– Значит, теперь, чтобы заставить меня молчать, вы разрешаете мне лечить?

– Я надеюсь, что ты будешь молчать ради семьи. Что касается твоего мастерства, так ты давно доказала мне свою состоятельность, еще когда вылечила Инин.

Невероятно! Маленькую дочь наложницы я врачевала, когда только‑только вышла замуж.

– Вы всегда закрывали глаза на мою деятельность. – Наконец я все понимаю.

Она подергивает плечом. Повисает молчание.

– Я надеюсь, что ты и дальше будешь такой же осмотрительной, как раньше.

Я жду, чувствуя, что это еще не все. Спустя мгновение госпожа Ко продолжает:

– Итак, вот мы и поговорили. Я не была для тебя особенно хорошим учителем, но это не редкость. В конце концов, держать невестку и свекровь в одном доме – все равно что сунуть в один мешок ласку и крысу. Ласка и крыса – враги по своей природе. Ласка крупнее, и у нее зубы острее, но крыса умнее и быстрее. Я надеюсь, что в дальнейшем мы сможем работать сообща и ты позволишь научить тебя быть главной в доме. И, как я уже говорила, можешь продолжать лечить. Но, пожалуйста, только в пределах особняка. Всегда думай о том, как твои действия влияют на репутацию женщин и девочек в нашем доме, включая твоих собственных дочерей, которые однажды выйдут замуж в другие семьи.

– А как насчет визитов к дедушке и Мэйлин?

– Я не против, если ты станешь посещать дом своей семьи и повитуху. Но это все. Никаких пациенток за пределами особняка.

Она делает паузу, раздумывая.

– Я сделаю тебе еще один подарок, исправлю ошибку, допущенную в отношении повитухи Ши. Я подам сигнал другим благородным семьям Уси, разрешив Мэйлин и ее матери принимать детей в Благоуханной усладе.

Взвесив все это, я решаю принять условия госпожи Ко. Тем не менее я буду сохранять осторожность. Всё всегда меняется на противоположное. Дорога вверх та же, что и вниз. Если завтра госпожа Ко передумает, что тогда? И тут она решает добить меня и озвучивает еще одну просьбу.

– Я давно мечтала попросить тебя о любезности. – Она кладет руку ладонью вверх на мое колено. – Ты можешь разобраться, что со мной происходит?

Мысли путаются, но я нахожу в себе силы сказать:

– Мне не нужно считывать ваш пульс. Я давно знаю, что вас беспокоит.

Пройдут дни и месяцы, а может, и годы, прежде чем мы разберемся и до конца осознаем все, что произошло, а пока я отправляю Пташку в свою комнату за нужной мне посудой и препаратами. Когда она возвращается, я кладу цветок сычуаньского перца в горшок с водой и ставлю его на жаровню, а сама смешиваю ингредиенты для средства, вызывающего рвоту. Когда оба отвара готовы, я придвигаю к кровати свекрови маленький столик и кладу на него две пары палочек для еды и пиалу с вином, которое она любит.

– Пташка, поднеси лампу к кровати и держи ее неподвижно, – приказываю я.

Затем я прошу госпожу Ко полоскать рот и горло жидкостью из цветков жгучего перца, пока не наступит онемение, и даю ей выпить второе средство. Результат незамедлителен. Ее рвет в миску до тех пор, пока не выходят остатки вчерашнего ужина, похожие на слизь.

Пташка вскрикивает и отступает, когда видит какое‑то движение в миске. Госпожа Ко тоже заглядывает в нее. Увидев плавающих червячков, она еще несколько раз отплевывается, но больше ничего не выходит. Она падает на кровать, измученная и бледная. Я кладу руку ей на плечо, чтобы смягчить свои слова:

– Дальше будет неприятно.

– Я готова, – говорит она, привалившись к изголовью.

– Откройте рот как можно шире.

Плоским кусочком нефрита я удерживаю ее язык.

– Расслабьтесь. Я собираюсь помассировать вам горло. – Пташке я говорю: – Поднеси лампу чуть ближе.

Язык госпожи Ко дрожит. Левой рукой я провожу вверх и вниз по ее горлу. Через пару минут в задней части ее глотки появляется что‑то белое. Я хватаю палочки и велю свекрови:

– Закройте глаза.

