Я снова встряхиваю головой так, чтобы пряди волос немного прикрыли лицо.

— Я даже не знаю, что сказать, — потрясённо шепчет Софа.

— Ты же сама говорила, что нужно ей патлы повыдёргивать, — я вяло улыбаюсь и жму плечами.

— Так я образно… Я и подумать не могла, что ты это сделаешь по-настоящему. Полина заслужила, но, Ань, она же жизни тебе не даст. Вдруг отомстить захочет? — Из холодной и сдержанной Софьи Трофимовой подруга быстро превращается в привычную Соню, которая всегда вовлечена в чьи-либо проблемы или сплетни.

Но звонок на пару прерывает наш разговор, завязавшийся прямо посреди коридора.

В аудиторию я захожу, не чувствуя, как бьётся сердце. Что меня там ждёт, знают только высшие силы, да и то не факт. Если Петрова на месте, то случиться может что угодно.

Да и вообще… Кажется, понимание, во что я вляпалась, начинает приходить ко мне только сейчас.

Но Петровой и Жени нет в аудитории. Они обе не появляются ни на первой, ни на второй паре. Радоваться этому или нет — непонятно. Может, они всё это время на допросе у ректора? Вряд ли Иван Андреевич забыл о нас. Зато на третьей паре я получаю сообщение от Тимура.

«До скольких у тебя пары? Я заберу тебя после них».

Только мне не дают и секунды, чтобы обрадоваться и ответить. Тишину лекции нарушает громкий стук в дверь, а потом в ней появляется голова нашего методиста из деканата:

— Извините, Просветову Анну ждут у ректора.

Соня сжимает под столом мою коленку, а у меня перехватывает дыхание. Что, уже настал час расплаты? И до выхода меня провожают двадцать пять пар глаз и шушуканье.

К кабинету ректора я иду по пустому коридору, прижимая к себе заледеневшими руками ветровку и рюкзак. Растерянно пытаюсь сосредоточиться и хоть как-то настроиться на разговор с Иваном Андреевичем. Оказавшись у его приёмной, сжимаю ручку двери, собираясь потянуть её на себя. Но и без моих усилий она резко распахивается, едва не ударив меня по лбу. Чудом успеваю дёрнуться в сторону. Но сердце тут же кувырком летит куда-то вглубь живота, потому что я вижу знакомые носки кроссовок на затёртом паркете. Поднимаю глаза, переставая дышать. Передо мной Тим. Одет, как всегда, в тотал блэк: джинсы, футболка, татуировки на руках.

Как не подкашиваются мои ноги, когда встречаюсь взглядом с Тимуром, даже не знаю.

Я словно в кадре фильма: мир вокруг переходит в слоу мо. Остаётся лишь только Тим. Его лицо серьёзно, губы плотно сжаты.

Какие-то секунды мы так и замираем у дверей кабинета ректора. Я не ожидала увидеть Тимура прямо здесь и сейчас. Но моя душа уже борется с телом. Я ужасно хочу кинуться к Тиму на шею и уткнуться в неё носом, но руки и ноги ослабли. Да и мы с ним ещё не обсуждали, как вести себя вне Богудонии. Могу ли я демонстрировать чувства? Или лучше никому о нас не говорить?

Так что мне остаётся лишь сжимать пальцами дверную ручку. А от холодного взгляда Тимура холодеет и у меня в груди. Вдруг он не рад меня видеть? Вдруг после той ночи я успела себе что-то напридумывать? Но всё равно собираюсь произнести хотя бы тихое «привет», только голос секретаря ректора перебивает моё намерение.

— Девушка, проходите. Иван Андреевич ждёт.

Я киваю, правда продолжаю смотреть на Тима. Чувствую себя невероятно потерянной, когда он делает шаг в сторону, освобождая мне проход. Опустив голову, собираюсь проскользнуть в кабинет. Но по моим пальцам неожиданно проскальзывает тепло, а ещё я слышу тихое:

— Всё будет нормально. Не переживай. Жду тебя в машине напротив академии, — вполголоса произносит Тим.

И меня немного отпускает. К ректору на экзекуцию я захожу хотя бы без ощущения нарастающей паники. Тим рядом и готов меня поддержать.

Оказавшись в кабинете Ивана Андреевича, я вижу его расположившимся в массивном кожаном кресле за т-образным столом. Стоит мне только появиться на пороге, как он указывает мне на него рукой.

— Добрый день. Присаживайтесь.

