— Пожалуй, вы правы. Новость об изгнании ещё свежа.

Белозерская кивает и говорит:

— Если никто не хочет предложить другую тему для обсуждения, предлагаю на сегодня закончить.

— Давайте закончим, — соглашаюсь и встаю. — Я хочу ещё съездить в школу.

Зинаида еле слышно фыркает. Представляю её мысли: «Зачем ты вообще влез в совет, школьник! Ничего, скоро мы тебя отсюда выгоним».

— Подожди, Александр, — вдруг подрывается Булатов. — Надо кое-что обсудить.

— Можем побеседовать по дороге?

— Да, конечно. Всего доброго, Зинаида, — барон коротко кланяется графине.

Та молча кивает в ответ и наблюдает, как мы с Богданом направляемся к выходу из зала. Спиной чувствую её злорадный взгляд, но не обращаю внимания.

Выйдя к лифтам, нажимаю на кнопку и поворачиваюсь в Булатову:

— Что вы хотели обсудить, ваше благородие?

— Не здесь, — бормочет он. — Подвезти тебя в школу?

— Я на машине.

— Ничего, поехали на моей. А твоя пусть едет следом.

— Тогда наоборот, ваше благородие. Может, вы слышали о нападении на бутик моей матери. Хочу, чтобы мой гвардеец был рядом.

На самом деле я не думаю, что кто-нибудь, будь то Виталий или кто-то ещё, решится в ближайшее время организовать на меня нападение. Я показал, что у изгоев есть зубы, и довольно острые.

Я сам велел Виктору доложить в полицию об уничтожении преступников. Их ликвидация была полностью законной. Вооружённое ограбление, раненый гвардеец, пострадавшая дворянка — поводов достаточно. По имперским законам у нас было полное право убить негодяев.

Сегодня утром новость появилась в СМИ. Так что все, кто интересуется нашей с мамой судьбой, уже в курсе произошедшего.

В том числе барон Булатов.

— Да-да, конечно, — с пониманием кивает он. — Хорошо, поехали на твоей. Я тебя прекрасно понимаю, знаешь ли. Десять лет назад мне объявил войну граф Тармашев…

Пока мы спускаемся в лифте, с неожиданным интересом слушаю рассказ барона. Вооружённые дворянские войны — почти экзотика в современном мире. Они случаются, но редко. И, как правило, не в столице.

Не сразу понимаю, что Богдан Борисович пытается исподволь меня запугать. Мол, я уже побеждал в войне, и гвардия у меня немаленькая, а бойцы — сущие звери.

Ну-ну. Кто сказал, что я собираюсь с вами воевать, дорогой барон?

— Так что в итоге мы их одолели! — заканчивает Булатов ровно тогда, когда лифт привозит нас на подземную парковку. — Мать графа, к сожалению, была убита при штурме их поместья. А сам он до сих пор платит мне контрибуцию.

А вот это уже слишком прозрачный намёк. И он мне совсем не нравится.

— Достойная победа, ваше благородие, — сдержанно отвечаю я. — Вон моя машина.

Садимся на заднее сиденье, и автомобиль ощутимо прижимается к земле от веса барона.

— В школу, — командую я водителю. — Не торопись.

— Так точно, ваше сиятельство.

— Ваше сиятельство? — с неприятной ухмылкой спрашивает барон. — Ты ведь больше не княжич, Александр. Не имеешь права так называться.

— Формально да. Просто не хочу заставлять парней переучиваться.

— Надеешься вернуться в семью?

Игнорирую его вопрос и задаю свой:

— Так о чём вы хотели поговорить, барон? О послании, которое я передал через вашего сына?

— Именно. Я не совсем понял его, Александр, — Булатов внимательно смотрит мне в глаза. — Можешь объяснить, что ты имел в виду?

— А что именно вы не поняли?

Богдан Борисович хмыкает и поясняет:

— Ты сказал, что всегда будешь рад видеть меня в совете акционеров Цитаты…

— Вне зависимости от того, кто ещё будет вынужден уйти, — заканчиваю я. — По-моему, здесь всё предельно ясно. Вы хорошо знаете этот бизнес, и я хочу, чтобы вы остались в совете.

— Но это не тебе решать.

— Я просто хочу, чтобы вы это знали. На всякий случай.

— На какой такой случай? — барон начинает злиться. — Ты говоришь загадками.

— Вы всё поймёте, когда придёт время.

