Вот только вода в Ерзовке (как, собственно, и во всем уезде) была довольно жесткая, поэтому машину запитывали дистиллированной — ну а пар конденсировался и вновь направлялся в машину. Для охлаждения конденсатора был вырыт небольшой — в четверть гектара — прудик глубиной метра в два, и вот в этом прудике вода даже зимой не замерзала. Я как раз про него вспомнил в далекой Аргентине. Точнее, в Уругвае — когда увидел в ручье тех самых болотных бобров. Потому что Леонтьев на следующий день — видимо, покопавшись уже в местной библиотеке — про зверей мне рассказал кое-что еще. Немного — но мне хватило: оказывается, по-английски звери эти назывались river rat (что понятно) или nutria — а про такого зверя я слышал еще в прошлой жизни. И даже видел — в магазине. Только не в зоомагазине, а в продуктовом, и, как бы помягче выразиться, без шкуры.

Поэтому местные пейзане были подряжены на ловлю дюжины молодых зверушек (неизвестно, сколько выживет после путешествия через океан), и за ними присматривать был приставлен единственный мальчишка-казак, взятый отцом в экспедицию. Мишка Головин (сын есаула) за зверями ухаживал хорошо и, назначенный моим денщиком, занимался зверями и на обратном пути: отец, после того, как Мухонин рассказал про постоянные гражданские войны и крестьянские бунты в Латинской Америке, решил что дома сыну будет поспокойнее.

Я же помнил, что морозы зверям нипочём — шкура теплая. Но вот подо льдом они гибнут — прорубь найти не могут. А если пруд не замерзает, то никаких проблем.

Так что я отправился в Ерзовку с подарками: выжившие десять зверят вполне в прудике поместятся. Пока побудут декоративными животными, а если размножатся — так в магазине мясо нутрий считалось (по цене судя) куда как деликатеснее мраморной говядины и кенгуриных хвостов.

По дороге зашел в подготовительных цех, где, среди всего прочего, делали и сетку-рабицу для штукатурных целей. Чернов считал это "излишеством", но мне идея штукатурить по дранке не нравилась изначально: это лишь на деревянных домах терпимо получается. Сетку, правда, плели практически вручную, очень медленно — но уж снег выпал и строительство приостановилось, так что пару сотен метров ее было готово.

В Ерзовке мужики бросились ставить вокруг прудика забор, а я пошел рассказывать Оленьке как правильно за зверями ухаживать: на обратном пути я испанский изучал по брошюрке с инструкцией по созданию койповой фермы (оказывается, в Аргентине нутрий уже начали разводить — янки проявили интерес к шкурам болотных бобров, и нужную мне брошюрку Леонтьеву удалось "выкупить" в библиотеке местного университета). Ну а чтобы Оленька ничего не перепутала по малолетству, Михаил Иванович Головин был оставлен в Ерзовке "передавать передовой опыт" — тем более дома мне денщик точно был не нужен.

Девочка зверюшкам очень обрадовалась, в особенности когда на вопрос "а они вкусные?" я честно ответил, что "очень вкусные". Да, крестьянские дети — большие прагматики, и это радует. Потому что "накормить голодающую Россию" без этих самых крестьян и их детей у меня не получится.

Поговорил насчет еды и с Дуней — она тоже в этом отношении была прагматиком. Сейчас Евдокия отвечала за все производство гамбургеров, и "отвечала" неплохо: именно она реализовала идею торговли вразнос, и теперь "царицынский бутерброд" можно было купить не только в полутора дюжинах (уже!) "пончиковых", но и на любой железнодорожной станции в пределах Саратовской губернии, а так же в Ростове и даже Тамбове. Я-то думал, что вразнос торговать ими невыгодно — ну сколько их человек донести сможет! Но если не носить, а возить в будке, установленной на трехколесный мотоцикл — то можно и до следующей станции доехать, и довезти достаточно для прибыли. Причем — без особых рисков: Дуня с "непокобелимой уверенностью" доказывала всем местным полицейским, что любой городовой имеет неотъемлемое право на пару гамбургеров в день бесплатно — я ей когда-то рассказал нечто подобное про якобы "австралийских копов" (вспомнив американские детективы). И рядовой состав полиции данный факт очень одобрил.

