Раньше эти воспоминания мучили его каждую ночь, и он безуспешно пытался заглушить их сражениями, вином, женщинами. Когда он в последний раз вспоминал? Да тогда, в лодке, когда рассказал об этом Динке. И вместо страха и презрения вдруг увидел в ее глазах нежность и сочувствие. Она словно разделила его боль, забрав себе часть и уменьшив ее вполовину. И с тех пор навязчивые мысли о непоправимости произошедшего и о своей вине покинули его душу. Остался только страх самого себя, да горький привкус собственной никчемности.

Сейчас Динка сказала, что он дорог ей. Она ведь и раньше говорила ему о своей любви. Но он не верил. Не мог больше верить. Но не в этот раз. Он сможет защитить ее от чего угодно, но как он сможет защитить ее от самого себя?

Шторос издал тихий стон сквозь мучительно оскаленные зубы. Когти бессильно скребли по деревянной стене каюты. Как ему сдержаться, когда воздух в каюте вибрирует от запаха ее тела, когда она обнаженная лежит совсем рядом, когда она хочет его не меньше, чем он ее…

Проклятье! Дыхание с хрипом вырывалось из его груди, а гениталии скрутило нестерпимым напряжением. Мягкая ткань штанов обволакивала его возбужденный член, но это было совсем не то, что ему сейчас нужно.

Шторос провел рукой по члену прямо через ткань от основания до головки и тихо взвыл от разъедавшего его желания. Но хотел он не своей руки, которая приносит лишь временное облегчение. Он хотел бархатной мягкости ее лона, горячей упругости ее рта, нежного прикосновения ее рук, тугой тесноты ее попки. Он хотел ее криков наслаждения, хотел вкуса ее кожи, ее губ, ее нежного бутона, наполненного соками желания, хотел мягкости ее волос, путающихся в его руках и разметавшихся по подушке. Он хотел ее всю, от пальцев ног до макушки. Шторос не понимал зачем он прямо сейчас думает об этом, но сладкие фантазии доставляли ему мучительное удовольствие.

— Шторос, с тобой все в порядке? — со стороны коридора послышался девичий голосок.

Шторос скосил глаза и увидел стоявшую чуть поодаль Ладу. Она была в длинной белой ночнушке с глухим воротником и распущенными волосами. Из под подола видны босые ступни, переходящие в тонкие щиколотки.

Зверь внутри Штороса торжествующе рыкнул и встал в боевую стойку, навострив уши и жадно втягивая носом ночной воздух. Вот и конец всем мучениям. Самка сама идет к нему. Можно впиться зубами в загривок и с наслаждением вонзиться в мягкую податливую плоть. Удовлетворить бушующее в крови влечение.

— Пошла вон! — прорычал Шторос, с трудом удерживая себя на грани между инстинктами и разумом. Эта девушка тоже неприкосновенна. И хоть остальные думают, что он не в состоянии контролировать себя… Раньше у него просто не было ни одной причины сдерживаться.

— Я же вижу, что тебе сейчас плохо, — девчонка явно нарывалась на неприятности, приблизившись вплотную и положив тонкую ладошку ему на плечо.

— Уходи… отсюда… последнее предупреждение, — с усилием вытолкнул он из себя членораздельные слова. Но когти уже неумолимо покалывали кончики пальцев, а клыки коснулись нижней губы.

Зверь внутри торжествующе заревел. Она хочет. Самка сама просит об этом. Обостренный нюх улавливал тонкий аромат женского влечения. Не тот, который ему хотелось бы. Но…

Шторос схватил Ладу за плечо и втянул между собой и стеной, на которую он опирался лбом.

— Я слышал ваш разговор с Динкой, — процедил он сквозь зубы, нависая над испуганно сжавшейся девушкой. — Ты призналась ей, что хочешь меня. Ты за этим сейчас пришла?

Попытка разговаривать с самкой удерживала его от непоправимых действий. Шторос слишком хорошо знал, как сладко провалиться во власть инстинктов, отключить разум, слышать лишь крики жертвы, ощущать запах ее крови и вкус ее на губах. Наслаждение от овладения усиливающееся чувством власти над беспомощной жертвой, ее бессильными трепыханиями под его телом.

Слаще этого могло быть только единение со своей Варрэн-Лин. Варрэн-лин… Динка. Нужно сдержаться во что бы то ни стало, иначе Динка никогда не простит его. Она и так уже достаточно видела его в обличье неразумного животного.