Булатов шумно выдыхает. Причмокнув толстыми губами, косится на водителя и продолжает:

— Ладно. Гораздо больше меня волнует вторая часть твоего послания.

— Знаете, меня тоже, — невозмутимо замечаю я. — Неприятно осознавать, что с тобой в одном классе учится преступник.

— Ты называешь преступником моего сына⁈

— Как ещё назвать того, кто сделал невинного парня инвалидом?

Барон опять стреляет глазами в водителя, а я говорю:

— Не беспокойтесь. Мои люди связаны клятвой молчания, я им доверяю. Матвей, ты слышал что-нибудь?

— Нет, ваше сиятельство, — отвечает гвардеец. — Я за дорогой слежу, а ваш разговор не слышу.

Булатов хмурится и сверлит меня взглядом.

— Послушай, сынок. Лучше не играй со мной. Случай, о котором ты говоришь…

— Мне всё известно, — перебиваю я. — Взгляните.

Достаю из дипломата документ, где Егор расписал всю схему. Начиная от передачи офиса семье пострадавшего, заканчивая связью Булатова с фондом поддержки предпринимателей, который компенсировал его другу стоимость недвижимости.

Богдан пробегается взглядом по бумаге, и его брови лезут на лоб. Толстое лицо бледнеет, а затем вдруг начинает багроветь.

— Вижу, вы злитесь, — спокойно отвечаю я. — Не стоит. Я не собираюсь никак это использовать. Только для защиты, если потребуется.

— Это всё чушь! — Булатов рвёт документ на части. — Манипуляции и глупые домыслы!

— Не уверен, что суд чести воспримет это именно так. Послушайте, ваше благородие: я не ищу вражды. Но понимаю, что вы с графиней хотите выгнать меня из совета. И в то же время я рассчитываю, что вы поможете в дальнейшем ведении дел Цитаты. Как я сказал, вы хорошо разбираетесь в этом бизнесе.

Стискивая в мягком кулаке обрывки бумаги, барон глядит на меня с потрясающей смесью эмоций. Отблески страха на бушующих волнах гнева, а в глубине — признание моей силы. Он всё же не дурак и понимает, что я серьёзно настроен. А компромат, который он порвал, не липа и не домыслы.

— Поэтому я предлагаю сотрудничать, — продолжаю. — Нам обоим будет это выгодно. Кстати, как ваша жена относится к супружеской неверности?

— Что? — Булатов не на шутку удивляется. — При чём здесь моя жена?

Достаю из кармана телефон. Показываю снимок экрана — кадр из видео, на котором барон и графиня занимаются сексом.

— Ты… — Богдан наполовину теряет дар речи и выдаёт лишь отдельные слова. — Сука… Откуда⁈ — орёт он.

— Какая разница? — убираю телефон. — Поймите, я вас не шантажирую. Мне ничего от вас не нужно. Предлагаю только сохранять добрые деловые отношения. Матвей, останови.

Водитель послушно тормозит у тротуара, и я киваю на дверь:

— Всего доброго, ваше благородие.

— Ты играешь с огнём, мальчик, — цедит Булатов.

— Я вам не мальчик, — вонзаю в его толстое лицо холодный взгляд. — И я не играю. Я предлагаю вам выбор: остаться в Цитате и работать на благо компании или уйти. Но не пытайтесь действовать против меня. Ни сейчас, ни потом.

— И ты ещё говоришь, что не шантажируешь меня⁈

— Шантаж — это когда чего-то требуют. Я ничего не требую. Просто говорю о том, что у меня есть против вас оружие, и я не побоюсь его использовать. Всего доброго.

Барон не находится, что ещё сказать. Выскакивает из машины, громко хлопает дверью и почти бежит к своему автомобилю.

— Едем в школу? — спрашивает водитель.

— Да, конечно, — смотрю на часы. — Ещё успею на пару уроков.

Прошло несколько дней.

Терапевт регулярно звонил мне из больницы, и новости пока не слишком утешающие. Григорий Михайлович время от времени приходит в себя, сознание немного проясняется. Но он по-прежнему слишком слаб и не может сам дышать. Большую часть времени врачи держат его в медикаментозном сне.

Сказывается долгая операция, которая прошла с осложнениями.

Наши с мамой дела тем временем понемногу наладились. Мы восстановили Астетику, и магазин продолжил работать. Ограбление, как ни странно, даже пошло нам на пользу. Ведь деньги мы вернули, и даже остались с прибылью, а шумиха дала нам бесплатную рекламу.