— Дашка-а-а-а, — шепчу ей в голову. — Спи-и-и-ишь?

— У-г-у, — лениво произносит.

— Хорошо, — вытягиваю свою искалеченную руку, потягиваюсь и зеваю, расправляя левую культю, поднимаю ее вверх, рассматриваю вдавленные следы от датчиков протеза, кручу и так, и этак, вращаю сочленение, поочередно напрягаю мышцы, при этом изменяю положение, а затем, как будто наигравшись, бережно укладываю конечность Даше на маленькую спинку и проглаживаю ее. — Спи, кумпарсита. Я тебя посторожу.

Дашка лезет выше и влажными губами задевает мою шею.

— Вкусный мужчина-а-а-а, — неразборчиво гундосит.

— Только не съешь меня, женщина, — хихикаю.

— Я оближу и пососу, любимый.

Хм! А я ведь против этого совсем не возражаю, кумпарсита! В твоем полном распоряжении кровь, плоть — мое оставшееся дрыгающееся в желании тело. Если это ее хоть немножечко раскрепостит, расслабит или успокоит, то пусть берет меня в любом положении. «Приятное с полезным» с психологической точки зрения вредным никогда не бывает.

Сегодня ведь тот самый день… Не могу поверить, что мы единогласно решились посетить детский дом для того, чтобы познакомиться с ребятами и их распорядком дня, немного поиграть с ними, привезти подарки и выбрать сына или дочь в свою семью. Странно, если честно.

Когда нехороший диагноз у жены окончательно подтвердился, она была настроена крайне негативно относительно альтернативных вариантов «получения» общего ребенка. Зато лечилась чересчур послушно. Сейчас, по-моему, по складывающимся ощущениям, Даша окончательно оставила всяческие попытки отравить свой организм авторитетно прописанным от бесплодия лекарством. А в то время жена очень злобно шикала, никого не желала слушать, затыкала всем сочувствующим и желающим ей благополучия и скорейшего выздоровления или обретения благоразумия рот, потом рычала, иногда кусалась, то есть откровенно избегала неприятных разговоров об этом. Вся ее сущность, казалось, встала на дыбы и ругалась на то, о чем категорически не хотела даже думать, а сама телесная хозяйка сопротивлялась вынужденным обстоятельствам, по воли судьбы сложившемся не в ее пользу. Даша всегда переводила разговор в иное русло или вовсе замолкала, надувала губы, отворачивалась и шептала глупости и грубости куда-то в сторону, но никогда не заикалась о том, что возможно, когда-нибудь ее мнение изменится на этот счет. Рыбка была очень непреклонна в вопросах вынужденно оставленных детей из государственных специализированных домов:

«Нет, нет и нет! Или свой собственный, или никакой! Чужого не хочу! Довольно об этом, Горовой».

Слава богу, Даша больше не заикалась о разводе или еще каком-либо расставании, например, о временном раздельном проживании, чтобы привести себя и свои мысли в подобие порядка, или о странном сосуществовании, словно мы не муж и жена, а вынужденные соседи, занимающие огромное жилое помещение, исключительно вечерами встречающиеся перед телевизором за просмотром очередного недалекого сериала под раскупоренную жестяную банку с пивом и жирные чипсы из натурального продукта. Хотя до этого у нее частенько проскакивали фразочки о том, что наш развод исправил бы сложившееся, увы, не в ее пользу положение, а мне гарантировал бы появление долгожданного наследника в другой семье. Откровенный бред, если честно, но я по-мужски предупредительно молчал и просто слушал, находясь в каком-то наваждении, иногда, конечно же, ругал ее и взглядом расчленял. Однако, Даша со стеклянными, немного оглупевшими глазами, словно неживая, твердила, что я должен от нее уйти. То, что она моя жена, на самом деле, не дает ей права решать, что мне необходимо делать: когда бросать, куда идти, с кем спать, а кого проигнорировать вниманием из-за того, что по состоянию здоровья этот кто-то не сможет дать мне то, что я якобы до беспамятства хочу.

Я зверел, дурел, потом немел и терял нить разговора. Как она вообще могла о таком думать, а не то, что говорить? Уйти от жены, за которую боролся? Которую, абсолютно не зная, странным образом, иногда абсолютно незаконно и по-глупому ревновал? Бросить свою рыбку? Отказаться от любимого человека? Хочу ли я такой чересчур непомерной ценой детей. Не о чем в этом случае думать. Однозначно — нет! У меня есть сын и мне… Довольно! А с любимой женщиной я собрался прожить остаток своей жизни. Пусть она смирится с тем, что я ее не брошу и ей не позволю уйти. Как придумает глупая… Ей-богу! Впору закатить глаза и громко выдохнуть:

«Да твою ж, бл, ма-а-а-а-ать, Горовая! Ты вообще в себе?».

