— Лечим, пока стоим, — бросила Катя, повернувшись к Кулаку, который едва держался.

Они с Гвоздём быстро перешли к делу. Кулак выглядел совсем плохо, но благодаря их дарам процесс пошёл. Катя приложила руку к его плечу, и я видел, как её лицо сосредоточилось — она использовала всю свою силу, чтобы затянуть его раны.

Я сел рядом с машиной, положив оружие рядом и пытаясь хоть немного прийти в себя. Дышалось тяжело, но всё равно легче, чем раньше. Мы были живы, и это уже казалось чудом.

Лера, по традиции, нашла способ снять напряжение. Она вытащила флягу, открутила крышку и, поморщившись, понюхала содержимое.

— Ну, живчик, — усмехнулась она, поднося флягу к губам и сделав осторожный глоток. — Надеялась, что это будет именно он, когда снимала с мура. Чёрт, уроды — на самогоне его, что ли, делали⁈

Она скорчила такую гримасу, что у нас всех возникла та же мысль. Лера протянула флягу по кругу, и каждый из нас сделал по глотку. Я попробовал — вкус был отвратительный. Горечь обжигала горло, а запах напоминал жуткую смесь резины и дешёвого спирта.

— Да, это точно не чистяк, — выдавил из себя Гвоздь, морщась так, будто проглотил раскалённый уголь. — Ладно, зато дезинфекция.

Катя тоже отпила, но сразу же отвернулась, выплюнув остатки на землю.

— Это худший рецепт живчика — пробормотала она, глядя на флягу с отвращением.

Мы все переглянулись, и на мгновение напряжение спало. Даже такие мелкие моменты — отвратительный вкус этой гадости — могли вернуть нас к реальности. Но мы знали, что это не продлится долго. За углом было что-то большее, и каждый это чувствовал.

Лера забрала флягу обратно, заглушив нервную усмешку.

— Нормально, что там, что тут — кругом дерьмо. Хотя бы знаем, что оно везде одинаковое.

Мы снова погрузились в тишину, прислушиваясь к каждому шороху. Улицы оставались пустыми, но звук, преследующий нас, затих. Может быть, нам повезло, и это «что-то» прошло мимо. Хотя ни у кого не было полной уверенности.

Катя наконец отошла от Кулака, её лицо было бледным от напряжения, но она выглядела довольной. Его дыхание стало ровнее, а раны — менее глубокими.

— Дальше потянет сам, — сказала она, убирая руку. — Но если не будет времени на отдых, долго он так не протянет.

Кулак поднял глаза и кивнул в знак благодарности. Он понимал, что его состояние пограничное, но жаловаться не стал. Сейчас каждый из нас был на пределе, и никто не хотел выглядеть слабым.

Мы сидели в машине и около неё, пытаясь хоть ненадолго отключиться от происходящего, но время поджимало. Гвоздь первым решил, что пора двигаться.

— Надо выбираться, — сказал он, глядя в сторону улицы. — Если аккумулятор не сдох, двинемся прямо сейчас. Ещё чуть-чуть, и будем в бункере.

— Ладно, — кивнула Катя, переводя взгляд на остальных. — Все готовы?

Мы кивнули, поднимаясь на ноги. Гвоздь сел за руль и проверил двигатель. Машина завелась с пол-оборота, и на мгновение все выдохнули. Это была удача.

— Давайте быстрее, пока тихо, — бросил он через плечо.

Все забрались внутрь, снова заняв свои места. Не включая фары, Гвоздь направил пикап к главной дороге. Мы ехали осторожно, стараясь не привлекать внимания. Город за пределами кластера был тёмным, словно полностью вымершим.

Снова воцарилась тишина, только двигатель урчал под капотом, и каждый из нас вглядывался в дорогу вереди, в надежде побыстрее доехать до безопасного места.

Под утро, в полной темноте, мы наконец добрались до бункера. Машина, верой и правдой служившая нам на протяжении всего этого пути, уже не могла продолжать. Мы решили оставить её в нескольких километрах от бункера, спрятав между деревьями, чтобы не привлечь лишнего внимания. Тишина леса вокруг давила, и никто не хотел говорить вслух, но каждый из нас понимал, что с таким уровнем везения можно ожидать чего угодно.

