— Ты лобот? — ко мне обращается кареглазая девчушка, с интересом рассматривая мой протез.

— Киборг, малышка! Это значит, наполовину, — выставляю перед ее носиком руки, демонстрируя разницу между бионикой и пока еще живым. — Наполовину — робот, наполовину — человек, — смаргиваю, улыбаюсь и гордо вскидываю подбородок, потому что я не Даша и не намерен просто так с занятых высот уйти, даже не повоевав и не сделав ни одного предупредительного выстрела. — Ты меня боишься? Страшный? Пугаю? Подружки послали?

— Я сама подосла. Нисколько не боюсь! Я восе нисего не боюсь! — отрицательно в подтверждение головой мотает. — Ты с той мамой плиехал? — кивает на спину Даши, о чем-то разговаривающей с компанией детей. — Класивая! Мама!

— Это Даша, моя жена. А тебя как зовут? — присаживаюсь на корточки рядом с любознательной куклой.

— Яся, — опустив глаза, с легким кокетством отвечает.

— Яся? — подмигиваю тезке.

— Ялослава! — девчушка, не смущаясь отвечает, затем протягивает ручки и становится ко мне поближе. Я носом вынужденно утыкаюсь ей в грудь. Вареное сгущенное молочко, миндаль и ванильный сахар — детский запах забивает мои ноздри. Я непроизвольно вожу носом, принюхиваюсь к девчонке и еложу своим лицом по ее простому, но чистому и выглаженному платью. — К тебе на луцьки хоцю.

С этим проблем не будет. Если это, конечно, можно? Зачем-то оборачиваюсь назад, словно жду команды от куратора. Там никого нет. Нам разрешили все, по крайней мере, я не припомню, чтобы мы с Дарьей проходили скупой инструктаж о том, что можно делать, а от чего стоит воздержаться в этом месте. К тому же поднять и поносить маленького ребенка — не гнусное преступление с отягчающим впоследствии возмездием. Другое дело, как остальные дети поведут себя, когда заметят, что Ярославу я непредумышленно выделяю среди всех, закинув крошечку к себе на руки. А если это… Дочь? И она сама меня нашла!

Подхватываю ее под попу правой рукой и с легкостью отрываю от земли. Девчушка чересчур худая, даже изможденная, субтильная, тоненькая, но сильно верткая и чрезвычайно гибкая. Смотрю в ее лицо и вижу некоторое сходство и совпадение по определенным чертам с нежной кумпарситой, которой, похоже, нет дела до меня:

«Дашка, Дашка, Дашка… Любимая моя! Ты меня и тут ждала?».

Осторожно подкидываю малышку на руках и с улыбкой ей подмигиваю:

— Удобно, Яся?

Головой положительно кивает.

— Я тебе нлавлюсь, папа? — спрашивает, глядя мне в глаза.

— Красавица! — отвечаю, закусив нижнюю губу. Не о том ведь она спрашивает сейчас. Она пытается завоевать меня и пристроить себя.

— Идем туда, — рукой указывает направление к креслу на больших «колесах», стоящему возле окна.

Я прохожу с девочкой всю комнату и встречаюсь взглядом с грустной, как будто о чем-то сожалеющей Дашей.

«Люблю тебя» — шепчу губами ей и прижимаюсь подбородком к маленькой засранке, покручивающей пальчиками воротник моего пиджака.

— А как тебя зовут? — спрашивает, пока я усаживаю нас в кресло.

— Ярик! — с тихим смехом отвечаю.

— Ялик? Ясик? Ты Ялослав? Как я! — выпучивает глазки и схватившись ручками за мои щеки, притягивается к губам своим прохладным лбом. — Папочка!

БЛЯДЬ! Что за долбаное место и охренительный набор жестоких составляющих? Безжизненная на эмоции жена… Снующие перед глазами брошенные дети… Мальчишки, не дающие ей шанс на слабую ментальную зависимость… Девчушка, крутящаяся на моих руках, перебирающая пальчиками сочленения протеза и заставляющая руку изображать чудные жесты, веселящие ее женский мелкий глаз… Детский скулеж о том, как долго крошка нас ждала и как хотела бы попасть домой… Корявые заверения в том, что она хорошая, спокойная, добрая, красивая, неглупая, послушная, а главное… Тихая и абсолютно не крикливая!

— Яся?

— А? — малышка ерзает на моих руках, заставляя меня раскачивать кресло. — Сто?

— Сколько тебе лет?

Она загибает два пальчика на одной руке и сует под нос количественное выражение ее возраста.