Даша маленьким юрким угрем ерзает по груди и, стягивая с моего торса одеяло, медленно сползает вниз. Жена прокладывает размашистым зигзагом дорожку очень влажных поцелуев, подключая к своим действиям тепленький язык. Она облизывает кожу, всасывает, пропускает щедро покрывшуюся мурашками шкуру через зубы и с чмокающим звуком резко отпускает. Слышу, как тихонечко смеется маленькая бестия. Рыбка добавляет руки к ласкам, сжимая тело, словно пальпируя меня, щекой касается боксеров, а носом утыкается в скрытый эластичной тряпкой немного возбужденный член.

— Доброе утро, товарищ! Приве-е-е-е-ет, — как будто разговаривает с ним, оттягивает вниз резинку и пытается снять с меня трусы.

— Ты… — отрываю от подушки только голову и через прикрытые ресницы слежу за ее действиями. — Ты… Дашка, что ты творишь? Что задумала? — вслух глупость спрашиваю, а про себя заклинаю кумпарситу не останавливать свои намерения и быстрее реализовать то долгожданное, что она намерена сейчас сделать. Все и без слов понятно — пусть не отвечает!

— Съесть тебя хочу, мужчина, — она приподнимается, упираясь руками по обеим сторонам от меня.

Дашка скатывает с меня трусы, смотрит вниз и, облизнувшись, улыбается:

— Уже готов, товарищ?

Краснею, как подросток, и отворачиваюсь в сторону, как будто изучаю электронные часы, показывающие точную дату, температуру окружающей обстановки и время:

— Решила с утра меня добить? — возвращаюсь к ней. — Соскучилась?

— Секса захотелось, муженек, — с глубоким вздохом произносит и занимает ту же позу — своей щекой и носом возле полового члена. — М-м-м… — она приподнимает ствол и нежно прикасается губами к возбуждению. — Ты живой, Ярослав?

Что за вопросы, кумпарсита? Если и живой, а я однозначно «чересчур живой» и сильно возбужденный, то через одно мгновение в пропасть улечу и грешный мир покину, предусмотрительно захватив в полет маленькую расхрабрившуюся деву. Даша своим ртом макает меня, прикладываясь губами к обжигающей головке, облизывает щечки и венец, а сильнее оттянув чехол, мягко теребит сильно воспаленную уздечку. Я резко дергаюсь и проталкиваюсь глубже в женский рот. Жена жалобно мычит, выказывая голосом неудовольствие, но от меня не отстраняется и не выпускает изо рта, лишь рукой надавливает на мой каменный живот, словно приказывает сохранять спокойствие и неподвижно лежать. Не знаю, если честно, смогу ли долго выдержать такой напор и ласку, которой она с утра пораньше решила одарить меня. Зажмурившись до слез из глаз, крепко стиснув зубы и вытянув губы в сплошную линию, мычу и вместе с этим комкаю ручным захватом простынь только с правой стороны, а с левой, как выброшенная на сушу рыба, бесполезно бью плавником, как будто требуя спасения или освобождения из сетей, в которые меня затягивает подводная морская царица утреннего разврата, решившая оральным сексом до беспамятства калеку довести.

— Да-а-а-а, — шепчу, когда она сосет меня, перебирая пальчиками в такт своим движениям по натянувшейся мошонке. Щекочет сморщенную кожу, заставляя мужика, как обезумевшего от наслаждения, стонать. — Вот та-а-ак! — стараюсь сохранять подобие сознания и то и дело глупо направляю свою абсолютно не нуждающуюся в этом далеко не девственную «профессионалку». — М-м-м-м, — выгибаюсь телом, уперевшись затылком и ягодицами в подушку и матрас, подставляюсь и мягко двигаю бедрами, показывая ей, как мне приятно и в каком темпе хотел бы продолжать.

Даша великолепна во всем… Во всем, что окружает молодую пару. Она всегда открыта к сексуальным экспериментам, внимательна ко мне и к нашей обстановке в целом. Прирожденная жена, а в довольно скором времени, возможно, самая лучшая молодая мать.