— Добрый день, — здороваюсь сипло и тихонько сажусь на крайний стул за столом.

И, пока ректор молча рассматривает какие-то бумаги перед собой, я стараюсь дышать ровно. Искоса поглядываю то на Ивана Андреевича, то на огромный шкаф-стеллаж напротив меня, заставленный от пола до потолка пронумерованными папками.

— Просветова Анна Николаевна, — ректор нарушает молчание, строго произнося моё имя. Я сразу же вздрагиваю и поворачиваюсь к нему. — Студентка первого курса юридического факультета, бюджет, общий балл четыре целых восемь десятых. И как так получилось, Анна Николаевна, — Иван Андреевич бросает на меня осуждающий взор поверх своих очков, — что вы решили поучаствовать в драке?

Сцепив пальцы и зажав их между коленями, пытаюсь объясниться:

— Я не хотела. Просто… — неожиданно самой для себя я замолкаю.

Просто что? Что сейчас я должна сказать, чтобы сменить гнев ректора на милость? Что придумать? Какой должна быть моя история, дабы оправдать меня? Тем более я не знаю, что скажет или уже рассказала сама Петрова и её друзья. Да и хочу ли я оправдываться? Вздыхаю и опускаю взгляд в пол.

— Иван Андреевич, я расскажу вам всю правду.

— Буду признателен, — чеканит он.

И я выдаю всё как есть. От самого первого дня нашего знакомства с Полиной. Не скрываю весь свой позор и не умалчиваю о том, как голой попала в мужскую раздевалку. Кто-то сказал бы, что я сексот, ябеда, обиженка. Но мне плевать. Да, я переживаю о последствиях своего поступка, но не испытываю стыд за то, что несколько раз заехала Полине по лицу. Я хочу, чтобы Иван Андреевич понял, что в тот вечер я не могла по-другому…

Ректор, не перебивая, слушает меня.

— Я сама считаю, что агрессия порождает лишь агрессию, только Полина перешла все границы. Я тоже ведь не железная. Возможно, я сама её спровоцировала, дав ту пощёчину. А потом просто пришлось от Полины защищаться, — подытоживаю я и наконец решаюсь посмотреть на Ивана Андреевича.

Он облокотился на стол и задумчиво вертит в руках очки.

— Тебе и дальше придётся от неё защищаться. И не только тебе. Сегодня здесь была её мать. Они, оказывается, уже и побои сняли.

Я кусаю губы, а зажатые между коленями ладони леденеют.

— Побои? — переспрашиваю под тяжёлый стук сердца.

— Разговор с матерью Петровой был сложным. Тем более все, кого я поймал тогда в коридоре, утверждают, что ты первой кинулась на Полину. Ну, — ректор делает паузу, — кроме Горина. Неожиданно он встал на твою сторону. Но его слово против показаний других…

Меня бросает в жар. Лицо горит, да и в груди тоже. И, видимо, Иван Андреевич это замечает.

— Не моё дело, конечно, но вас, Аня, что-то связывает с Тимуром? — ректор многозначительно приподнимает брови.

— Мы… — прочищаю горло, — дружим.

— Горин — не самый лучший вариант для дружбы. Тем более в вашем положении.

Я непонимающе хлопаю ресницами, а Иван Андреевич откладывает очки на стол. Трёт пальцами виски, поправляет галстук, как-то слишком тяжело переводит дыхание и только потом решает продолжать:

— Аня, мне приходилось не раз разнимать драки. Только вот все они были спровоцированы парнями. А вот женских драк ещё не было. Тем более когда один из участников имеет в родственниках весьма уважаемого чиновника, — с намёком понижает голос. — Дед Полины Петровой — очень уважаемый и высокопоставленный человек. Её семья прямо заявила, что собирается устроить нашей академии проблемы, если…

— Так вы расскажите о Полине правду, — перебиваю я ректора. — Всё, что рассказала я.

— Не в этом дело, — Иван Андреевич почему-то отводит от меня взгляд. — Мишин показал мне видео, как ты первой бьёшь Полину в том туалете.

Огорошенно внимаю услышанному. Видео? Значит, нас там снимали?

— Я и не скрываю этого. Мне пришлось. Я защищалась. Поговорите с нашей группой. Они же могут рассказать, что я не раз подвергалась нападкам Полины, — смотрю на ректора с надеждой и даже подаюсь чуть вперёд. Перестаю сжимать коленями ладони и хватаюсь за подлокотники.