— Это сколько? — играю в непонятливого чувака.

— Тли! Не понимаес, да?

Она даже разговаривает, как Даша! Сейчас еще зарядит, что я, наверное, недалекий или тупой «товарищ Горовой». Девчонка вдруг замолкает, прищурившись, закусывает нижнюю губу и из-под опущенных ресниц внимательно рассматривает меня, изучая лицо и тело. Она смотрит знакомыми любимыми глазами! И даже корчит рожицу точно так же, как хмурящаяся, искоса посматривающая на нас, жена.

— Ты забелешь меня? — спрашивает о том, что я не вправе обещать сейчас.

— А ты хотела бы…

— Да! — быстро отвечает и не дает мне договорить. Подпрыгивает на руках, сильнее раскачивая нас, затем утыкается носом в мою шею и шепчет жалостливую просьбу. — Позалуста, забери меня, папа… Домой к тебе хоцю! Я буду слусать и тебя, и маму…

Даша аккуратно поднимается, одергивает свои узенькие брюки, стряхивает затекшие от неудобной позы ноги, и сильно обхватив себя руками, отходит от компании так и не принявших в свою игру чересчур жестоких по отношению к ней детей. Жена становится спиной к стене, напротив нас, смеющихся и раскачивающихся в огромном кресле и смотрит только на меня, не замечая девочку, злым и ненавистным взглядом.

Я не смогу взять Ярославу! Не смогу… Это я теперь прекрасно понимаю. Не смогу, потому что моя Даша эту дочь не хочет. Ей совершенно не по нраву то, что происходит. Она ревнует трехлетнюю малышку к тридцатичетырехлетнему мужику, прижимающему крошку к себе.

Жестоко полосует взглядом… Что-то шепчет, двигая губами… Всхлипывает и прикрывает лицо двумя руками. Только что не обращающие на нее внимание мальчишки подскакивают к плачущей кумпарсите и обнимают ее всей компанией в силу своего невысокого роста где-то в районе женских коленей. Они ее баюкают и гладят по ногам, которыми она странно семенит, словно кобылка, танцующая на низком старте в скоростном забеге: сбрасывает малышню, как облепившую ее надоедливую кусачую мошкару. Сбрасывает, да только ни хрена не выходит. Они чересчур настойчивы и решительно настроены успокоить ее. Держат крепко и никуда не выпускают.

«Дашка… Дашка… Дашка… Перестань! Ничего не будет! Я не возьму ее…» — обещаю мысленно своей жене.

Я просто не смогу так поступить с рыбкой-кумпарситой. Снимаю с колен Ярославу, легко подталкиваю ее под спинку и направляю к компании девчонок, тихо проклинающих малышку за такое вызывающее и самонадеянное поведение. Надеюсь, что вынужденные, волею судьбы назначенные подружки простят девчушку и не устроят детке постоянную темную, вплоть до ее совершеннолетия. Дети жестоки по своей природе! А эти брошенные крошки вдвойне! Они строго чтут свой жизненный кодекс и берегут выстраданное место под не жалующим их ярким солнцем. Здесь битва за взрослое внимание не на жизнь, а на смерть. Я попрошу куратора проследить за тем, чтобы Ясю не затравили менее удачливые с их точки зрения, конечно, малышки.

Подхожу к Даше и убираю ее руки от лица.

— Что с тобой, кумпарсита? — смотрю в глаза и мягко задаю вопрос. — Поедем домой?

Она с застывшим влажным взглядом смотрит на меня.

— Даша?

Кивает и, бережно переступая, через компанию мелких озорников, идет к своей обуви, так и оставшейся у края лохматого ковра.

Иду за ней, посматривая на Ярославу, хнычущую на плече своей, вероятно, самой близкой здесь подруги.

— Даша?

Она спокойно надевает туфли, негромко бьет по полу каблуками, вздергивает голову, расправляет плечи и не обернувшись на детей, направляется к выходу из игровой комнаты. Меня же останавливает малышка, вцепившаяся ручонками в мою штанину.

— Я не понлавилась ей?

Черт! Да что же это, в самом деле?

— Ты меня не захотел? Мама не хоцет? ПАПА!!! Я буду себя холосо вести! По-за-лус-та! — кричит мне в ноги Яся.

— Смирнова! — орет какая-то психически неуравновешенная воспитательница и жестоко оттаскивает ребенка от меня. — Иди туда! Быстро, Ярослава!

— Прекратите! — шиплю, глядя этой бешеной бабе в оскалившуюся морду. — Вы же ее пугаете!