Варвара Андреевна прежде всего воспитывала в учениках дисциплину — ведь именно дисциплина была, по ее мнению, важнейшей основой твердых математических знаний. И, воспитывая дисциплину в других, она то же самое требовала и от себя самой. Порядок и размеренность — это было по ее понятием залогом успеха. И, в соответствии с раз и навсегда установленным порядком, Варвара Андреевна писала ежемесячное письмо сыну.

В письме, как и всегда, она подробно перечисляла большие и малые события, произошедшие как дома, в семье, так и случившееся с близкими и просто знакомыми — если дома особых событий не происходило. Письмо сыну всегда писалось на шести листах — потому что именно столько помещалось в конверт без доплаты, а облегчать жизнь почтальонам за свой счет Варвара Андреевна считала несправедливым.

Письмо было уже почти закончено, оставался последний лист. Но прошедший месяц оказался скуп на события… Варвара Андреевна подумала, окинула мысленным взором всех друзей и знакомых — и, хотя некоторые возможно даже почувствовали некоторое неудобство, никаких иных событий, достойных упоминания, с ними не произошло. Однако si vis pacem, para bellum… в смысле praemonitus praemunitus — в латыни все же Варвара Андреевна была не сильна, гораздо меньше, чем в дисциплине и планировании. Поэтому у нее в запасе была и новость для еще одной страницы, не самая, конечно, свежая, но все еще актуальная. Других-то Бог не послал, а страница все еще пуста…

Учительница арифметики обмакнула перо в чернильницу и принялась заполнять чистую бумагу ровным учительским почерком:

"Доктор Варшавин, что получил в прошлом месяце наследство, нынче намерен обратить его в деньги, кои потратить собирается на деяния весьма достойные…"

Закончив писать, Варвара Андреевна дождалась пока чернила высохнут, сложила шесть листов бумаги пополам, загнула краешек, чтобы бумага вошла в конверт, а затем, положив письмо внутрь и наклеив марку, тем же ровным почерком написала адрес:

"Г-ну инженеру В. Чугунову, Царицын, имение Волкова"

Воздушный фильтр из стекловаты трактора получили лишь восьмого января. Оказалось, что на самом деле для получения именно годного фильтра было нужно сделать чуть больше чем дофига.

Чтобы вата была именно ватой, волокна стали потоньше и не трескались при сжатии, в стекломассу потребовалось добавить буры, слава богу что Машка об этом способе "умягчения" стекла знала. Ну а потом, чтобы вата не разлеталась, пришлось готовый продукт еще пропитывать эмульсией, получаемой в качестве отхода при производстве формальдегидной смолы и после чего тщательно высушивать при высокой температуре чтобы остатки смолы полимеризовались и вата не разлеталась от ветра — для чего пришлось и специальную сушилку делать. Ну и наконец с бумажным фильтром тонкой очистки пришлось повозиться. Сделать-то его было несложно, но вот для масляных фильтров покупалась бумага аж в Италии, запас ее оказался маловат.

Но все когда-нибудь заканчивается, закончилась и эпопея с фильтрами. И результат порадовал почти сразу. Нет, сразу увидеть повышение долговечности цилиндров не удалось, но вот масло получилось менять втрое реже: если раньше процедура выполнялась еженедельно, то с новыми фильтрами масло становилось заметно грязным недели через три.

Что же до "еретической" идеи Водянинова, то ока как-то в жизнь и не воплотилась. До Нового года просто некогда было, а после…

Второго января в рейс вышла первая "маршрутка" — что-то вроде микроавтобуса для доставки людей их моего городка в Царицын. Все же в уездной "столице" у меня было целых два завода, а жилой дом был выстроен только для рабочих, так что инженеры и техники большей частью ежедневно катались в город. Раньше катались в специально закупленных экипажах с лошадьми, но на дорогу тратилось слишком много времени.

Маршрутка внешне напоминала… ничего она мне не напоминала. Разве что размером была с УАЗовскую "буханку", а так — прямоугольный железный "сарай" с большими окнами, с прямоугольным же капотом и на колесах. Но народ проникся: как же, теперь на работу их авто доставляет!

