— Там свои начальники, — отмахнулась Матрёна Савельевна.
— И как туда попадают? И где искать мастерскую? — я была вполне готова хоть сейчас отправляться в город.
Я даже не подумала, что кроме ботинок, у меня и одежды-то уличной никакой нет. Пальто и шапку добрый господин Соколовский мне не вернул.
— Доехать до плашкоута, там на тот берег, а в городе уже можно и извозчика нанять, мастерскую Булавиной все знают, — сообщила она.
Я вспомнила, что плашкоут — это какой-то особый паром, ходивший с этого берега к Московским воротам.
— А на чём же доехать?
— А если кто ещё в ту сторону, так попроситься в попутчики.
— И где сейчас найти кого-нибудь, кто едет в ту сторону?
— Да вроде все поутру уехали, кто на службу, или на торг, или ещё по каким делам.
— Понимаете, Матрёна Савельевна, мне нужно решить моё дело сегодня. Такое условие поставил господин Носов. Может быть, я сама схожу к кому-нибудь здесь и спрошу, не возьмут ли меня на квартиру? Пусть посмотрят, что я из себя представляю. Я вообще безобидная и аккуратная, сложностей от меня никаких. Просто не хочется ни на завод, ни в дом господина Носова.
— А он что, тебя прямо к себе в дом зазвал? — почтенная дама глаза вытаращила и рот разинула, правда, тут же прикрыла его ладошкой.
— Сказал — или к нему, или на завод. Мол, меня только под надзор полиции или лично его самого, — скривилась я.
— Ой, девонька, так может, и ничего? — взглянула на меня эта добрая, добрая женщина. — Всё одно крыша над головой, и не голодом, он, конечно, не из чистюль, так это просто за ним смотреть некому, он женат-то и не был никогда, как Аксинья, матушка его, отдала богу душу, уж лет десять тому под рождество будет, так и живёт один-одинёшенек.
— Почему-то мне его предложение не внушает доверия и не кажется чем-то, особо хорошим.
— А у тебя есть и другие? — скептически поинтересовалась Матрёна Савельевна. — Тогда, конечно, выбирай. А то я с ним поговорю, поставим машинку у нас в дальней комнате, будешь там шить, он будет тебя отпускать. Хоть пару рубах ему сошьёшь, а то ходит так, будто у него она одна-единственная!
— Да ладно, поговорите вы, — отмахнулась я. — Кажется, вы уже хотели поговорить, да вот передумали, так? — я со вздохом взглянула ей в лицо, Матрёна Савельевна живенько уставилась в окно.
В конце концов, кто я ей? Не родня, не подруга, никто. С чего она будет заступаться за меня перед здешними шишками? Вот, не с чего, всё верно.
— Я, Оля, на свете не первый десяток лет живу. И знаю, когда можно голову поднять, а когда не следует. Особенно если у тебя самой дочери, и внучки, и случись с ними что — я себе до самой смерти не прощу. Да и ты сама, наверное, не вчера родилась, только вот где жила раньше — не пойму, что бойкая и колючая такая.
— Обычная я, и жила, как обычная, — вздохнула я. — Спасибо, что дали машинку. Мне это очень помогло.
Ещё и про городскую мастерскую рассказала, тоже польза. Сейчас, наверное, я пойду к Зимину, дождусь, пока освободится, и спрошу — как попадают в город. И нельзя ли где-нибудь найти какое-нибудь пальто и шапку, на улице-то снег лежит.
Матрёна ушла, а я сидела на своей кровати и смотрела в стену. Ну вот, а был неплохой вариант, между прочим. И что я буду делать, если и Зимин сейчас тоже скажет, что на тот берег не попасть, и ничего лучше жизни у Носова для меня сейчас никак невозможно?
Я подняла себя с кровати мысленным пинком и отправила в кабинет доктора. Постучалась, получила разрешение войти, и вошла. И увидела, что Зимин разговаривает… с дамой. Вот прямо дамой, не с Матрёной и не с Лушкой какой-нибудь, а в самом деле видно, что с дамой.
Дама седая и величественная, одета в чёрное, в шляпе, с тростью и ридикюлем. С интересом взглянула на меня. Как это мои соседки проморгали появление такой дамы?
