— Если топки мазутные — берем… хотя для Маньчжурии, пожалуй, угольные все же лучше. Еще что-то приятное сказать хочешь или на завтра гадости приберегаешь?

— Угольные, но Илья Архангельский берется для Венесуэлы быстро и недорого переделать часть под мазут. Так что берем… вот еще из американских газет есть интересная новость: некая Мэри Вольфенстейн избрана на пост президента "First Union Bank".

— И в чем интрига?

— First Union, образовавшийся от слияния First Industriаl и First Trading, стал самым большим банком США, а избрание на должность президента банка женщины — это вообще, по американским понятиям, за гранью добра и зла. Кстати, тебе письмо от этой славной женщины — Слава, протягивая мне конверт, откровенно хихикал.

И я понял, почему. Не из-за написанного — хотя там стояло лишь число "5000000000", а из-за "подписи" — он же знал, кто отправитель. А подпись оказалась замысловатой: вместо букв там была довольно неумело нарисована маленькая мышка…

— Мария Иннокентьевна заодно и у меня совета попросила, так что я, думаю, в курсе того, что она написала тебе. Все же распихать пять миллиардов по разным счетам хоть и сложно, но для управляющего вполне доступно. А вот как их с пользой потратить…

— И как?

— Я еще думать только начал.

— Ладно, думай еще месяц, но не больше. А я скатаюсь-ка снова в Россию… кое-что на месте уточнить нужно.

— Хочешь помахать кайлом на стройке дороги в пустыне?

— Не волнуйся, меня там не тронут. Я им пока ещё очень нужен…

Старый калмык сидел в юрте, молча рассматривая лежащего перед ним человека. Русского — и давно знакомого. Хотя наверное сам русский об этом и не знал — но это было совершенно неважно. Потому что русский — именно этот русский — давно, почти полторы дюжины лет назад, купил любимую внучку старика. А теперь он лежал на кошме и умирал. Или вcе же не умирал?

Лежащий дернулся и открыл глаза:

— Где это я?

— В моей юрте, кевун.

— А ты кто?

— Зови меня баан Байгал. Меня все так зовут.

— Ну, все сразу стало понятно… А что я здесь делаю?

— Лежишь. Я думал, ты помираешь, но боги решили, что тебе еще рано. Так что просто лежишь.

Русский попытался подняться, но застонал и откинулся на кошму:

— А как я вообще здесь оказался?

— Тебя мой внук нашел в степи и привез. Он узнал тебя, урус, и решил что ты должен умереть в юрте. Хорошо, что тебя нашел именно мой внук…

— Ты тоже считаешь, что я должен умереть в твоей юрте?

— Это решать богам…

— А почему твой внук меня узнал? Вроде у меня среди калмыков знакомых не было…

— Ты, урус Волков, много лет назад купил мою любимую внучку. И дал денег достаточно, чтобы внук не умер от голода…

— Понятно, а теперь самое время со мной рассчитаться… и где теперь твой внук?

— Он поехал за сестрой. Ты ее купил, поселил в городе, учил многому. Она теперь большой человек, людей лечит — но тебя к ней отвезти нельзя, поэтому внук привезет сестру сюда. Если боги желают твоей смерти, то пусть она найдет тебя в юрте, как у людей, а не в степи, как у зверя. Если же боги не хотят, чтобы ты умер, мы должны помочь исполнить их желание. Поэтому ты лежишь в моей юрте и ждешь мою любимую внучку. Тебе предстоит еще долго лежать: до города три дня пути, обратно… да, осталось ждать четыре дня. И потом тоже будешь долго лежать…

— Лучше бы ты послал внука в Сталинград, мои люди меня бы забрали. И внучку твою не надо было бы сюда тащить… и помоги встать — мне нужно пописать.

Старик поднялся, вытащил откуда-то глиняный горшок:

— Тебе не стоит выходить из юрты, кто-то может тебя увидеть. В Сталинграде нет твоих людей, а большевики за тебя обещают целую тысячу золотых червонцев. Даже за мертвого, а за живого вдвое больше. Ты спас не одну тысячу наших детей, но тысяча червонцев многих может сделать неблагодарными, так что писай здесь. А потом ложись: тебе нужно дождаться моей внучки.