— Нет, — прошептала Лада, глядя на него круглыми, словно плошки, глазами.

— Ты пришла затем, чтобы я тебя здесь поимел, словно грязную похотливую шлюху, — прорычал он, чувствуя, как похоть наполняется злостью на безмозглую девку, не способную распознать опасность. Его когти полоснули по тонкой ткани сорочки, не задев кожи, и сорочка бесполезным лоскутом осела на полу.

Лада жалобно пискнула и огромные карие глазищи наполнились слезами.

— Ну что ж. Ты сама выбрала свою судьбу, несмотря на все предупреждения, — издевательски протянул Шторос, подхватывая ее под бедра, прижимая к стене и вжимаясь членом в ее промежность сквозь тонкую ткань штанов. Он уже почти полностью овладел собой, но желание проучить наглую девчонку, которая выдернула его из горько-сладких фантазий о Динке и заставила бороться с собой, пока двигало им.

— Вот только я не буду нежным. Я буду иметь тебя, раздирая в клочья, так, что ты потом неделю ноги свести не сможешь, — с неприкрытой ненавистью прошипел он ей в губы и толкнул бедрами, вдавливаясь членом в ее девственную плоть все еще сквозь штаны.

Девчонка жалобно заплакала, и по щекам покатились крупные капли. Пора было заканчивать этот спектакль. После такого она вряд ли рискнет еще раз к нему приблизиться.

На плечи Шторосу вдруг легли мужские ладони.

— Шторос, отпусти ее, — прошептал на ухо голос Хоегарда. — Просто разожми руки.

Шторос повиновался. Еще не хватало, чтобы его обвинили в изнасиловании дочки капитана.

— Лада уходи, — мягко проговорил Хоегард, и девчонка с рыданиями умчалась по коридору в сторону своей каюты.

Хоегард втолкнул обмякшего Штороса в Динкину каюту и, прикрыв дверь, тихо опустился на пол.

— Дрочи теперь, — беззлобно посоветовал он. — На пару часов нельзя тебя одного оставить.

— Вали отсюда, — Шторос устало растянулся поверх одеяла. — Не собирался я ничего с ней делать. Просто припугнул, чтоб не лезла ко мне. Мне одной Динки хватает выше крыши.

Динка заворочалась и тихо застонала во сне. Мужчины насторожено притихли, но она, перевернувшись на спину и свесив одну ногу с койки, продолжала спать.

— Да уж, — вздохнул Хоегард, окидывая взглядом обнаженную девушку, и встал, чтобы укрыть ее одеялом.

— Почему я не могу просто приласкать ее? — спросил Шторос. — От того, что она кончит, ей хуже не станет. Она же Варрэн-Лин, и воздержание ей дается нелегко. Особенно после того, как она обладала нами четырмя одновременно.

— Вот смотри, если у тебя рана вот здесь, — Хоегард опустился рядом и провел ребром ладони по желобку между мышцами на плече Штороса. — Что ты получишь?

— Тут проходит сосуд и будет сильное кровотечение, — отозвался Шторос, оценивая место, которое ему указал друг.

— Остановить мы его можем тем, что туго перевяжем и прижмем руку к груди вот так. До тех пор, пока сосуд не восстановится. Верно? — продолжал Хоегард.

Шторос кивнул. С ним такое уже было в одном из сражений.

— Сколько времени ты так ходил? — снова спросил Хоегард.

— Тогда сила уже была на исходе. Седьмицы две или три заживало, — припомнил Шторос.

— А если бы ты взял в эту руку меч и принялся размахивать им, то…

— Кровотечение бы возобновилось. И пришлось бы снова останавливать и по-новой ждать заживления, — нетерпеливо перебил Шторос. — Но какое отношение это имеет к Динке? Чрево ведь не рука!

— Там тоже мышцы и сосуды. Если сосуд был поврежден и было кровотечение, то мышцам вокруг него надо дать покой. Когда она кончает, мышцы сокращаются. Кровотечение может возобновиться! — громким шепотом объяснял ему Хоегард.

— Но она же полна силы! Уже все затянулось наверняка… — неуверенно возразил Шторос.

— Ты видел как она управляется с этой силой? Либо все, либо ничего. Ей еще учиться и учиться. Поэтому я бы на твоем месте не был так уверен. Я предлагаю найти в городе целительницу и показать ее. Пусть опытный человек посмотрит зажил ли поврежденный сосуд.