Водителем на пепелаце был посажен мой "денщик" Гаврила — сын все еще пребывающего на чужбине есаула из Пичуги. Нос мальчишка задрал выше некуда: он же теперь "водитель транспортнаго средства повышенной опасности", как я написал в инструкции по вождению. Однако это были проблемы его личного носа, а репутация моя именно у казаков выросла изрядно.

Маршрутка ходила по тракту — снега все еще не было, а обозы все же переместились на более ровную реку, так что, засыпав с десяток ям на дороге, я предпочитал передвижение дорогих механизмов по суше. Да и пассажиры — тоже: один из тракторов, занятых в "зимней навигации", все-таки провалился под лед. К счастью, проваливался он довольно долго — незамеченная трактористами прорубь была не очень большой, и люди выскочить успели. Но машину потеряли, да и за груз пришлось расплачиваться.

Третьего января в Царицын вернулся Березин. Он провел на "Лю Гёлль" второй рейс, тщательно изображая, как и в первом рейсе, ученика старшего механика, и после прибытия судна в Одессу закончил свое "обучение". По дороге в Царицын он заехал "на минуточку" в Николаев и дальнейший путь проделал в сопровождении двух десятков мастеровых.

Верфи там переживали далеко не лучшие времена, зарплаты у народа упали, а про мои заводы, как оказалось, среди рабочих уже легенды складывались. Особенно в низах отмечалось "царское" жилье для работающих, школа для детей и бесплатное трехразовое питание в цехах.

Правда насчет жилья вновьприбывшие слегка "обломались" — свободных квартир у меня не было и рабочих расселили временно по "общежитиям": небольшим каморкам, устроенным на чердаках каждого из рабочих домов. Но народ был доволен: во-первых, их Березин предупредил, что "царское жилье" будет не сразу, а во-вторых и в общагах моих был теплый сортир и душ с горячей водой, хотя и общие.

Рабочих Сергей Сергеевич привез под свою, оговоренную еще до путешествия за океан, программу — но пока всех рабочих передали Чаеву и хоть частично, но проблему изготовления новых станков закрыли.

А учитывая, что по весне из Николаева ожидался еще один "десант", уже человек на пятьдесят, то я решил не дергаться.

Тем более, что кроме рабочих из Николаева приехал еще один человек, Север Капитонович Дементьев. Инженером Капитоныч, как его сразу стали все именовать, не был — но он стал "приобретением" покруче любого инженера. В Николаеве он работал сменным мастером кузнечного цеха и занимался главным образом закалкой различных корабельных деталей — включая поворотные механизмы артиллерийских систем. И вот как раз Север Капитонович, с его огромным опытом, и поставил финальный крест на "еретической идее": осмотрев парочку лопнувших коленвалов старый (лет ему было уже сильно за пятьдесят) термист выдал свое заключение:

— Проковать забыли и калили неправильно. Но дело это поправимо…

Усилиями Чаева и Серова в цепном цехе штамповка звеньев была в значительной степени автоматизирована, и один пресс сейчас вырабатывал по сто пятьдесят пластин в минуту, так что второй пневмомолот высвободился. За неделю Дементьев его перетащил на завод и перед началом токарных работ заготовку начали тщательно проковывать — ну а готовое изделие закаливать стали совершенно иным, одному Капитонычу известным, способом. Испытания "методом кувалды" показали значительное улучшение, и было решено производство не прекращать.

Но Березин привез не только новых рабочих. Второй рейс был немного поближе, в американский порт Галвестон (откуда "Чайка" доставила еще пару тысяч тонн бобов), и в американском порту он "неожиданно вспомнил" об одном из наших с ним разговоров. Разговор был, собственно, ни о чем — просто болтали два изнемогающих от скуки пассажира посреди океана. Но болтали все же о смысле путешествия "за три моря" (Черное, Средиземное и Атлантику), то есть о сельском хозяйстве. И упомянул я про неких курочках, которые "хорошо бы завести побольше".