки» в щеку. Расскажи ей, что я занял третье место. Пусть она лайкнет фотки и репостнет событие, если ее, конечно, это не затруднит. Кстати, ты так и не подписался на меня, а Дашка со мной френдит по полной программе.

Утвердительно киваю головой, подмигиваю и искривляю губы.

— Обязательно, Горовой! Я подпишусь, клянусь. И все передам Даше…

Как только увижусь с ней!

Большая скорость, грудной, почти грассирующий голос моей машины, стабильный неподвижный руль, мягкий ход и слишком низкая посадка для случайных выбоин и бордюров особо крупной величины… Накручиваю круги по безлюдному сегодня серпантину. Дорога чистая и без случайных одноразовых попутчиков. Я плавно разгоняюсь до предела и то и дело прикрываю глаза. Рассматриваю темное и влажное полотно сквозь ресницы. Я засыпаю, сладко млею и хочу увидеть сновидение…

Я встретил свою Дашу, когда уже не думал о том, что смогу кого-то полюбить. Грозная, неулыбчивая для меня, зато смеющаяся для кривоногих и блатных клиентов, маленькая девочка с завитыми темными волосами, подобранными в высокий хвост. Она настоящая красавица — моя неприступная кумпарсита, аргентинский огонек…

Золотой босоножек с тонким каблучком в виде изящной узкой рюмочки, пластиковая защита, надетая на темную набойку, частые тугие ремешки, впивающиеся в немного смуглую кожу танцевальной ножки и высокий, сильно выгнутый подъем. Даша вытягивает носок и, невысоко подняв свою красивую конечность, рисует словно диковинным спирографом чудной узор. Она вращается, а я слежу за тем, как двигаются ее губы, проговаривая музыкальный счет, как прикасаются женские ладони к несильно раздающейся груди, как двигаются ее бедра, как колышутся за чересчур глубоким декольте идеальные полушария, растирая о парчовый лиф идеальные соски. Жена танцует, царапая прозрачным пластиком капот Камаро. Смеется детка, щурит взгляд и закусывает нижнюю губу. Даша поднимает руки и тянет лямки ярко-алого платья вниз. Оголяет свою грудь, дразнит, приглашает, завлекает, соблазняет и… Убивает телом! Я так ее хочу…

Не отрываясь взглядом от танцовщицы, вращающейся на носу моей машины, живой рукой отстегиваю карабин своего ремня безопасности и откидываюсь головой на подголовник водительского кресла. Медленно убираю правую руку с рулевого колеса, которой принудительно снимаю левый хват. Громко выдыхаю и плотно закрываю глаза.

Свет! Слепящий, яркий, безобразный и стерильный… Снимаю габариты, отключаю фонари и мягче, но сильнее давлю на газ. Машина рыкает, словно сглатывает бензиновый, застрявший в металлическом горле, ком, и резвее рвется в бой.

Дашка, Дарья, Дари-Дори, рыбка золотая… Жена запускает руки в свои распущенные блестящие кудрявые волосы, приподнимает пружинящие локоны, встряхивает головой и по-цыгански передергивает плечами. Дразнится и в неприступность со мной играет.

«Ярослав!» — шепчет кумпарсита, облизывая губы, демонстрирует свой язык.

«Я слышу…» — спокойно отвечаю, наклонив голову на правый бок.

«Потанцуем, муж?» — теперь вполоборота разговаривает со мной, показывая открытую, свободную от лифа платья спину. Красивая ровная выемка, бороздка позвоночного столба, гуляющие от движений острые лопатки и маленькая родинка посередине.

«Да!» — киваю головой.

«Люблю тебя!» — подмигивает и демонстрирует свой красивый фас.

«И я люблю тебя, la cumparsita…» — бубню, как будто напевая давно забытый, стершийся из памяти мотив.

Мотор рычит и скалит зубы, а спрятавшиеся под капотом кони гонят Шевроле, которым сейчас никто не управляет. Я расслабляюсь и мычу мелодию, которую неоднократно слышал на Дашиных занятиях. Вожу живой рукой, словно дирижирую и отстукиваю неровный аргентинский ритм.

Преграда на дороге. В один момент живая, а через несколько секунд неподвижная и мертвая. Я ощущаю глухой удар! Затем пронзительный визг, животный стон и жалобное нытье! Жуткий металлический скрежет! Холостые воющие обороты, странный шепот и мертвый хрип! И, наконец-то, конечная, наверное, смертельная остановка… Переворот, кульбит и бесполезное железо всмятку?

Даша трогает мои волосы, перебирает пальцами странно слипшиеся космы, прикасается подушечками к родинкам на моей щеке и губами пробует каждую на вкус.

«Ответь!» — облизывая кожу, произносит кумпарсита.

«Что?» — пытаюсь приоткрыть глаза и окатить мерзавку полным взглядом.

«Ответь, любимый. Телефон звонит. Это папа…».

Голова раскалывается, словно встретилась с кузнечным молотом и огромной наковальней. Правая рука висит, как плеть, а вот левая… А левой, похоже, все равно, ее со мной ведь больше нет! Настраиваю резкость, щурюсь и присматриваюсь, и тут же замечаю блеклый сигнал своего смартфона, который завалился между пассажирским сидением и дверью с той же стороны.

Боль разрывает тело надвое и крошит оставшиеся пока на месте его части. Я, видимо, попал в аварию? Похоже на то. Вожусь на своем месте, вглядываясь в полутемную обстановку. Электроника все еще жива и ярко светит бирюзовым, машина тонким писком сигнализирует мне о том, что она жива и почти не пострадала, зато подушка безопасности так и не раскрылась после нанесения удара — что странно, если учесть силу соприкосновения рулевого колеса и моей башки. Телефон разрывается жуткой трелью и все еще требует внимания к себе.

С какой-то по счету попытки поднимаю настырный гаджет с пола и, клюнув пальцем в нужный сенсор, хрипло говорю:

— Алло!

— Ярослав, добрый вечер, — шипит Смирнов.

— Да? — скривившись, выпрямляюсь, отрываю голову от совсем непострадавшего руля.

— Где ты?

— В дороге, Алексей Максимович, — раскидываюсь на своем месте.

— Я жду тебя. Все нормально? Нужна помощь?

— Я буду через полчаса, — отвечаю и тут же сбрасываю звонок.

Толкнув ногой свою дверь, неуклюже выбираюсь из салона и осматриваюсь по сторонам. Машина с чем-то столкнулась — я ведь почувствовал удар, нашла преграду на опустевшей трассе или это было божественное благословение и отмашка для нового марш-броска с Дашей?

Пару раз наклоняюсь, затем поворачиваюсь, кручусь вправо-влево, растягиваю живую руку и проверяю гильзу на культе. Кроме легкого сотрясения, я ни хрена не приобрел. Громко хмыкаю! Порядок!

«Сдохнуть тоже не так просто, Горовой!»

Что за черт? Я различаю кровь… И много… Слишком жирно… Очень плотно! Почти живая река ярко-алой жидкости на капоте автомобиля. Вдавленный «нос» и мелкие звездочки-расщелины на лобовом стекле.

Я не разбился, но кого-то все-таки… Угробил, проявив халатность и безалаберность на дороге за рулем почти гоночного автомобиля! Убил живого человека? Не могу в это поверить. Стопроцентный бред или очередной галлюцинаторный приход.

Осторожно, не спеша обхожу машину. Там спереди что-то еще сильно бьется и пищит, хрипит и, никак не умирая, агонизирует. Твою мать! Косуля? Огромной силы взрослое животное бьет всеми четырьмя копытами и плачет обреченными слезами, с тоской посматривая на меня.