— Очень хорошо, что вы зашли, Ольга Дмитриевна, присаживайтесь. Софья Людвиговна, вот та самая молодая дама, о которой я вам сейчас рассказывал.
22. Еще одно предложение
22. Ещё одно предложение
Я осторожненько так глянула на даму. Кто такова и почему Зимин ей обо мне говорил?
Дама с интересом разглядывала меня — с таким весёлым интересом, да. И спросила:
— Василий Васильевич сказал, что вы ищете место. Так ли это?
— Да, верно, — кивнула я. — Прямо сказать, мне очень нужно… какое-нибудь хорошее место.
— Что значит — хорошее место? — с любопытством поинтересовалась она.
— Не на Афанасьевском заводе, не в заведении мамаши Вехотки и не на непонятном положении в доме господина Носова, — честно сказала я.
— Как интересно. Положим, про мамашу… эту самую я понимаю. А чем вам не угодил здешний большой человек? — подняла она бровь.
— Наверное, тем, что не оговорил ни круг моих предполагаемых обязанностей, ни размер жалованья, — пожала я плечами. — Зато недвусмысленно сообщил, что желает держать меня поблизости к своей особе.
— И впрямь, можно задуматься и усомниться, — усмехнулась дама. — А с заводом что не так?
— Там ещё проще. Я не владею никакой рабочей специальностью, и квалификации инженера у меня тоже нет. Для чего я там нужна?
— Как же, а вдруг — удачное замужество?
— Я в настоящий момент бесприданница, — пожимаю плечами. — Кто возьмёт меня в жёны? Такой же, как я? И будем мы… — я уже было сказала «сопли на кулак мотать», но подумала и сказала иначе. — И будем мы одинаково нищие. Нет уж, я предпочитаю сначала что-то заработать, а потом уже думать о браке.
— Вот видите, Василий Васильевич, какие они, современные девицы — заработаю, а потом уже и брак, — усмехнулась дама. — Совершенно не надеются на мужчин.
— Ольга Дмитриевна попала в сложную ситуацию, у неё здесь нет родных, — сказал Зимин. — Мы с Соколовским подозреваем, что её могли выбросить к нам порталом или тенями, а после травмы у неё частичная амнезия, она помнит далеко не всё из своего прошлого.
— Даже так, — дама ещё раз внимательно оглядела меня. — И что же вы умеете делать, милочка?
Я, недолго думая, выложила ей то самое, что перед тем говорила Соколовскому. И добавила историю о неудачной попытке начать швейное производство.
— Ещё и машинкой владеете, значит, — я уже прямо неудобно себя чувствовала под её изучающим взглядом.
— Да, — отвечаю просто, не задумываясь. — Кроить умею не то, чтобы очень хорошо, но с простыми предметами одежды справлюсь. С постельным и столовым бельём — тем более.
— Отлично, — кивнула она. — Просто отлично. И нет родственников, говорите?
— Здесь — нет. Я… не смогла понять, где они остались. Впрочем, осталась только тётя, мамина сестра, и её дочь.
— Тётя, значит, и её дочь, — дама говорила раздумчиво. — Сколько вам лет, милочка?
Меня немного коробило это «милочка», но я понимала — она тут сейчас главная, пусть спрашивает. Вдруг будет мне от того какая-то польза?
— Двадцать пять.
— Надо же, как много. И вы не бывали замужем? Чем же вы занимались?
— Училась, а потом работала, — это же естественно, да?
— Женские курсы?
— Ну… да.
— Понятно. Что ж вас, милочка, ваша родня замуж-то не пристроила?
— Наверное, потому, что достойный жених не сыскался? — позволила я усмешку.
На самом деле всё было сложнее… но это сейчас никого не касается. Совсем никого.
— Что ж, и так бывает, — кивнула дама. — Понимаете, я ищу компаньонку, моя прежняя вышла замуж и уехала из Сибирска вслед за супругом. Говорю о том всем, с кем вижусь, вот, и с Василием Васильевичем тоже этой бедой поделилась, хоть и совсем по другому делу к нему приехала. И если вы готовы занять это место — милости прошу. Живу я одна, но дом у меня открытый, принимаю ежедневно, там глядишь — и какой приличный человек решит, что вы сможете составить счастие его жизни.
Я не была готова составлять счастие чьей-либо жизни, но — кивнула. Судорожно, со вздохом.