Когда двери бункера наконец закрылись за нами, тяжесть последней ночи осела на плечах. Нас всех пробрал долгожданный выдох — мы были в безопасности, хотя и временной. Первым делом мы уложили Кулака на кровать. Он был истощён, но благодаря дарам Кати и Гвоздя его состояние не было критичным.

— Надо добить его до конца, чтобы к вечеру был как новый, — сказал Гвоздь, когда бросил свой рюкзак на пол и направился к кухне.

Я наблюдал, как он вытащил из шкафчика банку с горохом и принялся мастерить свой «особый» рецепт. Горох у него всегда был под рукой, и Гвоздь с лёгкостью принялся готовить свой фирменный раствор. В очередной раз он показал мне, как это делается, хотя я уже знал процесс наизусть. Рецепт был прост, но результат — всегда на высоте.

— Смотри внимательно, — сказал он, бросая горох в ёмкость. — Сначала заливаем уксусом.

Я кивнул, наблюдая, как он аккуратно льёт жидкость, пока горох начинает шипеть. Затем он быстро добавил соду, и смесь мгновенно вспенилась, как будто ожила.

— Главное — погасить правильно, — продолжал Гвоздь, помешивая смесь ложкой. — И не переборщи. А то получишь мыльный суп вместо нормального раствора.

Когда реакция закончилась, он процедил смесь через ткань, оставив только жидкость. Гвоздь всегда говорил, что можно разбавить чем угодно, чтобы смягчить вкус. Но сейчас он явно был не в настроении для экспериментов.

— Ну, а если лень возиться — пей как есть, — усмехнулся он, подмигнув. — Эффект будет тот же.

Мы разлили раствор по стаканам, каждый взял свою порцию. Лера, сидевшая рядом, первым делом понюхала содержимое своего стакана, недовольно поморщилась, но не сказала ни слова. Она знала, что это всё для дела.

Мы нормально покушали, не какую-то кашу, а полноценный перекус —мясо, немного овощей и хлеб. Каждый из нас ел молча, пытаясь восстановить силы после последних событий. В бункере еда всегда имела особое значение, она давала не просто энергию, но и немного спокойствия, напоминание о том, что мы ещё живы.

Осмотрев Кулака и снова поколдовав над ним, Катя с гвоздем остались довольны своей работой.

— К вечеру будет как новый, — подвёл итог Гвоздь, вытирая пот со лба. — Ещё несколько часов покоя, и он встанет на ноги.

Катя кивнула, проверяя пульс Кулака. Её лицо всё ещё хранило следы усталости, но в глазах появилось облегчение. Мы сделали всё, что могли.

Когда первая волна заботы о здоровье миновала, каждый потянулся к своим делам. Я первым делом отправился в душ. Горячая вода была как лекарство, смывающая грязь, усталость и напряжение последних суток. Потоки воды обжигали кожу, но это было именно то, что нужно. Я стоял под струёй дольше, чем собирался, просто наслаждаясь тишиной и этим простым, но таким редким удовольствием.

После душа я наконец осознал, насколько сильно меня вымотала последняя ночь. Каждый мускул был словно из камня, и даже легчайшее движение вызывало боль. Я быстро перекусил, чтобы немного восстановить силы, и разбрёлся в свою комнату.

Лера сразу пошла к Кулаку, чтобы присмотреть за ним. В её глазах мелькала забота, которую она обычно скрывала под маской сарказма. Гвоздь и Катя, как и всегда, отправились в свою комнату. Для них это было привычным ритуалом — когда день заканчивается, они остаются вдвоём, чтобы хоть немного побыть самими собой.

Я же, в гордом одиночестве, улёгся на свою кровать. Матрас оказался жёстче, чем я помнил, но это уже не имело значения. Тело мгновенно провалилось в сон, хотя тот был отрывистым и полным кошмаров. Сны напоминали о том, что мы пережили — тени муров, кровавые схватки, неведомые угрозы. Но что бы это ни было, пробуждение оказалось более спокойным.

Я открыл глаза глубоко после полудня. Ощущение было странным: тело было вялым, но чувствовалось, что я отдохнул. Боль в мышцах осталась, но уже не такой резкой. Похоже, даже короткий сон помог восстановиться.

Когда я вышел из своей комнаты, все уже собрались в столовой. Лера сидела рядом с Кулаком, который выглядел гораздо бодрее, чем когда мы его принесли. Катя и Гвоздь обсуждали что-то тихим голосом, но при виде меня разговор замолк. Я подошёл к ним, уселся за стол и взял себе порцию еды.