— Я дам ей тысячу червонцев, и две тысячи дам…

— Ты уже дал нам больше, чем все червонцы мира, и мы постараемся вернуть лишь малую часть долга, который червонцами не измерить. Это будет правильно, и боги помогут нам. А если я могу тебе чем-то еще помочь, мне будет приятно вернуть еще что-то. Вот только не знаю, что тебе сможет дать слабый старик.

— Мудрость?

Оказалось, что да, я большевикам еще нужен. Настолько нужен, что даже мой "лимузин" никто не национализировал: он просто ждал меня в гараже Новороссийского ЧК, причем даже рассыпанную впопыхах по полу машины мелочь никто не тронул. И настолько нужен, что в том же ЧК меня никто даже спрашивать не стал, зачем я приехал, надолго ли… просто выдали "ордера" на авиационный бензин в количестве, достаточном для поездки во Владивосток, кучу "талонов на усиленное питание", поинтересовались, могут ли чем-то помочь — и всё.

Не совсем всё: пришлось подписать обязательство по окончании поездки оплатить стоимость истраченного бензина, расходы на переезды по железной дороге ("мой" поезд после Троцкого себе забрал Дзержинский) — зато на любой станции в мое распоряжение можно было получить вагон-салон, вагон для перевозки "лимузина", а при желании — и вагон-ресторан. Правда, по довольно неприличным расценкам, причем в твердой валюте (почему-то в британских фунтах). Впрочем, это были копейки и настроения они не портили. Портило другое…

Оказалось, что при острейшей нехватке угля мало того что была разобрана железная дорога на Экибастуз, но и имевшиеся там шахты были взорваны. Не брошены, а именно взорваны! А для отопления Москвы и Петербурга уголь теперь закупался в Англии, причем по цене в два фунта за тонну — что было минимум вдвое выше обычной цены на европейских рынках. Ленин отказался взять у американцев пятьсот "бесплатных" паровозов — и тут же заказал паровозы в Германии, причем ценой по четверти миллиона рублей. Может, зря я ему столько денег дал? ведь в Европе средняя цена паровоза все еще была в районе сорока пяти тысяч "прежних" рублей. Понятно, что рабочих нет, заводы стоят, дома паровозы ни делать, ни даже чинить некому — но зачем же деньгами-то так швыряться? Или они всерьез думают, что при таком мотовстве я им еще денег подкину?

Кстати, а почему заводы-то все еще стоят? Если я верно помню, то для перезапуска того же Путиловского завода и денег нужно меньше десяти миллионов, и времени месяц-полтора всего… Так и не разобравшись в том, что тут происходит, я снова направился в Москву, но до "главного по восстановлению промышленности" добраться не успел. Потомку что еще на товарной станции, где мы мучительно снимали машину с платформы, меня перехватил Сергеев:

— Александр Владимирович, вы ли это?

Я тут с ужасом понял, что напрочь забыл как зовут Сергеева… но выход есть всегда:

— Товарищ Артем, если вы будете утверждать, что на станцию случайно зашли, чтобы пописать под тут в тишине кустиком, я не поверю…

— И правильно сделаете — с притворно-грустной миной ответил Сергеев — Нам же сообщают о ваших поездках, вот я и поспешил первым вас перехватить. Давайте сразу ко мне и поедем!

— Куда "ко мне"? — с демонстрируемым подозрением в голосе поинтересовался я.

— В Харьков конечно!

— Знаете, Федор Андреевич (вспомнил все-таки!), мне до чертиков надоел уже ваш большевистский железнодорожный комфорт, так что я…

— Так это вообще не вопрос. Ваш поезд сейчас в Каланчевском депо стоит, в полной готовности… поедем, а? Мне без вас просто зарез, а поезд и обратно вас доставит, он по ведомству МПС проходит, я на неделю его для своих нужд заказал. Опять же бригада поездная на нем ваша еще сегодня. День всего потратите, а мне уж и не знаю сколько месяцев сбережете — вопрос-то без вас точно не решится!

— У вас что, больше некому вопросы задавать? Почему всем нужен именно мой совет? Я что, умнее всех в стране?