Но на этот раз я с ней говорил не о гамбургерах, а о фасоли — и разговор мне не очень понравился.

— Горох — он бы пригодился, или чечевица. А на бобы эти уж больно много дров нужно. А не варить ежели, так боб этот наскрозь и пролетает, хоть мой его и по новой употребляй. Зря ты бобов этих купил, не годен он крестьянину. Он, слова не скажу, скусен — но уж больно варить его морока. Ну хоть бы белых купил, они все быстрее варятся…

Домой я вернулся к вечеру, и там снова Дарья уже напомнила мне о неудачной покупке:

— А Камилла-то на обед, как и обещалась, пришла. А бобы-то так и не готовы оказались! Я-то, грешным делом, конфорку-то завернула, да снова зажечь и забыла… Но сейчас-то уж сварились бобы, давай я тебе положу…

Впрочем, получилось все же вкусно, вкуснее чем они же, но в уругвайском исполнении: Дарья не поскупилась на всякие ароматные травки. Ну и ладно, в рабочей столовой готовить будем: там печи на угле работают, сварится как-нибудь.

Следующим утром мы с Камиллой все же пошли в лабораторию. Она была — в отличие от цехов завода — в сторону Царицына, и вчера я не обратил внимание на какой-то новое строительство. А сейчас пришлось идти вдоль какого-то здоровенного забора. Это что, Антоневич решил металлургический завод тут что ли строить?

Но обдумать эту мысль мне не удалось: Камилла уже по дороге начала меня грузить своими химическими проблемами:

— Комарову нужно строить отдельную лабораторию, прямо на заводе Барро…

— Кто такой Комаров и зачем ему лаборатория?

— Ну это… он же химик из Казанского университета! А лаборатория ему нужна на заводе для экспресс-анализа, а то он состав стали определяет через час после того, как ее уже разлили. Да и шуму от него много…

— А от тебя что, мало?

— От меня — мало — совершенно серьезно произнесла Камилла, — у меня только иногда насос форвакуумный стучит — а у него в ступках образцы стали толкут!

— Ладно, решим вопрос…

— Ну вот, смотри — продолжила Камилла, после того как мы вошли в ее комнату в этом довольно немаленьком двухэтажном здании — это то, что ты задавал сделать — она показала на этот раз не банку, а небольшую колбу с чем-то белым.

— Я наверное много чего просил сделать…

— Не много, а это — сульфаниламид. Наверное — по анализу совпадает с тем образцом, что ты мне дал, но я не уверена. Может ты знаешь как точно проверить — то это или не то?

— А не цианид ли это часом?

— Ты что! — возмутилась девушка — за кого ты меня принимаешь?

— Я просто так спросил… а какой чистоты?

— Четыре девятки — Камилла уже освоила предложенную мною шкалу чистоты веществ.

Ну и кто тут должен помнить качественные реакции на всю эту органическую химию? Хотя одну-то я точно знаю. Так что, вытащив из колбы пробку, я сыпанул порошок на ладонь и лизнул.

— Ты что? Это же реактив! — а я и не знал что Камилла так умеет визжать.

— Это — стрептоцид. Ты же не просто женщина-химик, а гигант химического синтеза. Я в переносном смысле про гиганта… — попытался поправиться я. — Ты не дуйся на меня как мышь на крупу, а иди выбирай самое красивое платье и бегом в парикмахерскую делать самую красивую прическу.

— Зачем? — все же через всю ее ученость частенько проглядывала любопытная девчонка.

— Будем с тебя статую лепить. За этот стрептоцид благодарное человечество в моем лице должно поставить тебе золотой памятник, а ты же не хочешь предстать перед потомками в этом халате и непричесанная?

— Да ну тебя… — но было видно, что девушка очень польщена — Если эта работа закончена, то что следующее делать?

— Ты не спеши. Тут сколько? — я показал на колбу — Грамм двадцать наберется? А мне нужны тонны. Так что сначала техпроцесс составить и производство наладить нужно.

— Это — потом. Чтобы все это сделать, мне сначала нужен газовый завод.