Затем я палочками дотягиваюсь до того белого, что, по моему мнению, является головой материнского червя, захватываю его и тяну. По мере того, как я достаю червя, по спине ползут мурашки.

Пташка причитает, но держит лампу ровно. Я вытаскиваю кусок нефрита, бросаю его на пол и перекладываю палочки в левую руку, хватаю другую пару палочек, тянусь, чтобы защипнуть, как я надеюсь, середину червя, и продолжаю тянуть. Он похож на длинную лапшу, символизирующую долголетие, которую мы подаем по особым случаям, вот только лапша не извивается. И это не просто садовый червь. Его тело извивается, как у змеи. Я родилась в год Змеи, напоминаю я себе. Я не боюсь.

С помощью палочек в левой руке я опускаю верхнюю часть червя в чашу с жидкостью, где продолжают плавать маленькие червячки, а затем снова тянусь ко рту госпожи Ко, чтобы зацепиться за следующий сегмент. Наконец из ее горла вырывается хвост. Я опускаю оставшуюся часть червя в миску. Он, должно быть, метр в длину. Это не у свекрови тяга к спиртному, а у червя и его детенышей…

Далее я посвящаю себя выполнению задачи, которую поставила передо мной бабушка: помочь Мэйлин забеременеть. Я засиживаюсь допоздна, читая при свете фонаря бабушкины книги и тетради. Я изучаю классические сочинения о беременности и родах. Достаю свои записи из тайника, чтобы просмотреть истории болезни своих пациенток. Мысленно перебираю травы, которые, по словам Мэйлин, давали ей бабушка и доктор Ван, и нахожу объяснение, почему они оказались неэффективными. Я вспоминаю слова великого врача Чэнь Цзымина двухсотлетней давности: мужчины думают о спальне во время буйства Эссенции, женщины жаждут беременности во время буйства Крови.

Мне становится ясен путь. Я решаю использовать охлаждающие и успокаивающие травы для мужа Мэйлин в рецепте, состоящем из почек лотоса и семян змеиной травы для повышения его потенции, а также оленьих рогов и особого вида шиповника, которые побуждают мужское тело накапливать жидкости, особенно Эссенцию. Для Мэйлин я готовлю пилюлю «Начало радости», состоящую из шестнадцати ингредиентов, включая женьшень, солодку, дягиль и атрактилодис, чтобы укрепить ее ци и Кровь и предотвратить возможный выкидыш. Я также делаю ей прижигания полынью в области живота, чтобы согреть детский дворец.

Когда у Мэйлин не приходят очередные лунные воды, она отмахивается от этого симптома, говоря:

– С тех пор как мы уехали из Пекина, такое частенько случается.

Через неделю она выглядит усталой и бледной, но отказывается принимать во внимание и эти признаки.

– Это просто рыба, которую я ела вчера, была несвежей.

После этих безобидных слов до меня наконец‑то доходит, почему бабушка и повитуха Ши считали меня подходящей парой для Мэйлин. Заботливое сердце подруги то и дело спасало меня от проявлений моих физических и эмоциональных недостатков, но и у нее была слабость – уверенность, что она недостойна благословений мира, – и я, умея принимать дары, которые достались мне по праву рождения, могла убедить ее в обратном. В нашей дружбе – со всеми ее потрясениями – соединились инь и ян жизни.

На следующей неделе, хотя причин сомневаться в своем диагнозе у меня нет, я решаю проверить, успешно ли Кайлу зачал ребенка. Мэйлин протягивает мне запястье, чтобы я могла проверит ее пульс. Я дышу особым образом, замедляя биение своего сердца, пока не стану единым целым с подругой, и вот оно. Яркая инь и выразительный ян. Я улыбаюсь и сообщаю Мэйлин хорошие новости, но она все так же не верит, опасаясь разочарования.

– Я предвидела твою реакцию и подготовилась, – говорю я ей. – Я знала, что тебя не удовлетворит обычный чай из корня любавы и полыни, хотя он стимулирует плод вертеться так, что мать может ощутить беременность в самом начале. Поэтому я добавила плоды гледичии, как это сделал бы врач-мужчина. – Я протягиваю ей чашку. – Мы говорим: «Крайняя радость порождает печаль», но нельзя ли взглянуть на это с другой стороны и сказать, что ужасные невзгоды могут стать началом удачи?

Она смотрит на меня с надеждой.

– Верь мне, – говорю я. – Пей.